Антон Долин: Ни Мединский, ни Путин не приватизировали культуру

Sobesednik.ru поговорил с Антоном Долиным о журнале «Искусство кино», «Вечернем Урганте», Мединском и Михалкове

Фото: Антон Долин // Стоп-кадр YouTube

Sobesednik.ru поговорил с Антоном Долиным о журнале «Искусство кино», «Вечернем Урганте», Мединском и Михалкове.

Он уже не просто кинокритик, а один из самых влиятельных людей в российской киноиндустрии. Антон Долин работает кинообозревателем в «Вечернем Урганте», ведет программы на радио, читает лекции, заседает в жюри. А в июне стал еще и главным редактором журнала «Искусство кино», сменив ушедшего от нас Даниила Дондурея.

Бондарчука ждет критика

– Вы затеяли сбор денег для «Искусства кино», причем этот краудфандинг происходит какими-то скоростными темпами. Вам даже перечислил деньги Федор Бондарчук. Вы теперь не будете ему обязаны хвалебными статьями о его фильмах?

– Нет. Абсолютно нет. Он просто выступил с обращением в поддержку журнала. И кажется, любой кинематографист, в котором есть хоть немного совести, должен быть заинтересован, чтобы такой серьезный журнал, как «Искусство кино», продолжал выходить. Ну вот его поддерживают, в частности, Федор Бондарчук и Андрей Звягинцев, Кирилл Серебренников и Тимур Бекмамбетов – совершенно разные режиссеры, как видите.

– Думаете, можно дружить и брать деньги и при этом сохранять хотя бы нейтралитет, не говоря уже о независимости?

– Я могу только о своем опыте говорить. Я работаю в кинокритике вот уже 20 лет как. И у меня очень много приятелей – режиссеров, сценаристов и актеров, и всегда очень неприятно писать о своих приятелях что-то критическое, но я это делаю регулярно – и ничего, пока ни с кем отношения не порвал. Но наверняка многие из них обижаются. Ну обидел, но потом снова подружились. Или не подружились. Дело житейское.

А что до Бондарчука, то в ближайшем номере у нас будет большой критический разбор его фильма «Притяжение», и я бы не назвал его комплиментарным. А на фильм «Ученик» Серебренникова, театр которого я считаю лучшим из московских, у нас была написана крайне жесткая рецензия.

– В фейсбуке вы иногда пишете радикальные вещи о нашей политике, в том числе и в области культуры. Сейчас, когда вы возглавили авторитетный журнал, вы будете так же высказываться или все уже, финита контракта?

– На самом деле это сложный для меня вопрос. Я бы не хотел идти ни на какие уступки окружающему миру. С другой стороны, я многие годы веду программы на радио и телевидении. Вот уж где четкое представление о флажках, за которые нельзя заходить. А я захожу и захожу – по крайней мере в соцсетях. И пока мне это с рук сходило.

Но вы правы, журнал – конструкция хрупкая, она зависит и будет зависеть от тех, кто дает ему деньги. И я надеюсь, что нам удастся найти какое-то равновесие, оставаясь честными, и, не цензурируя себя, держаться на плаву. Может, и получится.

В «Урганте» работаю, но ТВ не смотрю

– С одной стороны, вы стали редактором очень независимого по духу журнала, с другой – уже пять лет кинообозреватель «Вечернего Урганта» на «Первом канале». Как это сочетается?

– Тут нет никакой проблемы. Начиналось это все в качестве некоторого эксперимента над собой, потому что телевидение я не люблю, «Первый канал» не смотрю и другие каналы тоже. И смысл своего существования на телевидении вижу в том, чтобы заниматься там каким-то просветительством, иметь возможность рассказать, какое кино хорошее, какое – плохое. Я знаю, что, если меня там не будет, никто другой не расскажет на «Первом» ни про новые фильмы Джармуша, Вуди Аллена и Ларса фон Триера, ни про то, что, выбирая между «Дюнкерком» и пятыми «Трансформерами», лучше выбрать «Дюнкерк».

По сути, я пользуюсь очень популярной площадкой для того, чтобы говорить людям то, что думаю. И если «Первый канал» показывает пропагандистское политическое шоу – мы можем быть этим возмущены, но если после этого он покажет фильм Тарковского, то мы не будем думать, что репутация Тарковского этим будет испорчена.

