Алексей Кортнев: Путин, как игрок в покер, сильно блефует

Поговорить с фронт-меном группы «Несчастный случай» Sobesednik.ru приехал в Школу трех искусств, которой он руководит

Поговорить с фронт-меном группы «Несчастный случай» Sobesednik.ru приехал в Школу трех искусств, которой он руководит.

Школа находится в деревне за Химками.

– «Несчастному случаю» в этом году 35 лет. Как будете отмечать юбилей?

– У нас готова программа «Что мы имели в виду», пригласили туда Валдиса Пельша, с которым и начинали 35 лет назад. У нас там много песен и вообще все театрализовано – там и конферансы, и интермедии, плюс еще кино – в общем, это мультимедийный проект. И собираемся мы это дело играть по стране вот прямо сейчас, и как раз сейчас мы новым мюзиклом занимаемся. Эта история называется «В городе Лжедмитрове», она о том, как музыкант, уехавший 25 лет назад в Москву, теперь попадает в свой родной город. Он такой весь из себя, и его приглашают выступить на Дне города. А городок этот, Лжедмитров, просто выпал у него из памяти. Оказывается, стоит отъехать от Лжедмитрова километров на пять, как забываешь о его существовании. И он так и существует на территории России, управляемый своим вечным мэром, но про него никто не помнит. Ну и дальше начинаются забавные и жутковатые приключения.

– Метафора, конечно, прозрачна. И тогда вопрос: а будут ли там приключения с кокаином, шпионами, рыбками и олигархами?

– Эти примеры из реальности – просто яркие медийные события. А мне кажется, гораздо значимее избрание Путина на очередной срок и то, что с нами будет дальше. Четыре центнера кокса – это просто пшик по сравнению с нашей ракетной программой и готовностью к войне. Послание Путина Федеральному собранию меня и разочаровало, и испугало, и возмутило – фактически оно было призывом к гонке вооружений. Хотя мы прекрасно помним, чем закончилась гонка вооружений для СССР. Больной скончался, развалившись на куски, это притом что экономика СССР хоть и проигрывала американской, но хоть с какой-то натяжкой была сравнима. А наша экономика отстает очень сильно. Мне не кажется разумным наращивать военную мощь, но кто же меня спросит!

С другой стороны, главнокомандующему виднее, и, быть может, Путин, как игрок в покер, сильно блефует. Вы заявляете о наличии у вас каре тузов – и примерно так веселитесь: «Хочешь проверить, да? Ну иди сюда. А если это правда, а?» Чистейший покер.

Ну а что касается новостей, то они, при их интенсивности и лихости, очень быстро прокисают. Про Рыбку с Дерипаской забыли через пару недель, а про письмо Алишера Усманова Навальному вообще никто не помнит уже. Было и прошло. Совсем скоро будет что-то еще – только карман подставляй. Так что сюжеты для мюзикла лучше придумывать свои.

– Но от главного героя наших жизней нам все равно не уйти. Недавно Борис Акунин писал у себя в блоге, что ему жалко Путина. А вы испытываете какие-то эмоции к президенту?

– Скорее изумление, а не жалость, конечно. Особенно после президентского послания. Но если говорить абсолютно искренне, я по-прежнему испытываю какую-то сравнимую с идиотизмом надежду. На то, что как-то это все образуется и обойдется. То есть разум-то мой говорит, что вряд ли обойдется, а душа в это верит. Поэтому Путина мне не жалко, нет. Я думаю, как мы вывернемся из этой ситуации. Искренне интересно.

– Рискованный такой интерес, ага.

– Да уж. Но, с другой стороны, Ким Чен Ын почти уже договорился с Трампом. И я думаю: раз Ким Чен Ын смог, то и Владимир Владимирович сможет в какой-то момент сказать: вот моя крылатая ракета облетает всю землю, а теперь давайте договариваться и дружить.

Полет шмеля

– Алексей, а как вообще формируются ваши взгляды? Они у вас, извините, как полет шмеля. Вы поддержали присоединение Крыма. Потом передумали и сказали, что это было плохо. Вы поддержали пакет Яровой, говоря, что демократия в мире сходит на нет, и приводя в пример Трампа. Когда-то вы ездили с концертами в поддержку Ельцина, хотя демократию еще он начал крушить. В последнее время вы поддерживали Навального.

– С концертами за Ельцина мы ездили, чтобы за него проголосовало больше людей, чем за Зюганова. Выбор был именно такой. Но в первую очередь мы хотели заработать, конечно, – политики в этом не было, но все равно голосовать за красных мы бы не поехали. Хотя, может, если бы нам предложили миллион долларов, тогда мы бы поехали агитировать и за красных. Нет возможности проверить, и я не могу сейчас ответить за себя 25-летнего – не очень хорошо помню, как это было. Что касается Крыма. Я никогда не поддерживал аннексию, это некий «передёрг». Говорил я, что рад тому, что обошлось без крови. Потому что сценарий Донбасса гораздо чудовищнее. Мне кажется, бессмысленно требовать от человека думающего, чтобы он всегда давал правильные ответы. Не ошибается тот, кто не рассуждает. Человек с одной извилиной в голове если уж решил однажды, что Путин «плохо», а Навальный «хорошо» или наоборот, то он непоколебим. Что бы ни происходило, у него один всегда прав, а другой всегда не прав. Я устроен совершенно по-другому. Я стараюсь анализировать, а когда ты анализируешь, временами ошибаешься.

