Тимофей Баженов: Непатриотично возить из Италии колбасу

Тимофей Баженов рассказал Sobesednik.ru, почему увлекся наукой выживания и каким испытаниям подвергает себя за кадром.

Телеведущий, которого прекрасно знает аудитория как минимум двух отечественных телеканалов, много лет проверяет себя на прочность перед камерами.

«Не надо путать зоопарк и зверинец»

– Тимофей, на днях вы вернулись из Индии. Отпуск?

– В этот раз занимался отловом змей – собирал зоологическую коллекцию для одного уважаемого зоопарка и снимал про это кино.

– Вы ловите животных для зоопарков? Это новость.

– Сбор зоологических коллекций – во многом научная работа, которая позволяет мне заниматься документальным кино о животных. И в то же время это моя любимая работа. Происходит все так: зоопарк размещает заказ на отлов каких-либо экземпляров для своей коллекции и получает на это разрешение соответствующих органов, дальше работает натуралист. Он должен найти не просто нужное животное, а пригодное для зоопарка – не всякое для этого подходит, – отловить его и содержать до момента передачи заказчику.

– Уверена, защитники животных, читая это, испытывают сложные чувства.

– Это делается не для шоу. Тут надо понимать разницу: зверинец – учреждение развлекательное, а зоопарк – научное. Обычно зоопарки размещают заказы на представителей тех видов, которые находятся под угрозой вымирания, чтобы сохранить их в природе.

– Как получить такой заказ? Нужно работать в научных организациях? Иметь определенную репутацию, нужные знакомства?

– Ну нет, знакомствами такому делу не поможешь. В первую очередь нужно иметь определенные навыки, которые редко бывают даны людям, да и одному человеку отсыпаются не досыта. Я неплохо умею ловить животных. Кроме того, нужны специальные знания, репутация и опыт четкого выполнения подобных заказов.

– Вы сознательно не упоминаете названия зоопарков, для которых работаете. Это тайна?

– Скажем так: для московского и вообще российских зоопарков я не работаю, хотя у нас есть очень хорошие, – только для зарубежных. Для каких, не то чтобы тайна, но по некоторым причинам я бы не хотел конкретизировать.

«Думаю, мне правда надо в политику»

– Зачем вам нужно было самовыдвигаться на выборы в Госдуму от Челябинской области? Очередной эксперимент, который вы решили прервать?

– На выборы меня позвали друзья-экологи. Я знаю, что они нисколько не врут и положение жителей Коркинского района, от которого я выдвигался, и в частности поселка Роза, действительно катастрофическое (Роза – поселок в Челябинской области, примыкающий к Коркинскому угольному разрезу. Местные жители много лет добиваются закрытия разреза и отселения, опасаясь оползней и жалуясь на постоянный дым от горения угля. – Ред.). Сбором подписей в мою пользу занимались простые люди. И после того, как несколько добропорядочных пенсионерок были избиты, мы приняли решение прекратить это – людям там жить, у них семьи. Но я, как Владимир Ильич Ленин в свое время, сказал, что мы пойдем другим путем.

– В 2012 году в ситуацию с Розой вмешивался президент, но даже это не очень помогло. Судя по тому, что в начале нынешнего года местные жители устраивали голодовку с теми же требованиями – закрыть разрез и переселить их, воз и ныне там?

– Нет, воз тогда сдвинулся, людей переселяли. Но двигается он очень медленно. И вот как раз претворением в жизнь поручения Владимира Владимировича Путина я и буду заниматься, несмотря на то, что в Госдуме меня нет. Пока нет.

– Вам точно надо в политику?

– Я много думал об этом. Полагаю, что да – мне туда правда надо. И я там буду.

– А как дела с работой, которая появилась у вас год назад, – на должности пресс-секретаря мэра Магаса, столицы Ингушетии? Вы ее по-прежнему занимаете?

– Да, конечно.

– Тогда, похоже, вы единственный в мире пресс-секретарь, у которого есть свой пресс-секретарь. В чем заключаются ваши обязанности?

– В первую очередь я занимаюсь созданием положительного имиджа республики. Работа не публичная и не высокооплачиваемая, однако к ней надо относиться собранно, с пониманием, что слова пресс-секретаря мэра столицы имеют несколько другой вес, нежели слова шоумена и телеведущего. Там действительно нужно думать, о чем ты говоришь и с какой целью.

– Вы скорее всего ответите как пресс-секретарь, но все равно спрошу: для чего вам эта работа?