– А уравнение «государство – деньги – художник» имеет какое-то решение? Или все сводится к ущербной зависимости: берешь деньги у государства – делай то, что власти потребно, а нет – так и деньги ищите у спонсоров?

– Это всецело зависит от индивидуального взгляда каждого участника этого процесса. Одни считают, что, если ты критикуешь власть, тогда не бери у нее деньги. Другие считают, что деньги наши, а не ваши, поэтому хотим и берем. И тут нет правых и неправых. Это просто два возможных вектора.

Например, многие мои единомышленники в политическом смысле считают, что если ты критикуешь президента, Госдуму и «Единую Россию», то ты не можешь работать в государственном СМИ. А я работаю. И именно потому, что, пока есть возможность доказывать, что Россия все-таки свободная страна хотя бы в каких-то отношениях, надо продолжать это доказывать, а не сдавать все плацдармы тем, кто будет говорить то, что им предписывают. Во всех областях сегодня рулит концепция персональной ответственности. За слова, за дела, за всё.

[:image:]

– А как бы вы для себя решали этот вопрос?

– Я уважаю позицию, например, Сергея Лозницы, который не поддерживает политику российского правительства и давно снимает в других странах. Последний свой фильм «Кроткая» он снимал в Латвии, в Даугавпилсе, но при этом с российскими актерами, на русском языке и с участием русских продюсеров. Почему? Потому что фильм является частью русской культуры и ни Мединский, ни Путин не приватизировали русскую культуру.

Или, например, Андрей Звягинцев снимал на деньги, выделенные Минкультом, «Левиафана». А «Нелюбовь» – на деньги, не имеющие отношения к государству. Предприниматель Глеб Фетисов, несколько фондов и продюсер Александр Роднянский – вот они и собрали бюджет. Но при этом же Звягинцев честен и в «Левиафане», и в «Нелюбви» – мне это кажется важнее, чем то, откуда деньги. Если ты можешь быть честен, то неважно, где ты взял свои деньги, – вот что я пытаюсь сказать.

Главная опасность Мединского

– Спрошу о министре Мединском. Он не пользуется авторитетом в сообществе творческой интеллигенции, некоторые его не уважают и жестко критикуют. Но при этом никто не может ему всерьез возразить и тем более противостоять.

– Я честно скажу. Я совершенно не поддерживаю демонизацию Мединского. Не потому, что считаю его идеальным министром или выдающимся ученым – я даже и некомпетентен судить об этом. А потому, что я вижу, что, например, все ритуальные пляски вокруг «Матильды» и попытки ее запретить разворачиваются вообще вне его деятельности. Что его слова о том, что «Левиафан» ему не понравился, никак не помешали фильму выйти в прокат. Даже закон о запрете мата, который я считаю безусловно вредным, думаю, приняли бы и без участия Мединского.

Если ты хочешь заниматься искусством вне компетенции Минкульта, ты можешь это делать. Тут воспрепятствовать тебе могут скорее Госдума, гражданские активисты так называемые или Следственный комитет, а Мединский может просто не дать денег на какой-то проект.

Или, например, объявил Мединский «врагом народа» Манского, а фильм Манского про Северную Корею показывался, и даже очень успешно, во всех российских кинотеатрах, и возглавляемый им фестиваль «Артдокфест» с большим успехом прошел в самом центре Москвы, в кинотеатре «Октябрь».

Словом, если главная опасность Мединского в том, что он не дает деньги хорошему режиссеру, пусть хороший режиссер снимает фильмы без Мединского и без Минкульта. Это реально, как показывает сегодняшний опыт. Да, у нас такое государство – оно финансирует только тех, кого хочет. А других оно не хочет. И ничего с этим сделать сегодня невозможно – только поменять это государство.

С другой стороны, в мире существует огромное количество стран, где нет никакой цензуры – полная свобода, но не существует вообще никаких грантов от властей или фондов кино для кинематографистов. Хочешь снимать кино – снимаешь на свой страх и риск. Понравится зрителям – значит, окупится, нет – до свидания.

Последний хороший фильм Михалкова

– Вы общаетесь с большим количеством режиссеров, актеров, сценаристов. Какие сейчас настроения в киносообществе?