– Ну а пакет Яровой?

– Все зависит от формулировок. Это сложно, но я могу себе представить модель общества, в котором подобный закон был бы принят для борьбы действительно с терроризмом – без побочных явлений, так сказать. Я исходил из этого, конечно. Другое дело, что в нашей стране службы, борясь с терроризмом, при этом еще и хотят проверять всех, кто высказывает хоть какое-то не то что оппозиционное, а просто параллельное мнение.

– Вы говорили, что концерты за Ельцина вам оплачивались. А если бы вам предложили 10 млн долларов, пошли бы к Путину в доверенные лица?

– Не знаю. Видите ли, предложение 10 миллионов долларов – это такая вещь, которую невозможно обсуждать, не испытав. Я не знаю, что я в тот момент почувствую.

– А за два? – продолжаю я торговаться.

– За два – нет. У меня больше денег, чем два миллиона долларов, поэтому – нет.

– А чем вы больше всего зарабатываете?

– Зарабатывал. На корпоративах, на рекламе. Сейчас и того, и другого стало меньше. Пять лет назад, когда нефть стоила дорого, мы играли по два-три концерта в неделю. Но тогда я не мог позволить себе сочинять мюзикл не на заказ, а так, для себя. Сейчас шея стала тоньше, но зато длиннее. Концертов меньше, денег меньше, зато вдохновения больше и свободного времени для реализации идей – тоже. Мудрецы утверждают, что нет людей, которые не продаются, просто не найдена цена. И громче всех о продажности своих оппонентов кричат те, кого ни разу не пытались купить. Поэтому не знаю я насчет миллионов – и более того, не хотел бы проверять. Точно так же я не хотел бы никогда – упаси бог! – быть проверенным на прочность, скажем, войной. Если бы меня поймали фашисты и стали забивать иголки под ногти, я не знаю, с какой скоростью я стану продавать свою родину и военную тайну. Может, нет, не стану. Может быть. Я знаю за собой ослиное упрямство, которое пробуждается в какие-то моменты. Но где грань прочности этого упрямства, я ни разу не испытывал и не хочу.

«Хочу быть здесь»

– Как-то на вопрос, не хотите ли вы увезти отсюда своих детей, вы ответили, что желаете им терпения и надеетесь, что ваши дети послужат народу. Что вы имели в виду?

– Что они будут как-то улучшать ситуацию, да и генофонд. Если я своих детей отсюда увезу, то тем самым признаю некое поражение – то, что у страны нет перспективы. А я не хочу этого делать. Если сейчас отсюда уедут вообще все люди совести, то тут же... это же... просто ну не знаю... Потом же сюда невозможно будет вернуться. Здесь, боюсь, будет выжженное поле. Я не буду клясться, что «ни за что и никогда», потому что если меня лишат всякой возможности работать здесь, то, конечно, мы подымем паруса и куда-нибудь двинемся. Ну а на какие шиши я буду растить их и воспитывать? Но это сценарий закрытого вентиля и перекрытого дыхания. Мне в такой сценарий не верится.

Давайте конкретно. Сын Арсений, 14-летний, профессионально занимается гольфом – он представляет юношескую сборную Российской Федерации. Тренируется он в Испании и в Америке в основном. Он, если иметь в виду пессимистический сценарий, достаточно хорошо адаптирован к западной спортивной культуре. С другой стороны, гольфистом-спортсменом или тренером гораздо лучше быть в России, чем в Америке, потому что в Америке тренеров 18 тысяч человек, а у нас всего 18 и спрос на них соответственно гораздо выше, чем где бы то ни было. Сын Афанасий, которому 11 лет, рисует картины, пишет стихи, снимает кино. На русском языке, естественно. Плюс у него не очень-то с восприимчивостью к языкам. Шестилетняя Аксинья тоже начала заниматься спортом. Поэтому, наверное, в какой-то печальной ситуации все, кроме меня и Афанасия, могут переместиться в любое англоязычное пространство. Вот. Но я бы этого не хотел. Я хочу быть здесь и смотреть вокруг.

**В телешоу «Один в один!» Кортнев изображал Кобзона**
*// Фото: Global Look Press*

– В свое время вы так и не окончили МГУ. Почему?