– С Ингушетией меня связывают давние тесные отношения. Я близко дружу с Юнус-Беком Евкуровым, главой республики, и с Бесланом Цечоевым, мэром Магаса. На должности пресс-секретаря я работаю по их просьбе и потому что бережно отношусь к нашей дружбе. И вроде неплохо справляюсь. Я давно езжу в те края, прекрасно помню трудные годы, когда там было не очень спокойно. Впервые попал туда в начале 90-х, будучи военнослужащим, потом как журналист в 1997 году – работал для новостей канала НТВ. Примерно в этот период мы все перезнакомились. У меня там много друзей – очень хороших людей, у которых есть чему по­учиться нам, жителям европейской части страны. Например, святому соблюдению дружеских обязанностей, любви к своей истории, сплоченности, патриотизму.

«Всплеск патриотизма – это прекрасно»

– О патриотизме сейчас много говорят, особенно на телевидении, и трактуется это понятие очень широко. Что вы в него вкладываете?

– Для меня патриотизм – любовь к Родине. Родина у всех народов, населяющих нашу страну, одна – Россия. И всплеск патриотизма, на мой взгляд, – это прекрасно. Людей, которые не любят свою Родину, нужно мягко перевоспитывать. Критерием любви к Родине считаю желание оставить потомство на этой земле и свой бренный прах.

– А что вам кажется непатриотичным?

– Непатриотично, например, возить колбасу из Италии.

– Проблема в колбасе или в Италии?

– Если патриотический настрой государства требует отказаться от нескольких сортов колбасы, было бы по крайней мере солидарно сделать это. К солидаризму я отношусь с большим уважением.

– Что еще? Выставка, спектакль или кино имеют отношение к патриотизму или к его отсутствию?

– Имеют прямое отношение. Я считаю непатриотичным использование английских слов – это засорение и порча русского языка. Порчей являются и матерная речь, и повальное неучение грамоте, и суржик, который используется в интернете. Что касается выставок и тому подобного, могу сказать, что я, пожалуй, полностью разделяю мнение Никиты Сергеевича Хрущева по поводу современного искусства и совершенно никак не буду ратовать за его развитие. Резать свиней на том месте, где будет построена церковь, – глупо, бессмысленно и оскорбительно. Акционизм я вообще не считаю искусством.

«Писать формулы за три копейки – не для меня»

– Что вы больше всего любите делать?

– Интересное кино. Околодокументальное кино, в котором меня особенно привлекает постановочная, реконструктивная часть.

– Кино о чем?

– О том, на что способен человек физически и психологически. И этим человеком не обязательно должен быть я. А если это сочетается с дикой природой, с животными – вообще замечательно.

[:image:]

– Почему вы, выпускник биологического факультета МГУ, не пошли в науку?

– Потому что меня не привлекает изучение высшего молекулярного строения биологической жизни. Мои интересы остались в той плоскости, которая казалась романтической и привлекательной, когда я пришел учиться, – это полевая работа, связанная с животными. Я в детстве читал Джеральда Даррелла и Джеймса Хэрриота и хотел заниматься тем же. А когда обнаружил, что должен сидеть и писать формулы и еще получать за это три копейки, решил, что, пожалуй, это не для меня.

– А телевидение – для вас?

– Раньше оно было лучше.

– Менее коммерческое?

– Нет, оно всегда было очень коммерческим. Лучше оно было потому, что его делали профессионалы. Идущие подряд кризисы заставили телевизионное руководство нанимать людей буквально с троллейбусной остановки. То телевидение, которое мы помним, развивалось по законам кино. Операторы, с которыми я работал, оканчивали ВГИК, а журналисты – журфак МГУ. Там тщательно выверялось каждое слово, и на летучках мы обсуждали, как надо говорить – «одновре€менно» или «одновреме€нно». И хотя оба варианта считаются правильными, мы выбирали «одновре€менно», чтобы зритель, прибавляя звук, вдруг не услышал «ременно» и не подумал о ременной передаче. А сейчас телевидение наполнено ахинеей, которую несут дорвавшиес­я до эфира непонятные люди, и снятыми на телефон картинками. Мне это не нравится. Это гибель профессии.

– У вас телевизор есть?

– Дома – нет. За трудовой день я его так насматриваюсь, что уже достаточно. Как зритель смотрю только работы людей, которые являются для меня авторитетами, – например Александра Зиненко, Саши Гурнова. Авторитет – это человек, который знает больше, чем я.

– Николай Николаевич Дроздов – авторитет?

– Конечно. Мы очень хорошо знакомы, мой отец с ним дружил. Я многому научился у Николая Николаевича.

– Чему, например?

