Константин Чечеров: Мы скрывали полученные нами дозы

2000 бэр (биологический эквивалент рентгена) считается запредельной дозой. Специалисты говорят: в диапазоне от 1000 до 5000 бэр развивается тяжелая острая лучевая болезнь. Это - смертельные дозы. Между тем чернобыльцы-ликвидаторы с такой степенью облучения прекрасно себя чувствуют и в поликлиники (не в пример "необлученным" гражданам) не обращаются годами. Они справедливо считают себя феноменом. Наука, очевидно, считает иначе. 

Человечество использует атом более полувека. Но до сих пор никто не может с точностью сказать, какую именно цену заплатили люди за первые атомные бомбу и реактор. Научные исследования ведутся спорадически. Как правило, они сводятся к разовым анализам и изучению статистических данных по раковым заболеваниям и смертности.

"Смертником я себя не чувствовал"

Константин Чечеров, начальник группы ядерно-физических исследований по проблемам послеаварийного 4-го блока ЧАЭС из Института имени Курчатова, приехал на реактор в июне 1986 года - практически сразу после аварии. В Зоне он провел около десяти лет. Причем не где-нибудь, а внутри самого реактора - под саркофагом. Сначала работа была "вахтовой", но с 1988 года они попросту жили в Зоне, лишь изредка - дней на 6 - наезжая в Москву.

Физики-ликвидаторы в принципе делали все, что традиционно считается запретным: собирали в Зоне грибы, ягоды, орехи, делали из местного винограда вино... Короче, вели полноценную жизнь. И тщательно скрывали от начальства полученные огромные дозы.

В СССР предельной дозой облучения для профессионалов считается 5 бэр в год. Аварийная профнорма - 25 бэр. Чечеров с друзьями получали свою "норму" за один заход внутрь реактора. Им было страшно интересно: что же произошло на самом деле? Азарт, переходящий в безрассудность, заставлял оставлять официальные "накопители" (дозиметры) в "спокойных" местах и позже предъявлять начальству почти "чистыми". С собой носили другие приборы, по которым все же считали реально полученные дозы. 2000 бэр у Чечерова набралось за 10 лет.

- Вы были в Питере, в Кунсткамере? - спрашивает Чечеров. - Видели уродцев в банках? Болезни и уродства присущи людям независимо от Чернобыля. Не надо все списывать на радиацию.

Хотя мы нигде не декларировали полученные дозы, нам было интересно понять: что с нами будет дальше? В 1991 году приезжали американцы, и мы сдали им кровь для цитогенетических исследований, которые проводились в отделении биомедицинских наук Ливерморской национальной лаборатории США. Мы поставили единственное условие: наши фамилии никогда и нигде не будут названы. Мы сдавали кровь не ради справки об инвалидности - ради науки. А вскоре Минсредмаш (работы по ликвидации последствий чернобыльской аварии до развала Союза были поручены ему) получил из Минздрава гневное письмо: есть данные, что у вас переоблучены люди. Минсредмаш, естественно, отвечает: ничего подобного. Вопрос завяз... Потом мы упрекали организаторов этого исследования: что же вы не держите обещаний? А они нам: мы считаем, вас надо спасать (среди нас, сдававших кровь, были облученные до 1000 бэр).

Все говорят - опасно, опасно. Но ведь и большие тяжести поднимать опасно. А выходит штангист и поднимает сотни килограммов. И мы признаем его право делать это. Так и с рентгенами. Для того чтобы понять, к каким изменениям в организме они приводят, надо регулярно делать очень сложные анализы, проводить комплексные исследования. Этого никто не делает: дорого.

Мы, семеро физиков "из реактора", предложили американцам: "Давайте будем регулярно сдавать вам кровь и вести журнал с полным ежедневным отчетом: что мы ели и пили. (Дело в том, что хромосомные аберрации у человека зависят и от того, что он ест.) Вам это интересно?" "Очень, - отвечают американцы. - Платим по 10 долларов за анализ". Мы отказались - у нас тогда зарплата была по 2000 долларов, это потом все инфляция сожрала... А тут за 10 долларов надо несколько раз в месяц ездить в Киев за 130 км, сдавать там кровь, да еще писать дневник!

