Актер-фронтовик Николай Лебедев: Пусть бы уже расстреляли меня. Так я устал!

Народный артист России Николай Лебедев (Евдоким из легендарного фильма «Евдокия») почти всю войну находился в плену. Несколько раз убегал, но каждый раз его ловили. Прошел лагеря для военнопленных. Он и сейчас в свои 98 лет помнит те страшные годы.

Справка

Народный артист России Николай Лебедев родился 15 декабря 1921 года в Москве. После войны играл в Московском театре юного зрителя. Затем, совмещая учебу и работу, окончил в 1950 году Школу-студию МХАТ. Был принят в Театр имени Моссовета, в труппе которого состоит до сих пор. Снялся более чем в 40 фильмах, среди которых «Евдокия», «Инспектор уголовного розыска», «Вечный зов», «Экипаж» и другие. Награжден орденом Отечественной войны II степени, орденом Почета.

«Повоевать очень хотелось»

– Я был призван в армию в апреле 1941 года, – рассказывает Николай Сергеевич. – Ну, что мы из себя представляли как солдаты?! Ничего! Я на фронт-то пошел безоружный. Помню, шли мы по Украине днем 22 июня 1941 года, а по бокам дороги стояли женщины и плакали. Я боялся, что скоро закончится война: казалось, пока мы дойдем, за нас все уже сделают. Повоевать очень хотелось. Я же войну видел только в кино. Это потом уже все понял.

Контузило меня во время боя в июле 1941 года. Раненый, я ехал в санитарной машине с водителем и санитарками. Вдруг машина остановилась, все разбежались. Я вышел и увидел – немцы идут по полю ржи. Убежал в ближайшую деревню, где меня и других взяли в плен. Повели нас. Мне тогда повезло: я же был раненым, меня отвели в сторону, а других отправляли в Умань – в один из страшнейших концлагерей.

Привезли в какую-то школу, которая уже была огорожена колючей проволокой. Пришла местная докторша, стала осматривать раненых. Я сам к ней подошел и попросил: «Перевяжите меня!» Хотя рана на голове уже стала заживать. Могла бы меня просто сдать, но все поняла, забинтовала мне почти всю голову. Я пошел и, сделав вид, что потерял сознание, упал. Мимо шел немецкий офицер, видимо, подумал, что я уже не жилец. Перешагнул. Всех увезли, осталось в этой школе человек пять, которые были почти уже дошедшие.

Я встаю, никого нет. Выхожу, подлезаю под колючую проволоку, иду в хату, стоящую рядом. Стучусь. Женщина боится мне открывать. Прошу: «Дайте мне переодеться». Она бросает через окно рубашку и штаны. Рубашка подошла, а штаны оказались по колено. Посмотрел я, а ноги-то белые. Тогда взял грязь и измазал себе ноги. Украл у хозяйки лопату – кстати, до сих пор переживаю об этом. Вышел на улицу, а там полно танков и немцев. Я нахально прошел мимо, как местный житель, на меня никто не обратил внимания, видимо, подумали: «Дурачок какой-то!»

За деревней бросил лопату. Дошел до следующего какого-то села. Молодые украинские ребята примерно моего возраста увидели меня, сказали: «Мы – помощники немцев, забираем тебя!» Я тогда подумал: «Наши ребята меня проверяют». Тогда я сделал вид: «Ах, вы предатели, сукины сыны!», то есть разыграл спектакль. Примерно через полчаса подъезжает машина с немецким офицером, и вот тут я очень испугался. Спрашивает: «Комсомолец? Коммунист?» «Нет», – говорю, хотя и был комсомольцем.

Меня отвезли в город Тараща, опять поместили в заброшенную школу. Там переночевал. Утром входит красивая украинская девчонка лет пятнадцати, показывает на меня: «Тебя расстреляют». Не то чтобы я испугался, но она с таким равнодушием сказала «расстреляют»!