– В первую очередь поучиться у него можно невозмутимой, спокойной манере говорить. Это большая редкость. Жаль, мы с ним не виделись уже полгода. Последний раз встречались весной на вручении экологической премии ERAECO. Нам тогда подарили по велосипеду, и могу сказать, Николай Николаевич прекрасно ехал на своем велосипеде рядом со мной и, может, даже делал это лучше меня. Не все знают, кстати, что он еще и прекрасно поет, и со временем делает это все лучше и чаще. И это прекрасно – добрые люди должны быть счастливыми.

– О чем еще, кроме гибели профессии, вы пожалели за два десятка лет работы на телевидении?

– О «Сказках Баженова». Прошло уже 6 лет, как их нет, но я все еще жалею. Во-первых, это была возможность работы для моей мамы. С тех пор как программы не стало, она перестала писать сказки, и это, к сожалению, ускорило ее старение. Во-вторых, сказки были добрым детским проектом. Других не знаю – знаю коммерческие детские проекты, но не добрые. Он существовал благодаря закорючке в законе, которая обязывала метровые телеканалы еженедельно предоставлять не менее 26 минут продукции собственного производства. Потом случился кризис, это правило отменили, и каналы, вдохнув свободно, стали покупать низкопробные мультфильмы. Кстати, некоторые сказки в эфир не попадали, о чем я тоже жалею.

– Почему?

– По цензурным соображениям. В одной из серий, например, в волшебном лесу звери выбирали предводителя и чуть было не выбрали Макакия Мартышкина. Точнее говоря, они его выбрали и получилось нехорошо – в лесу начался кризис, все страдали. В общем, эта сказка так и не увидела эфира. Думаю, тогдашние руководители канала теперь жалеют об этом.

– И что там с волшебным лесом дальше было?

– А дальше управление взяла в свои руки рыжая Лисичка. И быстро устроила в лесу антикризисный менеджмент.

– Лисичка? В народных сказках Лиса – не самый положительный персонаж.

– А я считаю, что рыжие лисички прекрасны. Она умная, красивая. Обманщица? Нет, просто не говорит всего, что знает, но это закон дипломатии.

«Иногда нужны четыре руки»

– Сейчас у вас, кроме «Рейтинга Баженова», еще и «Кастинг Баженова» на канале «Живая планета». Это уже чистой воды телешоу, и, простите, не знаю, кто поверит, что вы ищете таким образом жену. Это кастинг соведущей для будущего проекта?

– Этот продукт создан для того, чтобы максимально расширить мою аудиторию. Кроме того, многие аттракционы просто физически требуют четырех рук. Их очень сложно сделать в две руки, а то и в одну, как у меня было в цикле «Вой­на миров», где правая моя рука была занята камерой. Придумывая этот цикл, мы не обратили внимания, что модное в то время селфи вообще-то руку занимает. И когда уже было все решено, пилотные выпуски отсняты, выяснилось, что теперь надо 40 раз поймать зверей одной рукой. В теплых условиях это еще как-то воплотимо, а вот в пещерах и на скалах был сущий ад. Но мы вроде прорвались. Что касается «Кастинга», могу только порекомендовать смотреть дальше – там будет много неожиданного.

– У вас есть еще одна передача, о которой многие не знают, – «Тимофей Баженов отвечает на вопросы зрителей». Вы в ней отвечаете в том числе на неприятные комментарии – например про постановочность ваших передач, а порой и на откровенное хамство.

– На все вопросы нужно отвечать. Я в состоянии ответить на любой, включая глупый и хамский, и самонадеянно рассчитываю, что глупцов и хамов могу поставить в неудобное положение интеллигентным ответом.

– Вы принципиально не пользуетесь соцсетями. А зачем вам тогда знать, кто и что о вас думает и пишет, и тем более отвечать кому-то?

– Меня в соцсетях действительно нет, но у меня есть специальная служба, которая каждый вторник подает мне на бумаге все новости о моей персоне.

– Но зачем?

– Мое лицо – это товар, который я продаю, который продает организация, которую я возглавляю. Для нас важно даже не количество положительных или отрицательных откликов, а просто количество внимания. Это часть работы. Вообще за 22 года славы я не встречал ни одного человека, который бы открыто в лицо сказал мне какую-нибудь гадость. Обычно говорят приятное, улыбаются. Но я прекрасно понимаю, что многие из этих людей потом в интернете пишут всякие неприятные вещи. Кстати, именно поэтому меня и нет в соцсетях – предпочитаю живое общение. Но ничего страшного в подобных вещах нет. Это нормально, даже неплохо.

– Что вы называете славой?

– Славой я называю невозможность пройти по улице неузнанным, невозможность спокойно делать покупки на рынке, невозможность не поздороваться с человеком, который первым кивает и улыбается.

– Тяготит?

– Нет, совершенно. Не знаю, кого может тяготить хорошая слава.

[:wsame:][:wsame:]