Андрей Кураев: Позорная витрина православия оказалась еще и разбитой

Почему православным всего мира так трудно придти к согласию на Соборе, выяснял у диакона Андрея Кураева Sobesednik.ru.

В воскресенье на острове Крит начался Всеправославный собор. Первый после тысячелетнего перерыва. Его подготовка заняла последние полвека, но в последний момент от участия отказались 4 из 14 существующих в мире православных церквей. В том числе РПЦ.

— Один из аргументов тех, кто отказался от участия — недостаточно проработанные документы. Что это за документы, на согласование которых потребовалось целых 50 лет? О чем они? Это как вступление в ВТО — надо было со всеми все согласовать — по каким правилам жить дальше?

— Да, предполагалось, что будет достигнут консенсус со всеми церквями, буквально до каждой запятой. Когда в начале 1960-х решили созывать Собор, там было 120 достаточно серьезных тем для обсуждения и решения. В том числе и о статусе этого Собора, к примеру на каких условиях называть его Всеправославным. Предполагалось принятие кодекса церковного права, обязательного для всех, так называемого канона — в нашем каноническом мышлении действительно полный бардак. Не говоря уж о конкретных вещах — те же посты, календарь... Как со всем этим быть? К примеру, кто и когда постановил, что надо поститься именно в такой-то день (кроме Великого поста)? За тысячелетие накопилось слишком много якобы авторитетных решений и просто привычек безо всяких решений, с которыми стоило разобраться... Или вот еще пример — до сих пор нет единого церковного устава (лишь Болгарская церковь его прописала) богослужений для прихода, только для монастырей. А монастырский устав совершенно неприемлем для прихода. И выходит, что по сути каждый священник становится лжецом: ведь он обещал служить строго по уставу, а устава у него нет...

— Все это должно было обсуждаться на Соборе?

— Да, но потихоньку это все уходило. Предлог был странный: иерархи церквей говорили — народ этого не примет, мы не сможем это объяснить... Почему? Ведь у церквей сегодня есть газеты, телевидение, радио. Но сработала привычка прятаться за людей. Причем это некрасиво вдвойне, потому что это все описано в Евангелии. Там первосвященники еврейские говорят: народ сей невежда в законе есть. И теперь, когда в XXI веке по сути повторяют ту же фразу, возникает вопрос: а учителя ли они? Если у тебя ученик век за веком остается на второй год, так, может быть, ты плохой учитель? И не надо что-то менять «в консерватории»?

— Вы сейчас говорите про РПЦ?

— Нет, про все православные церкви.

[:image:]

— Почему? Ведь большинство же согласилось приехать на Cобор.

— Это неважно. На самом деле отказались все, потому что все отказались принимать серьезные решения, изначально выхолостив документы. А проблемы действительно есть.

У православия нет голоса, нет лица. В том смысле, что есть голоса отдельных национальных церквей, но нет консолидированного голоса всего православия. И когда Константинопольский патриарх пытается выставлять себя в этом качестве, мы вполне понятно говорим: а с какой стати? Он глава только поместной церкви, возможно, первый среди остальных (то есть он может первым стоять на службе, сидеть где-то в первом ряду), не более того. Но рупором православия его никто не уполномочил быть.

Он говорит: хорошо, тогда давайте Собор созовем. Для него важно, чтобы состоялось само это собрание, независимо от того, что оно решит. Важно, чтобы в истории осталось, в каноническом прецеденте, что впервые в отсутствие византийских императоров патриарх Константинопольский смог собрать Всеправославный собор. А от документов в этой ситуации требовалось лишь одно: быть проходимыми. В противном случае их следовало выкидывать их в корзину. Что со многими документами и произошло. Так что процесс, шедший несколько десятилетий, в итоге показал: цель собрания именно в собрании, а не в содержании тех или иных решений, не в их значимости. Главным оказалось — создать формат встречи.

