Евгений Крылатов: Отсутствие средств ломает мечты и надежды людей

В мае этого года ушел от нас популярнейший композитор Евгений Крылатов.

Мы все росли на его песнях, помните ведь: «Вжик, вжик, вжик – уноси готовенького...» в исполнении Андрея Миронова. А «Лесной олень» из картины «Ох уж эта Настя!» или «Крылатые качели» из «Приключений Электроника»?!

В память о маэстро – одно из последних его интервью.

– Евгений Павлович, вас очень сложно застать дома…

– Я весь в работе. Являясь членом трех союзов – композиторов, кинематографистов и театральных деятелей, – участвую в их деятельности. Выступаю с концертами. Иногда удивляюсь: разве я мог об этом мечтать десятки лет назад? Когда не было работы, денег, а жил, что хуже, в ощущении ненужности и никчемности. Многие мои друзья уехали за рубеж. А я не смог. Что бы я там делал? Для кого и каких фильмов писал бы свои песни? Сегодня я востребован как никогда. И главное, здесь, дома. Так вышло, что моя музыка стала популярнее меня. Я очень рад, когда слышу свои песни пускай в новом, непривычном исполнении. Пусть они звучат в совершенно незнакомых мне кавер- или симпл-версиях. Важнее то, что дети, воспитанные в большинстве своем на «компьютерной» попсе, знают и исполняют их.

– Россия сегодня – какая она, на ваш взгляд?

– Я не очень большой мыслитель, но в той стране, в которой мы жили раньше, были определенные постулаты, которых сегодня нет. По мне, проблемы страны – в религиозной мотивации. Я как человек, воспитанный в многонациональном государстве, очень болезненно реагирую на всяческие национальные разборки. Когда ругают евреев, я чувствую себя евреем, ругают армян – армянином. Мы же все связаны одной судьбой. Вспомните Бородина – грузина, Жуковского – турка, Чайковского – француза и Рахманинова – молдаванина… Как всем объяснить, что отличие нашего государства – в национальном смешении... В этом наша сила и величие. Нам уже пора восстановить нравственность и терпимость друг к другу. И не забывать: Россия в Москве – одна, Россия на Урале и в Сибири – другая. Я как патриот верю, что она соберется и переживет все нынешние нелегкости.

– Война… Тогда вы были ребенком…

– И до сих пор помню то время и ощущение постоянной напряженности. А еще постоянно хотелось есть. Брат моего отца дядя Вася перед уходом на фронт получил паек, в котором был крохотный брикет сливочного масла. И это лакомство он отдал мне… Мама, чтобы спасти нас с братом от голода, устроилась на завод, на раздачу горячего. Помню, как мы с братишкой пробирались к ней на кухню и с жадностью ели гречневую кашу. Тогда она казалась нам самой сладкой на свете. С грустью вспоминаю эти счастливые мгновения, которые так редки были в голодные военные годы.

– Объясните, откуда у вас, воспитанного в семье людей с рабочей профессией, появилась потребность в музыкальном образовании?

– Несмотря на свое «рабочее сословие», именно родители преподали мне первые уроки музыкальной культуры. Мама пела народные песни, а папа был необычайно талантливым человеком. Он самостоятельно научился играть на фортепиано и скрипке. На последние деньги покупал пластинки. Я рос на произведениях Шопена, Бетховена. Нет ничего необычного в том, что я сам, без советов и наставлений родителей, захотел заниматься музыкой.

– Как вы относитесь к популярным сегодня музыкальным телепроектам?

– Я сужу о молодых композиторах по песням, которые слышу. Мне нравятся песни Игоря Николаева, с улыбкой слушаю «Муси-пуси», но к «Шоколадному зайцу» никак не привыкну. Это не мое. А музыка, которая звучит в сериалах, новых фильмах… Она зачастую напоминает мне музыку «типа дизайна». Согласитесь, есть глубокая музыка, а есть такая, написанная на компьютере. Это сегодня очень модно. Но эта музыка для развлечения, она живет как некий фон. Ее нельзя сравнивать с музыкой, написанной живым человеком, который каждую ноту пропускает через сердце, ощущения и эмоции.

– Евгений Павлович, это правда, что Москва не сразу покорилась композитору Крылатову?..

– Да, я очень поздно пробился. Много сил и времени ушло на выживание в Москве. Покорить центр музыкальной культуры человеку из пермской глубинки было необычайно трудно. Когда после окончания консерватории меня по распределению направили в совершенно неизвестный мне город Самарканд на должность аккомпаниатора в хореографическое училище, я совершил самый смелый для себя поступок – отказался от того распределения. Понимал, что могу потерять информационный поток, без которого не мог расти как музыкант. Но Москва слезам не верит. Без жилья, прописки, но уже с женой и дочерью я жил почти десять лет «на выживание». Сегодня с сочувствием понимаю страхи тех нелегалов, которые при каждом милиционере ищут, где спрятаться. Сам через это прошел. Чтобы прокормить семью, брался за любое предложение: писал музыку к спектаклю, документальному фильму, литературным вечерам. В те годы я и привык относиться к сочинительству музыки как к работе. Когда ко мне пришла известность, мне было 37 лет. «Умка», «Ох уж эта Настя!», «Достояние республики» – эти фильмы помогли мне попасть в обойму популярности. И сегодня, как человек совершенно нетщеславный, по-детски радуюсь, когда слышу, как люди поют мои песни.