Глеб Павловский: Путин уже наигрался в единоличного преемника...

Политолог Глеб Павловский в интервью Дмитрию Быкову для Sobesednik.ru поделился своими соображениями о будущем России.

Ведущий российский политолог... впрочем, как должен называться политолог в отсутствие политики? Вероятно, сатирик – потому что комментарии Павловского становятся все язвительнее, а другой сатиры у нас почитай нет. Но он, говоря серьезно, – единственный человек, понимающий российскую реальность на иррациональном, интуитивном уровне. Многие его догадки, казавшиеся абсурдными, оказывались точнее фактологических выкладок. В этом он похож на своего учителя Михаила Гефтера: так же не укладывается ни в одну политическую схему, так же раздражает и так же всегда интересен.

«Государства нет, а сантехник есть»

– Ну что, Глеб Олегович, к вой­не готовимся?

– Войны хотите? Чтобы хоть что-нибудь произошло?

– Я-то не хочу, но внезапная проверка боеготовности на предсказуемом юго-западном направлении…

– Такой шанс сохраняется, потому что в мае–июне четырнадцатого мы действительно проскочили в шаге от войны, и не исключено, что кому-то хочется доиграть отложенную партию. Как проговорился Проханыч – у него бывают такие инсайды из собственного пылкого воображения, – если случится еще одна перестройка, мы страну точно потеряем, а если мировая война, то еще неизвестно – можем проиграть, можем выиграть... Но я не думаю, что Путин действительно ищет войны; иной вопрос, что, если палец все время на спусковом крючке, он может и дрогнуть.

Украина остается инструментом давления на Запад – именно давления, потому что формула Стаса Белковского насчет принуждения к любви представляется мне не совсем точной. Любви Путин не хочет. Он хочет повести разговор о своих интересах – сперва о своих! – и уже в процессе этого разговора сделать интересное предложение. Выгодное для Запада. Но делать его он будет только тогда, когда с ним согласятся говорить. Ни о какой любви и дружбе речи нет – он обжегся на Буше, который увидел чистоту и правдивость в глазах «этого парня», а потом вставлял шпильку при любом случае.

– В спину.

– Да, в Кавказ. Войны Путин не хочет, но сейчас выясняется, что и процесс создания Новороссии он почти не контролировал, что это вообще не его проект. Оказывается, Сергей Глазьев у нас вовсе не по экономике специалист, он у нас организатор контрреволюций, куратор новороссийского проекта. Сидит в своей приемной и оттуда командует: наверху решение принято, что ж вы до сих пор не захватили здание городской администрации?

– Каким вам видится, кстати, будущее Новороссии? И Украины?

– На Украине ничего не меняется, в этом ее главная беда. Нет нового проекта, главным признаком государства – и народа – остается бесструктурность. Может быть, бесструктурность – вечный Майдан – и есть их национальная идея, не знаю...

Что касается Новороссии, это одна из моделей России будущего, так мне кажется. Неутешительно? Почему – скорей оптимистично. Оказывается, можно жить и без государства. Государства нет, но можно вызвать сантехника. И тянуться это может довольно долго – как вегетативная жизнь тела без головы. Один из вариантов российской жизни после Путина.

Вот говорят: после Путина неизбежен распад России. Почему, на что? Россия совершенно не хочет распадаться. В семнадцатом году это была по крайней мере структурированная империя, были какие-то части, которые хотели отделиться. Она была из рук вон плохо управляема, но ресурсы у нее были. (Знаете, над чем я много думал? Говорят: на фронте не было снарядов. А эти снаряды до сих пор лежат в Молдавии на складах, и обмундирование тоже.) В семнадцатом году было на что распадаться, в девяносто первом тоже, а сегодня этого никто не хочет.

Вариант существования после Путина – это именно Новороссия. Ни мира, ни войны, и самое ужасное, что она ровно никому не нужна. Ни России. Ни Украине. Как и мы – прочему миру.

[:image:]

– Но считалось же, что она как бы покажет всему миру образец правильной самоуправляемой России…

– Так сделайте ее самоуправляемой! Разрешите выживать, а то вы контролируете границу и сами наказываете за местную контрабанду. Невозможно легально кормить Новороссию, ну так дайте людям завозить то, что они могут. Они наладили связи, возят из России, с Украины, а их ловят и вкатывают такие штрафы, что всякое дело обессмысливается. Это, впрочем, беда и нынешней российской власти. У вас экономический кризис, вы регулярно проходите новое дно – так дайте людям выживать, прекратите их душить штрафами! Вы вообще в курсе, что штрафами в России собирают больше, чем налогами?

– Не может быть.

– Это так. И обращение несчастного безумца, разорившегося бизнесмена Петросяна к Путину – с захватом Сити-банка – признак того, что эта проблема не рассасывается, напротив. Это похоже на самосожжение униженного местной чиновницей торговца фруктами Мохаммеда Буазизи. С которого началась «арабская весна». А эта «весна», признаем наконец, сделала ситуацию в мире довольно мерзкой.

«Система тяжело ранена»

– Как по-вашему, Путин твердо принял решение идти на выборы 2018 года?

– Как говорят специалисты по нейролингвистическому программированию, не надо «якорить» цифру 2018. Не фиксируйтесь на ней. Большая удача системы – дотянуть до 2018 года. Система тяжело ранена, она может пережить семнадцатый, а что и как будет в восемнадцатом – бессмысленно даже предполагать.

– Чем же она так ранена?

– Своей триумфальной победой. Убраны какие-либо барьеры, любые преграды – пустыня. И по ней, как говаривал Победоносцев, «ходит лихой человек».

Эта система еще сохраняет довольно значительный финансовый ресурс и, главное, ресурс подвижности, прыгучести, сказал бы я. Она может прыгнуть в Сирию, например, может отпрыгнуть... Вот сейчас она прыгнула в Иран. Но – что интересно – уже не смогла об этом промолчать. Она разболтала о своей базе, расхвасталась и в результате вынуждена была отскочить. То есть прыгнуть еще можем, но держать язык за зубами уже не умеем.

Я бы сказал, что система достигла величайшего успеха в проведении перфомансов, в организации зрелищ, но смотреть на эти зрелища уже некому. Миру неинтересно, внутренний потребитель тоже наелся, да и деградировал.

Что касается Путина... Мне кажется, я его понимаю глубоко лично – мы почти ровесники, он тоже, как и я, вырос «в провинции у моря»... Достиг целей, которые когда-то ставил, но, к несчастью, их политически пережил. Не верит никому, особенно близким друзьям, но и уйти от них не может.

– В монастырь?

– Нет, зная российские монастыри, я не советовал бы ему искать там убежища. Единичного преемника больше не будет – в это он наигрался; он не выразит Медведеву недовольства, но и никогда не простит ему протестов 2011 года. После Путина – по крайней мере ему это так рисуется – возможна только некая коллективная власть с его абсолютным влиянием, но как он намерен осуществить эту схему – не знаю.

Полную версию интервью с Глебом Павловским читайте скоро на Sobesednik.ru и в свежем номере газеты «Собеседник».

[:wsame:][:wsame:]