– Я учился на мехмате, и до третьего курса еще можно понимать за счет здравого смысла то, что там преподается. А когда начинаются дифференциальные уравнения высших порядков, то этому нужно посвящать гораздо больше времени и сил. И выбирая между театром и высшей математикой, я выбрал театр, только и всего. Плюс это было время, когда высшее образование, в том числе и университетское, не стоило ни копейки. Вообще. В конце 80-х моим товарищам, заканчивавшим философский и экономический факультеты, выдавали дипломы так: собирали весь курс, на сцену выходил декан и говорил: товарищи, все, чему мы вас учили пять лет, неправда, забудьте, вот Иван Исаакович и Иосиф Ираклиевич за оставшиеся 2 месяца прочтут вам курс мировой экономики, и мы вам выдадим дипломы. На фоне такой девальвации образования я со спокойной душой просто забросил это все.

– Если учесть, что ваш отец – профессор, ваша «бездипломность» вам не портила жизнь?

– Нет. Я, видите ли, образован в основном в области гуманитарных искусств. При этом я искренне полагаю, что гуманитарного образования не существует. Это скорее воспитание, нежели образование. Так мама и папа меня воспитали. А дальше я читал много книжек. И продолжаю это делать. Чтение вытекало из моей собственной потребности, из желания походить на своих родителей и их друзей. Из желания некоего превосходства над своими сверстниками, что естественно в юношеском возрасте. Ну и плюс университетская и академическая среда – я хоть и ушел с факультета, но все равно варился в Студенческом театре, а стало быть, и в самом университете лет двадцать, общаясь с очень хорошо образованными людьми. К тому же сильно усовершенствовал свой английский, свою музыкальную грамоту, когда стал заниматься переводами мюзиклов. Все это возможно. Если необходимо.

«Не играем для госчиновников»

– Вы насмешливо и резко говорили о нашей массовой российской гомофобии. А теперь у нас новая напасть – депутатский харассмент. При этом Дума искренне не понимает проблемы.

– Да, гендерная дикость обнаружилась на всех уровнях. Но это просто пережитки дремучести. Это все равно развеется как дым, только через некоторое время. Отучили же курить в общественных местах? Отучили. Нет, ну понятно, что на каком-нибудь затерянном полустанке как смолили, так и смолят, и девок хватают за сиськи, как и двести лет назад. Но в городах это исчезает. Пропускают пешеходов на «зебрах»? Пропускают. 10 лет назад автомобиль «Жигули», выезжая со двора, мог полчаса стоять, потому что его никто никогда не пропускал, да? Сейчас радикальные перемены в смысле дорожной вежливости. То же самое, я думаю, произойдет и с харассментом, и с гомофобией. Это, кстати, тоже одна из причин, по которой я не уезжаю и своим детям не советую.

Так или иначе, человечество все равно движется в сторону гуманизации. Мы, может, и туговато движемся, но все равно путинский режим ничто в сравнении со сталинским. Сталинский – ничто по сравнению с режимом Ивана Грозного. Нашим мачо во власти через некоторое время станет неинтересно бычиться, потому что это выйдет из моды. Сейчас маятник просто качнулся в сторону, которая мне очень не нравится, но он все равно уже никогда не отклонится до средневековья, скажем. Амплитуда все равно уменьшается. Поэтому тот, кто придет на место Слуцкого, уже не будет руки распускать. Это советское поколение начальников постепенно нас покинет.

– А вы сами следите, чтобы в вашем отношении к женщинам не сквозила свойственная российским мужчинам гендерная снисходительность и даже превосходство?

– Во-первых, я никогда в жизни не распускал руки. Во-вторых, назвать малознакомого человека «лапочкой» или «зайчуткой» мне в голову не придет никогда. Женщины, которых я любил и которые любили меня, они всегда были равноправными партнерами. Я много раз говорил о том, что не представляю себе жизни с домашней хозяйкой. Это исключено. Я только в кино однажды злодея играл, который бил жену. Первая моя любимая женщина, Ирина Богушевская, – выдающаяся певица и автор собственных песен, вторая – ведущая актриса Театра имени Вахтангова Юлия Рутберг, моя жена Амина – ведущий тренер по художественной гимнастике и человек, который после Олимпиады в Рио зарабатывает денег существенно больше, чем я. Тут вообще странно было бы говорить о мужском превосходстве, а в моем случае этого и вовсе никогда не было.

– К кому вы сегодня не пойдете на корпоратив ни за что?

– Мы не играем для госчиновников. Категорически. То есть если гулянку оплачивает Олег Дерипаска, то мы с чистой душой идем – чувак заколотил тысячу миллиардов рублей, ну и молодец. А вот если нас зовет какой-нибудь депутат Госдумы, то не идем абсолютно. Отказываемся, и всё. Мы не играем для табачников. Категорически. Просто вообще никогда. И для очень богатых частных лиц, которые при этом не имеют большого бизнеса. Проверить это легко. Если уж Фонд Навального проверяет это на раз, то и любой интересующийся человек может узнать, откуда деньги. Хотя бы в общих чертах. Но... Например, звонит мне знакомый, говорит: слушай, будет юбилей у чувака, просто его друзья скинулись и хотят заказать выступление нескольких групп – пойдете? В этой ситуации я говорю: «Да, наверное». Потому что это ну реально жизнь наша, источник дохода, никуда не денешься.