Репетиция апокалипсиса

В 1954 году на полигоне Тоцких военных лагерей (Оренбургская область) прошли первые в истории СССР войсковые учения с применением ядерного оружия. Тогда всерьез готовились к третьей мировой войне, и не было ничего удивительного в том, что после проведенных в США испытаний СССР тоже решил опробовать свою атомную бомбу на открытой местности. Выбранной, между прочим, благодаря своему сходству с западноевропейским ландшафтом.

В Тоцком районе (да и в прилегающем Сорочинском) все знали - будут взрывать Бомбу. Меры предосторожности по тем временам были приняты основательные: ждали "погоду" (чтобы ветер отнес облако в безлюдную степь; но ветер подвел - радиоактивное облако пошло на Оренбург и дальше, в сторону Красноярска), жителей ближайших сел эвакуировали за 25-30 км (никто не предполагал, что для многих эвакуация окажется смертельной - людей возили в Сорочинск, куда, собственно, и пошло облако), был построен специальный поселок - для тех, кто жил в нескольких км от эпицентра (потом жители по бревнышку перетащили новые дома на старые - обжитые и уже зараженные - места).

Учения предполагали и исследования иного характера: на разных расстояниях от эпицентра привязывали животных (посмотреть, что с ними станет - тех, кто был обожжен, но не до смерти, потом забивали и мясо продавали местным жителям), под разными углами к предполагаемой ударной волне расставляли различные конструкции - щиты железобетонные, деревянные, побеленные известкой... Точно так же испытывали на прочность и военную технику - на полигоне в разных местах были оставлены танки, машины.

Руководил учениями маршал Жуков, а "от науки" - академик Курчатов. Гостями были военные представители всех стран соцлагеря. В учениях принимали участие 45 тысяч человек - Белорусский, Украинский, Приволжский, Южноуральский и Московский военные округа...

Говорят, по мощности Тоцкий атомный взрыв превосходил Хиросиму. Но это не так. Он был примерно таким же: 20 килотонн. Через час в эпицентре было 50 р/ч, а на расстоянии 850 м - 0,1 р/ч. По данным дозиметристов, уже через несколько часов уровень загрязнения местности в этом секторе не превышал допустимой нормы.

Тем не менее сегодня в Тоцком районе все заражены страхом. Люди говорят: на нас поставили эксперимент.

Когда взорвали бомбу, Клавдии Филатовой было 27 лет. Ее с ребенком эвакуировали в Сорочинск. Она помнит, как сразу после взрыва умерли пять человек - от лейкоза и рака. Она помнит странное свечение дров - местные жители позарились на полуобуглившиеся деревья в районе взрыва. Их пытались скорее сжечь: было не по себе от зеленоватых отблесков, которые вечерами отбрасывали поленницы. Она, как и все, покупала мясо тех обожженных, обезумевших животных - говорят, уже от одного страха, испытанного коровой, ее мясо может стать ядовитым. Те коровы пережили не страх - конец света. Впрочем, никто не отравился. Клавдия Федоровна считает, что "подарком" от взрыва ей стал зоб - заболевание щитовидной железы.

Дмитрий Ложков служил кладовщиком на военно-строительной площадке. Ему было 28 лет, и это он устанавливал макеты различных конструкций в эпицентре будущего взрыва. Его не эвакуировали, а по позывному "Лед идет" отправили в укрытие. Уже на следующий день кладовщика послали в район эпицентра - посмотреть, что стало с макетами, и забрать уцелевшее имущество обратно на склад. Через шесть лет он свалился с прободной язвой - считает ее результатом нервного потрясения от взрыва. Таких историй в Тоцком районе - сотни.

Спокойно вздохнем лишь через 245 веков

В 1991 году приезжала правительственная комиссия, провела замеры и вынесла вердикт: регион безопасен. Но в 1996-м в Оренбурге прошла конференция, где многие ученые подвергли сомнению столь оптимистичный вывод. Они не убедили признанного корифея в области радиологии академика Цыба, который счел взаимосвязь между выводами ученых и последствиями Тоцкого взрыва не доказанной. Рассказывают, академика поддержал военный отставник 70 лет, который заявил, что участвовал во всех проводившихся в СССР взрывах и чувствует себя прекрасно.

