Борис Клюев: Смерти не боюсь – может, там еще интереснее!

Звезда «Ворониных», актер Борис Клюев рассказал Sobesednik.ru о смерти сына Алексея и поведал, какие хотел бы похороны.

На СТС стартовал новый сезон комедийного сериала «Воронины». Sobesednik.ru встретился с исполнителем главной роли – сварливого простака Николая Петровича Воронина – народным артистом РФ Борисом Клюевым. Фильмография этого актера изобилует знаменитыми персонажами: граф Рошфор из «Трех мушкетеров», Майкрофт Холмс, старший брат сыщика в экранизации «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», сотрудник КГБ Дубов из «ТАСС уполномочен заявить...», генерал Мерзлякин из «Улиц разбитых фонарей». В откровенном интервью актер впервые рассказал обо всех душевных ранах: от чего умер его 24-летний сын, почему он до сих пор просит прощения, стоя у могилы матери, и как представляет собственные похороны...

– До «Ворониных» я все время играл аристократов, интеллигентов, поэтому роль Николая Петровича мне далась сложнее всех, – признается 71-летний актер. – Когда было утверждение, кто-то из теленачальников так и сказал: «Ну что вы, Клюев слишком серьезный для Воронина!» А вот американцам я сразу понравился, они захотели меня видеть в этой роли, им пришлась по душе моя склонность к импровизации. Дело в том, что «Воронины» – это аналог комедии, которая шла в США 10 лет с большим успехом. Вот одна из тамошних компаний решила адаптировать ее для российского зрителя.

[:wsame:]

Пробы шли целый год, в итоге окончательно приняли, но тут встала проблема с тем, во что меня одеть. Что ни натяни – во всем аристократ, роль простого человека никак не шла для меня. Потом нашли выход из положения, с тех пор в кадре я постоянно сижу в огромных спортивных штанах, майках, больших рубашках. После премьеры сериала ко мне стали очень часто подходить люди на улице и так изумленно говорят: «Вот вы вылитый мой папа», много подходят школьников, для меня до сих пор остается загадкой: почему их так интересует сериал о семейной жизни.

Роль Николая Петровича принесла мне «ТЭФИ», телевизионщики, скажу я вам, свои награды просто так никому не дают, поэтому мне очень приятно. Честно признаться: были за 5 лет работы в сериале мысли о том, что уже устал от Николая Петровича. Но, слава Богу, продюсеры понимают нас, актеров, и дают пару месяцев, чтобы перевести дух. С нынешними рейтингами ленты, думаю, СТС заинтересован в продолжении «Ворониных». С августа мы уже приступили к съемкам нового сезона.

– В сериале вы очень много кушаете в кадре, это отражается на вашей фигуре?

– Когда снимали первые сезоны, я почти сразу набрал четыре килограмма. Ну вот, к примеру, день у меня начинался с торта, потом борщ, колбаса, винегрет, и тут объявляют перерыв на обед. После этого дома я ничего не ел, даже в ресторанах на еду не смотрю, ну, за исключением любимых бефстроганов. Со временем я нашел выход – стал больше имитировать в кадре процесс поедания пищи, так постепенно вернул свой вес на прежний показатель.

[:image:]

– В одном из своих интервью вы сказали, что не хотите сниматься в криминальных сериалах-стрелялках. А сами играете генерала Мерзлякина в «Улицах разбитых фонарей»...

– Разные вещи: стрелялка с отсутствием нормального сюжета, сценария – и классический детектив. «Улицы разбитых фонарей» – калейдоскоп будничных полицейских событий, которые всегда интересны народу. Тем более роль генерала Мерзлякина Алексея Николаевича, начальника Главного управления МВД, была написана сценаристами именно под меня. В сериале я снимаюсь уже три сезона. Так как съемки проходят в Санкт-Петербурге, то часто там быть не могу. Поэтому в месяц приезжаю на два дня, за это время успеваю выполнить весь объем работы. Для меня это не составляет никакого труда, я уже давно снимаюсь с первого дубля при условии отсутствия технических помех. Тем более «генеральный» опыт имеется – играл начальника УВД Центрального округа Москвы Колесникова в фильме «На углу, у Патриарших».

[:wsame:]

– Борис Владимирович, не устаете от популярности?

– Люди очень легко могут превратиться из поклонников в тех, кто тебя терпеть не может. Это при условии нетерпеливости и зазнайства. Да, бывает, устаешь от повышенного внимания, порой попадаются поклонники не очень тактичные, мягко говоря, но тут надо не обрубать их намерения, а терпеть. Всем раздать автографы, со всеми сфотографироваться, никому нельзя отказывать – это часть актерской профессии. И я абсолютно не понимаю тех коллег, которые говорят: «Ой, как я уже устал от внимания!» Кокетничают! Они ведь к этому всю жизнь стремились, и им безумно нравится, что их узнают на улице.

[:image:]

– Как при таком градусе народной любви вам удается не страдать звездной болезнью?

– Еще в молодости видел множество примеров коллег, у которых крышу рвало от свалившейся славы. Признаюсь, после выхода на экраны в 1984 году многосерийного фильма «ТАСС уполномочен заявить...» женщины в прямом смысле бросались на меня. Вот тогда я немного пострадал звездной болезнью, но сейчас мне уже много лет, хватает самоиро-нии по отношению к себе, поэтому рецидивов удалось избежать. Антон Павлович Чехов сказал очень умную фразу: «Актеры – насквозь прожженные самолюбием люди».

