Александр Шилов: Я простился с любимым делом
Одни считают Шилова живым классиком, другие называют придворным художником. А он, невзирая на колкости, идет вперед
Имя Александра Шилова известно даже тем, кто весьма далек от искусства. Одни считают портретиста живым классиком, другие, шипя, называют придворным художником. А он, невзирая на колкости, идет вперед – на своей волне.
От Кремля отказался
– На днях вы отметили 22-й день рождения своей галереи на Знаменке...
– Галерея не моя личная, а государственная.
– Ваше только имя?
– Имя и больше тысячи картин, которые я подарил России, моему народу. Я являюсь ее художественным руководителем.
Никогда не думал, что будет создана галерея моего имени. Она появилась вследствие большой личной трагедии (в январе 1996 года от онкологии умерла дочь художника Мария. – Авт.). Я тогда испытывал жуткие чувства. Пил, боялся, что кисть больше в руку не возьму, простился с любимым делом... И подумал: свои картины я в могилу не унесу, это и бессмысленно. И решил подарить их России.
– Легко сказать!
– Я пришел в Государственную думу. Ее председателем был тогда Селезнев. И сказал ему (считаю, что имел на это право): с учетом того, что после каждой моей выставки люди пишут в Госдуму, в министерство культуры просьбы сделать мою выставку постоянно действующей, прошу государство принять от меня в дар все мои работы. Геннадий Николаевич ответил, что не может решить этот вопрос в одиночку и должен поставить вопрос на пленарном заседании.
Спустя неделю позвонил и сообщил: учитывая, какую духовную и воспитательную миссию несет мое искусство (много комплиментов наговорил), фракции единогласно постановили принять картины и выделить под эти цели здание.
– Правда, что вы тогда отказались экспонироваться в Кремле?
– Да, первым предложением было открыть постоянную выставку в трех отреставрированных залах Кремля. Этот вариант исходил от Павла Бородина (тогда – управляющий делами президента. – Авт.). «С Ельциным все оговорено, Борис Николаевич одобрил», – сказал он. Я тогда подумал: Кремль – режимное предприятие, а я хочу отдать картины народу. Предположил проблемы с доступом, к тому же мнение президента, сам президент могли измениться… В общем, я отказался. И тогда мне предложили здание на Знаменке. Прекрасное, мы его потом увеличили. И тоже в самом центре столицы.
Зеленый Высоцкий
– Один очень известный артист признавался мне, что однажды вы предложили написать его портрет. Но он побоялся. Знаете, почему?
– Догадываюсь.
– Среди знаменитостей есть поверье, что, если вы кого-то нарисуете, тот вскоре умрет. Вот откуда это пошло?
– Понятия не имею, как возникло это суеверие. Не только ваш знакомый, есть и другие известные люди, фамилии которых мне неудобно называть. Они тоже ссылались на это поверье. Не знаю, откуда у них такие мысли (смеется).
– Всегда хотела спросить: почему Высоцкий у вас на портрете зеленого цвета?
– Я писал Владимира Семеновича по фотографии.
– По цветной? Можно ее увидеть?
– По черно-белой.
– Как же вы на ней разглядели зелень?
– Я ее почувствовал. Я вообще не пишу по фото. Но не смог отказать маме Высоцкого. Когда в 1980 году у меня в Москве была выставка, Нина Максимовна пришла ко мне с целым ворохом его фото. Плакала (Высоцкий тогда только умер), просила, чтобы я в память о сыне сделал портрет. А я его живьем даже никогда не видел! Не знал, какие у него волосы, какие глаза. Попросил ее найти цветные фото. Она снова пришла – и опять с черно-белыми. Видя, что я сомневаюсь, пригласила к нему домой на Грузинскую. Показала красную рубашку, в которой он часто выступал, приобретенную в Париже черную кожаную куртку и перламутровую гитару…
Но решающим толчком стало фото (тоже черно-белое), которое мне показал товарищ. Он увлекался фотографированием и жил в Лыткарино, где за 2 недели до смерти Высоцкий дал один из последних концертов. Мой друг его сфотографировал – я был ошарашен. Ясно почувствовал, увидел, что он там бледно-зеленый. И у меня мгновенно родилась та композиция, которую я сделал. Когда Нина Максимовна увидела портрет, разрыдалась. «Да, – говорит, – он был именно такой. Я хоть и мать, но не понимала, как он по земле ходит. Ведь видела, что он не жилец. Он был бледно-зеленый – такой, каким вы его изобразили».
«Путин минуты для себя не живет»
– Среди ваших героев – и артисты, и космонавты, и брошенные старухи. Но особую симпатию вы, кажется, испытываете к разведчикам, к сотрудникам госбезопасности вообще. Это так?
– Неправильно. Это не симпатия – это восхищение. Мы занимаемся одним делом.
– Как это?
– Я занимаюсь безопасностью страны через искусство, потому что задача искусства – спасать души людей красотой. А они защищают родину, находясь на переднем крае. Я написал целую серию портретов наших выдающихся разведчиков: Вартанян, Ботян, Блейк… Эти люди – просто святые, на них держатся страна и мир. На их примерах надо воспитывать подрастающее поколение. Поэтому те нападки, резкие вещи, которые я сегодня слышу в адрес ФСБ, разведки, я считаю антипатриотичным и подлым делом.
– А кем считаете нашего «главного кагэбэшника»? Я о Путине.
– Путин – великий правитель. России очень повезло, что на смену тем двум лидерам, которые уничтожили великую державу…
– Горбачев и Ельцин?
– Да. Им на смену пришел настоящий патриот Путин.
– Извините, это не подхалимство?
– Это моя личная точка зрения. Он минуты для себя не живет. Редко так бывает, чтобы человек, занимающий высшую должность в государстве, имел такое доброе, тонкое, ранимое сердце. Я знаю, о чем говорю.
– Так близко знакомы?
– Несколько раз беседовали с ним на разные темы.
– Этого оказалось достаточно, чтобы сделать выводы о его душе?
– Вы постоянно забываете, что говорите с художником. А художник должен быть обнаженным нервом, чувствовать то, что другие не чувствуют. Иначе садиться за холст бессмысленно. Я обязан заставить глаза говорить, а через глаза – увидеть душу. Положительную или отрицательную – неважно. Задача художника – не просто сделать так, чтобы было похоже, а передать внутренний мир человека. Ведь по портретам мы судим об эпохах, которые не застали. Это история в лицах.
Мне было 14 лет, когда мама впервые привела меня в Третьяковскую галерею. Я увидел картины Айвазовского, Брюллова, Репина, Иванова и просто обомлел. К счастью, я и сейчас испытываю те же ощущения. Когда подходишь к картине и забываешь, что она написана красками. Просто смотришь на жизнь, заключенную в раму. В этом и состоит искусство: чтобы из неодушевленных красок создать жизнь, заключенную в раму. Достучаться до сердца зрителя, быть людям нужным. Без чувства нужности любая работа – моя, ваша – просто бессмысленна.
Наталья Галкина
* * *
Материал вышел в издании «Собеседник+» №06-2019 под заголовком «Александр Шилов: Я простился с любимым делом».