Разнобой мнений понятен. Никто у нас в стране никогда не проводил, например, таких исследований, как регулярное многолетнее наблюдение не только за подвергшимися облучению людьми, но и их детьми и даже внуками. Речь идет, конечно, не о поверхностных врачебных осмотрах. Скажем, цитогенетический анализ крови в России можно сделать всего в двух-трех местах - аппарат для такого анализа стоит около 1 млн. долларов и реактивы очень дорогие. Одно дело найти деньги на создание бомбы и совсем другое - на изучение ее последствий.

В 1996 году вышло постановление Виктора Черномырдина о выделении средств на комплексное научное исследование последствий тоцкого взрыва. Денег не дали и после постановления.

Впрочем, ученые работают. Практически без финансирования, вразнобой, делая достаточно сложные анализы "по знакомству"...

Рассказывает Михаил Скачков - профессор, доктор медицинских наук, заведующий кафедрой эпидемиологии и тропических болезней Оренбургской медицинской академии: - Мой сотрудник Анфиса Альмышева провела в Сорочинском загсе целый месяц и сделала выборку по диагнозам умерших за последние 50 лет. С 1952 года от онкологии умерли 3209 человек. Сразу после взрыва - всего два случая смерти. И потом два пика - один через 5-7 лет после взрыва, второй - с начала 90-х годов. Само по себе это ни о чем не говорит. Но если проводить комплексные исследования, это может послужить одной из отправных точек.

Делали мы еще одно очень интересное исследование: изучали иммунологию у детей. Брали по 10 детей 6-11 лет из Оренбурга, Новотроицка (промышленный город) и Сорочинска (там брали только внуков людей, переживших взрыв, но по экологии город считается чистым). Я договорился с Москвой - нам сделали этот анализ за 20 тысяч рублей - платили только за реактивы, а кровь я сам возил - очень переживал, что не успею за сутки, а иначе анализ не имеет смысла. Так вот, в иммунограммах сорочинских детей практически отсутствуют натуральные киллеры (они участвуют в противораковой защите) и фактически не работает система интерферон - еще одна защита организма от рака. Характерно это только для сорочинских детей. Получается, что третье поколение людей, переживших атомный взрыв, живет с предрасположенностью к раку.

И последнее. Наш биолог Алексей Корнилов изучал цитогенетические нарушения. Он выявил серьезные хромосомные аберрации у мышей-полевок. А они живут в норках на глубине 30-40 см от поверхности земли. Именно на этом уровне сегодня пролегает пласт, соответствующий по времени Тоцкому ядерному взрыву. Известно, что бомба была плутониевой. Период полураспада этого элемента - 24,4 тысячи лет.

Выводы ученых часто противоречат друг другу. Кандидат меднаук Виктор Дощенко, около 40 лет лечивший профессионалов-атомщиков, считает: радиофобия намного вреднее самой радиации. По его мнению, дозы до 100 бэр - вовсе не так опасны, как принято думать. Им же описаны случаи, когда после ампутации конечностей, облученных до 3000 бэр, человек выздоравливал. И все же дозу в 1000 бэр даже он считает смертельной.

Полувековая история приручения атома оставляет без ответа важнейшие вопросы о характере воздействия радиации на человеческий организм. Один из наиболее интересных - о влиянии малых доз. Казалось бы, чего проще: регулярно проводить цитогенетический анализ, например, у военнослужащих-ракетчиков. Но и этого не делается, а зря: существует точка зрения о том, что малые дозы полезны для человека.

Константин Чечеров рассказал, что бывший ликвидатор Владимир Шикалов сумел организовать ежегодную сдачу анализов крови у нескольких чернобыльцев, схвативших дозы, считающиеся запредельными.

  - Мы сдаем кровь, когда Шикалову удается найти деньги на реактивы. Материал у него накопился не просто интересный - сенсационный. Например, недавно он нас собрал и сообщил, что все в порядке. Изменения в организме происходят, но, судя по анализам, - в лучшую сторону...

Собеседник, №5 от 10 февраля 2001 г.