[:rsame:]

— Выходит, речь шла о том, кто будет главным, то есть кто станет рупором православия в современном мире?

— Идея была в том, чтобы таким голосом стал сам собор.

— А РПЦ отказалась вовсе не потому, что патриарх Кирилл хотел стать лицом православия, а не получалось?

— Нет-нет, личные амбиции кого-то далеко не главное в этой ситуации. Самое важное другое — по сути епископы, которые считают себя церковью учащей, признали: они не могут эту функцию служения выполнять. Они не могут и не хотят убеждать свою паству по каким-то серьезным вопросам. И в итоге, когда патриархи договорились между собой, все документы выхолостились. Но Собор все равно проходит. Это ситуация как с Олимпийскими играми — если российская команда на них не поедет, это не означает, что Игры не состоятся.

История православия началась не сегодня, и для православных людей, богословов и иерархов, очень важны прецеденты. Для того, чтобы понять, что происходит, надо понять, как это выглядит с греческой точки зрения. Например, в 431 году состоялся Третий Вселенский собор в городе Эфес. Он был очень скандальный: мало того что делегация римской церкви приехала позже других, так еще и в соседних городах заседали два разных собора, которые вели жесткую полемику, проклиная друг друга. Причем в каждом из этих полусоборов участвовали по два патриарха (их тогда было пять, включая римского)... То есть все было очень сложно, но в итоге это все же был Вселенский собор.

Точно так же и здесь. Они вполне могут сказать: хорошо, вот мы Собор открыли, но не закрываем его. Следующая сессия может быть через месяц, а может быть через 10 лет — приезжайте. Но важно то, что формат создан, и если кто-то не захотел (или не смог) приехать, мы потерпим, винить в этом никого не будем, но сами продолжим работу.

[:image:]

А вот потом, когда РПЦ все-таки вскочит в этот поезд, окажется, что он уже какое-то количество станций проехал. Без РПЦ. И какое это количество, сейчас никто не может предсказать. А участвуй РПЦ в этом соборе, мы могли бы контролировать то, что там происходит.

А там — кто его знает, может быть, греки скажут: «Ну и слава Богу, наконец-то мы избавились от этих русских, северных варваров, и без них можем принять какие-то нормальные (с их точки зрения) решения». Это не исключено. А мы потом будем поставлены перед фактом и должны будем, если пожелаем в этом всеправославном процессе участвовать, принять эти условия. Как и с ВТО, о котором вы вспомнили в начале беседы. Мы так поздно решили туда вступить, что нам любая Перу диктовала условия.

— Получается, РПЦ сама себя сделала изгоем?

— В некотором смысле. Хорошая новость здесь только одна: накануне патриарх Кирилл послал письмо участникам Собора, в котором написал очень добрые слова, и — никаких попыток объявить собравшихся еретиками. И это очень важно — настроя на раскол в РПЦ нет.

— То есть это ошибка РПЦ, которую чем дальше, тем труднее будет исправить?

— Думаю, да. Потому что это очень странно и непонятно: те аргументы, что были высказаны, совершенно неубедительны. Во-первых, получается, мы за кого-то другого вступились, за очередных «братушек» (кто-то не стал участвовать, а мы сказали: раз не все, значит, никто). Так сказать, за компанию.

Второе. У нас-то самих, выходит, нет содержательных претензий к этому Собору и его решениям. Его документы были представлены патриархом Кириллом иерархам РПЦ в феврале, они единогласно были утверждены... Так, может быть, стоило поехать туда, чтобы быть голосом, скажем, отсутствующей Болгарской церкви?

— Значит, мы упустили этот шанс?

— В том-то и дело, что шанса не было. Все было бы плохо. Речь идет только о степени плохости. Состоялся бы Собор в полном составе — он был бы позорной витриной православия: тысячу лет не собирались — собрались, чтобы сказать ни о чем. Но сейчас эта позорная витрина православия оказалась еще и разбитой.

[:wsame:][:wsame:]