– Разные. Но в основном тревожные, потому что на носу президентские выборы и никто не понимает, чем это грозит, будут ли какие-то изменения в стране или нет. Но вместе с тем у нас снимается много отличного кино. Посмотрите – только за этот год есть Лозница, Звягинцев, Хлебников, Кантемир Балагов, Лёша Федорченко доделывает новый фильм, Лёша Герман доделывает или уже доделал «Довлатова». Резо Гигинеишвили сделал очень интересный фильм «Заложники». Полным-полно всего.

Параллельно с этим, конечно, снимается и конъюнктура, и коммерческое кино. А думаете, во Франции или в Америке не снимается конъюнктура? Как ей не быть-то, она везде есть. Да, тех, кто смотрит Андрея Звягинцева, не безумно много, но их и не должно быть много. Во Франции тоже не все смотрят Годара. Только прослойка интеллигенции – и это нормально.

– Я понимаю, что Звягинцев очень талантлив. Но в его «Нелюбви» то, что я и так хорошо знаю. То, о чем Макаревич пел уже много лет назад – что мы живем в эпоху большой нелюбви. Где же искусство вдохновляющее? Зачем снова напоминать о нашем общем уродстве?

– Этот вопрос можно было бы обратить, например, к Бальзаку, Теккерею, Достоевскому, Андрею Белому, Сологубу или Платонову. А также к Бергману и Федерико Феллини. Почему они снимают про то, что есть. И почему идеальные персонажи есть только в пропагандистских северокорейских мелодрамах. Потому что искусство ищет сложностей, а закрыть глаза на сложность нашей жизни, показывая некую позитивную линейность, – это умеет только Сарик Андреасян – талантливые так не умеют. Талантливые видят сложность и описывают ее.

– А может ли режиссер реально потерять талант? Многие говорят так о Михалкове – что он, сосредоточившись на идеологии и бизнесе, потерял талант.

– Честно говоря, я многажды наблюдал, как талант человека иссякает и исчезает. Это бывает. Не так часто, но случается. Например, человек меняет профиль и – вот это случай Михалкова – вместо камерных драм начинает снимать огромные эпические полотна. А это просто не его.

Последняя камерная драма, которую снял Михалков, – это первые «Утомленные солнцем». Это был последний его по-настоящему замечательный фильм. Даже в фильме «Двенадцать», где действие происходит в одном зале, ему удалось «выйти на просторы» и показать масштаб, на самом деле совершенно для этой истории лишний. У Сидни Люмета та же самая история получилась гораздо более впечатляющая.

Талант уходит, и к этому надо, мне кажется, относиться философски.

Вероника Долина: Кино? Я пожала плечами...

О том, как Антон стал кинокритиком, «Собеседнику» рассказала его мама – певица и поэтесса Вероника Долина.

[:image:]

– Будучи студентом (на филфаке МГУ. – Авт.), Антоша работал учителем в школе, после окончания университета – журналистом на «Эхе Москвы». Очень скоро он как-то задумчиво спросил: «Кино... Мам, а не самое ли это интересное?» Я, помню, пожала плечами. Кино тогда, 20 лет назад, еще не было тем мировым уравнителем, всеобщим другом и утешителем. Еще знаменитый «Форрест Гамп» (я сама считаю этот фильм ключевым на перекрестке эпох) не вышел на экраны. Но Антоша уже увлекся, отправил свои статьи и обзоры в оргкомитет Каннского фестиваля... И получил аккредитацию. Кстати, французский язык, который мы с ним учили, ему пригодился на славу. Моя роль во всем дальнейшем – нулевая, полное невмешательство.

Антон, несмотря на большую занятость, продолжает работать на радио. Думаю, это взаимное притяжение навсегда. Его одноклассница Наташа – знаю ее с 14 лет – стала ему женой и подругой. У них двое мальчиков, один близок уже к окончанию школы, другой еще в начале. Работают они с Наташей с перегрузками, крайне мало знают об отдыхе, классический Антошин отпуск семьей – перемена обстановки, и только. Очень сильно подумав, взяли собаку, для детей в основном. Человек, выросший с собакой, немало отличается от того, кто без собаки.

[:wsame:][:wsame:]

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика