Заложники Арктики. Как спасали Павла Астахова и его детскую экспедицию
В середине апреля семеро подростков под руководством полярных путешественников Матвея Шпаро и Бориса Смолина отправились на лыжах к Северному полюсу. Но в пункте назначения снежный буран отрезал маленькую экспедицию от внешнего мира
В середине апреля семеро подростков под руководством полярных путешественников Матвея Шпаро и Бориса Смолина при участии уполномоченного по правам ребенка при президенте РФ Павла Астахова отправились на лыжах к Северному полюсу. Но в пункте назначения снежный буран отрезал маленькую экспедицию от внешнего мира. Наш корреспондент принял участие в операции по спасению полярных заложников.
Из еды только мука
Эта экспедиция – седьмая по счету, организованная клубом «Приключение» Дмитрия и Матвея Шпаро. Сначала был конкурсный отбор, по итогам которого и были выбраны семеро смельчаков. На этот раз ими стали воспитанники детских домов, ученики коррекционных школ и интернатов. Вместе с ними на полюс отправился и Астахов. И вот теперь спустя полторы недели мы летим за ними.
Вылет – из Шереметьево спецбортом ФСБ с экипажем без имен и фамилий. Спецборт – это АН-72, военно-транспортный самолет, который почему-то называют «чебурашкой» и «аэродинамическим недоразумением» из-за характерного расположения двигателей. Он поделен перегородкой на два импровизированных салона. Мы – в хвосте. В начале что-то вроде бизнес-класса: там телевизор, стол, тарелка с виноградом и там, видимо, полетит Астахов.
[:image:]
В импровизированном экономе всего 20 кресел. Привыкшим к просторным эйрбасам здесь неуютно. Но на Северный полюс они не долетят, а АН-72 – вполне. Ему для взлета нужно всего 400 метров – бесценное качество в условиях постоянно ломающегося льда.
Сначала нам надо в Мурманск. Потом, после дозаправки, – в «Нагурское», самую северную погранзаставу России. До Мурманска долетели и теперь ждем у Баренцева моря погоды. Но там метет, и командир экипажа советует расслабиться и ждать новостей. За время ожидания мой лексикон обогащается выражением «низовая метель». Это когда при ясной погоде земли не видно. Такая история сейчас как раз в «Нагурском». В «Барнео», нашей следующей остановке, еще хуже – говорят, что там из-за метели не видно вообще ничего.
Читаю душераздирающие твиты, которые Астахов с помощью спутникового телефона передает на большую землю: «Погода все еще держит нас в плену. Из еды осталась только половина пасхального кулича. Горючего и того меньше», «Топлива для горелки осталось очень мало. Из еды только мука. Печем лепешки из топленого снега, чтобы хоть как-то поднять настроение».
В процессе ожидания узнаю много интересного про арктическую дрейфующую станцию «Барнео» – она функционирует каждую весну всего в течение месяца. Там селятся исследователи и очень богатые туристы. Перед открытием станции на нее завозится трактор – он нужен для уборки аэродрома. И когда экспедиция снимается с льдины, трактор остается и весной медленно уходит под воду. Так что там, на дне моря, кладбище погибших тракторов.
Спустя два дня ожидания приходят хорошие новости: за ребятами отправлен вертолет, все спасены. Осталось доставить их в Москву. И сделать это нужно до утра 22-го: у Астахова встреча с Путиным. А к нему, как к директору школы, лучше не опаздывать. Мы вылетаем, чтобы встреча в верхах состоялась вовремя.
[:image:]
Глубина – четыре километра
После посадки в «Нагурском» слышу разговор членов экипажа: они тихо обсуждают какие-то сложности. Уточнять бесполезно. За бортом дикий холод. Нас предупреждают, чтобы не разбредались: белые медведи не дремлют. Пока суд да дело, ветер стихает. В Арктике всегда так: погода может меняться каждые пять минут.
Наконец объявлена боевая готовность: через 10 минут все должны быть в самолете. Терять нельзя ни секунды – на «Барнео» затишье, и неизвестно, сколько оно продлится. К тому же тяжелому самолету нельзя долго находиться на льдине – в это время года ее толщина не превышает 1,5 метра, а под ней 4 километра воды. Эта цифра никак не укладывается в голове.