Через какое-то время за мной приходит пожилой офицер с папкой под мышкой. Мы выходим. И что-то такое случилось, я увидел в нем отца, абсолютно искренне. Говорю: «Вы похожи на моего отца». Он опустил глаза. Наверное, его сын тоже был в армии в тот момент. Офицер довел меня до какого-то сквера, остановил и сказал: «Подожди меня здесь 5–10 минут». Скрылся в каком-то подъезде. За секунду мне нужно было решить: бежать или нет. И кто-то «сверху» мне сказал: «Нет, не беги!» Я дождался этого офицера. И почему-то я почувствовал, что у него изменилось отношение ко мне в лучшую сторону. Он отвел меня в больницу, где я стал работать – убирался, собирал какие-то волосы. А на ночь меня закрывали в комнате с решеткой.

Один из сотни

– Через несколько дней меня привезли в лагерь для военнопленных в городе Белая Церковь, – продолжает рассказ Николай Сергеевич. – Кормили там раз в день сахарной свеклой, которую вырывали из земли и тут же с грязью варили. Помню одного заключенного – красивого молодого парня. Однажды немец то ли случайно, то ли специально оставил пачку сигарет при входе в наш барак. И парень пачку эту взял. Утром был обыск, у него нашли сигареты. Каждый день его били палкой – по сто ударов. Через неделю этот парень превратился в еле ходящего старика.

Однажды ночью я вижу сон: ко мне протягивает руки женщина. Думаю, это была Богородица с лицом моей матери. Помню, сам себе сказал: «Сегодня уйду!» И на следующий день нас впервые вывели из лагеря. Пришли на какую-то горку, разделили всех на группы по несколько человек. Немецкий солдат приказал нам собрать что-нибудь для розжига костра. Все пошли в одну сторону собирать ветки, а я в другую. А солдат этот сел, ждет. Я спустился вниз, делаю вид, что собираю ветки, смотрю – никого нет рядом. И пошел я дальше, сначала спокойно, вразвалочку, а потом побежал.

Бежал всю ночь. Утром вошел в какую-то деревню босой, усталый, голодный. Вижу – избы. И вот опять голос: «Не входи ни в какой дом!» Обогнул эти избы. Сел на землю обессиленный. Подумал: «К чертовой матери, пусть бы уже расстреляли меня, так я устал!» Вдруг едет машина, в ней сидят полицаи. Остановились метрах в  пятнадцати от меня. Я встал, стою, пусть стреляют, уже все равно. Через минут пять машина развернулась и уехала. Мне кажется, они подумали, что все равно он сдохнет, пусть идет.

Пошел я дальше. Ночь. Спустился в овраг и вдруг слышу немецкую речь. Лег и начал отползать. Полз, наверное, с километр. Наверху где-то немцы. Смотрю – землянка. Заполз туда. Видимо, там жили немецкие солдаты, их какие-то вещи там были. Забился в угол. Утром входит в землянку немец, увидел меня, попятился и ушел. Когда я вышел из землянки, ко мне уже подбежали другие немцы с автоматами.

Привезли в лагерь для военнопленных. Там я попал на осмотр врача. Он просит меня расстегнуть рубашку, расстегиваю, а вся грудь искусана вшами. Ведут в сарай, бросают на пол, и я сразу вырубаюсь. Несколько дней лежал, не двигаясь. Мне кажется, я побывал ТАМ, мне так было хорошо. Потом очнулся в каком-то бараке. Помню, рядом лежал один раненый солдат, который вскоре умер. У него я нашел нож и спрятал себе. Затем меня закинули в грузовик, а дальше – в поезд, который привез в Польшу.

Нас осматривали, но мой ножик все-таки не нашли. Ночью я вырезал в полу вагона люк, однако немцы его обнаружили. Всех согнали в другой вагон, но перед этим раздели догола. Голыми привезли в концлагерь Ламсдорф. Встали мы в очередь, чтобы нам сделали какие-то прививки. И вот осталось два-три человека передо мной. В этот момент кто-то из впереди стоящих задержался у двери, не хочет входить. Тогда к нему подбегает полицейский, бьет его. Пока шла потасовка, я спокойно отошел из своей очереди и втесался к тем, кому уже сделали эти уколы. Никто меня не выдал. Затем я попал в лагерь в Австрию, где нас уже освободили советские солдаты.

Я причисляю себя к тому поколению, которого уже осталось мало. По официальной статистике, из людей моего возраста – 1921 года рождения, попавших на войну, выжили только три человека из ста. По неофициальной – только один.

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник» №18-19-2020 под заголовком «Актер-фронтовик Николай Лебедев: Пусть бы уже расстреляли меня. Так я устал!».