– Жена уже привыкла к повышенному вниманию к вам со стороны слабого пола или есть место ревности?

– Виктория Васильевна – мудрая женщина, она уже ко всему привыкла. Несмотря на то, что не актриса (жена Бориса Владимировича – спортсменка, много лет занималась легкой атлетикой, затем была преподавателем кафедры физического воспитания. – Авт.), а относится к этому с пониманием.

[:image:]

– Вы ведь, когда с ней познакомились, были несвободны?

– Да, я был женат, и она тоже была не одна. Встретил ее на дне рождения друга, это было 30 лет назад. Я сразу понял, что это мой человек. Химия сработала. Стал добиваться ее, читал стихи Есенина, Блока, Лермонтова, бывало, целый час пел ей бардовские песни в телефонную трубку. Тогда, знаете ли, было такое время физиков и лириков, вот я отношусь к последним. С тех пор мы с Викторией Васильевной вместе.

[:wsame:]

– В программе «Наедине со всеми» вы назвали себя деспотом...

– Ну это преувеличение, конечно, но в семье я хозяин, могу и поорать иногда. Однажды ко мне домой приехали знакомые, они спросили, мол, кто в нашем доме главный. У меня в то время были три черных терьера, собаки были обученные. Я щелкнул пальцем, и они грозно гавкнули. «Вот вам и ответ», – сказал я гостям. Сейчас уже собак у меня нет, они умерли. Больше животных не завожу, всякое может случиться со мной, все-таки возраст уже приличный... А тем более собаке остаться без хозяина – это огромный стресс, она может просто не прижиться в другой семье, а мы все-таки сами должны отвечать за тех, кого приручили.

– Какие-то у вас пессимистичные мысли. И часто вы задумываетесь о смерти?

– Любой нормальный человек должен об этом задумываться. Тем более мне уже 71 год! Вопрос лишь в том, как к этому относиться, я предпочитаю – философски. Честно вам признаюсь: много сделал в этой жизни, и порой думаю, что пора бы уже перейти в другое состояние... Смерти совершенно не боюсь, может, там еще интереснее, чем здесь. Но это не значит, что я буду сдаваться болезням, нет – держаться надо до последнего. Иногда думаю, как и что будет происходить, когда меня не станет. Конечно, хочется, чтобы, как и у всех артистов, была церемония прощания в родном театре, чтобы на сцене Малого театра меня проводили в последний путь. Но изложить полный сценарий всего, что будет, не готов. Засыпая вечером, никто не знает, проснется он или нет.

[:image:]

Так было и с моим единственным сыном. Лёши не стало в 24 года, он заснул и не проснулся. Не было никаких проблем со здоровьем, не курил, не пил, вел здоровый образ жизни. Сердечная недостаточность – позже заключили врачи. Мне тогда было очень тяжело перенести его уход, но я понимал, что надо продолжать жить. После смерти сына не отменил ни одного спектакля, вышел на сцену. Там иллюзорный мир, в котором проживаешь жизни своих персонажей, – это помогает хоть на немного оторваться от реальности. Уйти в запой тоже не мог – опять-таки держала сцена, я уважаю своих зрителей и не могу к ним выйти в непотребном виде. Конечно, ничто не способно исцелить этот рубец в душе. Я часто думаю о сыне, в этом году Лёше исполнилось бы 46 лет. Но опускать руки, впадать в отчаяние нельзя, ведь все мы пришли на эту землю, чтобы выполнить свою функцию, миссию, если хотите, и надо это делать. Если у вас есть, как и у меня, любимая работа – это счастье.

[:wsame:]

– Не было мыслей после смерти сына взять ребенка из детского дома? Ведь вы так и не стали дедушкой...

– Тогда не возникло такой потребности, но если бы она появилась, то думаю, что решился бы на усыновление. О том, что не стал дедушкой, стараюсь не думать. Правильно я прожил жизнь или нет, Бог рассудит. Как и все, совершал много ошибок, не буду скрывать. До сих пор чувствую вину перед мамой.

[:image:]

Я родился во время Великой Отечественной войны, в 44-м. Отец мой был театральным актером, в детстве он перенес тяжелую простуду, которая дала сильные осложнения на сердце. Врачи поставили ему диагноз миокардит (поражение сердечной мышцы, миокарда. – Авт.). С таким заболеванием он мог не идти служить, но папа добровольно отправился в ополчение. Вернулся с войны тяжелобольным, два года практически не вставал с кровати. В 1948 году, в возрасте 36 лет, он умер. Мама в 29 лет стала вдовой. Пахала на трех работах, чтобы обеспечить меня (Борис Клюев – единственный ребенок в семье. – Авт.).

У нее были поклонники, но я каждого из них воспринимал в штыки, мне казалось, что таким образом защищаю светлую память об отце. Сейчас понимаю, что из-за этого детского эгоизма мама так и не вышла замуж. До сих пор чувствую вину за собой. Ее не стало 15 лет назад, она так мечтала увидеть меня народным артистом России, а я в то время был лишь заслуженным. Теперь прихожу на могилу родителей и рассказываю им о своих успехах. Папа мой как актер не реализовался, он просто не успел раскрыть весь свой потенциал, поэтому я как бы еще и за него... Я говорю отцу: «Ты мог бы мной гордиться!»

[:wsame:]