Через полтора часа полета мы на «Барнео», куда доставили застрявших на полюсе детей. Впрочем, они выглядят вполне довольными жизнью. 16-летняя Алена Карпенко из Новокузнецка рассказывает взахлеб:
– Мы проходили по 17 километров, потом разбивали палатку, устраивали ночлег. Когда пришли на Северный полюс, каждый поставил флаг своего города или района. А ночью началась буря, и почти все флаги улетели. Утром встали, а их нет. Мой остался. Однажды слышали, как кто-то ходил вокруг палатки. Страшно было. И Павел Алексеевич из палатки из окна стрельнул.
Храбрый Астахов похудел и даже, кажется, загорел.
– Снег все время шел разный: то липкий, то сухой, то большими кристаллами, как бриллианты, – рассказывает он с не меньшим восторгом. – И мы видели радугу вокруг солнца, такое бывает только на Северном полюсе. Было все плохо, и когда она появилась, поняли, что все будет хорошо.
[:image:]
Арктика производит странное впечатление: если бы не проплывавшие под крылом самолета льдины, ни за что не догадался бы, что сам находишься на одной из них. Вокруг – снежная пустыня, усеянная такими же снежными барханами. Да и «на улице» минус 15 и безветренно. Но говорят, что нам повезло: пока ребята покоряли полюс, стоял адский холод. 16-летний Ахурамазд Муминджанов из Сургута обморозил руки.
– Когда я увидел его побелевшие руки, я испугался, – признается Матвей Шпаро. – Впервые столкнулся с такими большими обморожениями. Мы спросили у ребят, кто из них готов стать руками этого парня. Вызвался Никита Некрасов. Он и лыжное крепление затягивал, и куртку застегивал, чай наливал – Ахурамазд свои варежки практически не снимал.
Посадка на ощупь
Николаю Зайцеву из Борисоглебска всего 17 лет, но он уже философ.
– Арктика завораживает, – говорит он. – Кажется, что одинаковый пейзаж может надоесть. Но постоянно что-то новое происходит. Думаешь, не образовалась бы трещина под тобой. На третий день похода мы подошли к полынье, и было не видно, где ее обходить. Стало страшно. Но когда нашли переход, на душе стало легче. Я подумал, что это была чья-то помощь.
По дороге Матвей Шпаро рассказывает о самых серьезных сложностях, с которыми он столкнулся. И это не холод или медведи.
– Я могу словами замотивировать любого, – говорит он. – Но с нами были двое глухих ребят. И если бы кто-то из них по дороге к Северному полюсу сдался бы и попросил вызвать вертолет, я был бы полностью обезоружен. Я просто не смог бы подобрать нужные слова. Но, слава Богу, все выдержали. Вообще, ребята из детских домов более закаленные, чем те, кто играет в «пи-эс-пи».
[:image:]
Между «Барнео» и Москвой – снова остановка в «Нагурском». По дороге к заставе Павел Астахов узнает, что одну из журналисток зовут Настей.
– С этим именем у меня связана необъяснимая история, – рассказывает он. – В любом детском доме первая девочка, которая меня встречает – Анастасия. Старший сын женат на Анастасии. Средний сын встречается с девушкой, которая крещена как Анастасия.
– Видите сугроб? Это столько намело, – дождавшись конца истории, говорит ему пограничник. – Полосу чистили три дня.
– Принято, – строго отвечает Астахов. – Расскажу Путину, что пограничники полосу чистили все время, а последние три дня – особенно.
На заставе ребят ждут бильярд, настольный хоккей и горячий чай. В последние минуты перед отъездом Павел Астахов успевает щелкнуться для Инстаграм, и вот мы уже берем курс на Москву. Через шесть часов – посадка в Шереметьево. Наконец-то набираюсь смелости и спрашиваю одного из членов экипажа, о чем они там шептались в Нагурском.
– Взлетной полосы не было видно, – говорит он. – Садились на ощупь.
Несмотря на московское тепло, по моему телу пробегает арктический холод...