"Самый неяпонский из всех японцев": Акира Куросава и его "Расёмон"

Кинообозреватель Sobesednik.ru вспоминает великого японского режиссера Акиру Куросаву к 20-летию со дня его смерти.

В начале 50-х годов прошлого столетия ведущие мировые награды в области кино ко всеобщему удивлению получали японские кинематографисты. Дело не в современной политкорректности — просто застывшему на время войны европейскому и американскому кинематографу японцы противопоставили синтез всех мировых открытий киноязыка с традициями восточной культуры.

В авангарде этого явления шел режиссер, которого позднее назовут «самым неяпонским» из всех японских, космополитом — Акира Куросава. 6 сентября исполняется ровно 20 лет со дня смерти великого японца.

На родине Куросаву не любили — немудрено, ведь в центр своих картин он ставил сюжеты Шекспира, Горького и Достоевского (его «Идиот» по сей день числится в рядах лучших постановок романа русского классика), а стержнем его фильма-прорыва «Расёмон» стала философия субъективности правды, которую впервые перенес на экран американец Орсон Уэллс в своем «Гражданине Кейне».

«Расёмон» (1950 год)

В основу сюжета ленты, принесшей Куросаве мировую известность, легли психологические новеллы великого японского писателя начала века Рюноскэ Акутагавы «В чаще» и «Ворота Расёмон». Точка отсчета — убийство самурая и суд над предполагаемым виновником. Четверо очевидцев случившегося (жена самурая, его дух, знаменитый разбойник и крестьянин) дают противоречивые показания, запутывая следствие и самого зрителя. Таким нехитрым приемом Куросава открыл парадоксальную вещь: кинематограф вовсе не отражение субъективной реальности, не следствие деллюковской фотогении, а способ выражения субъективных переживаний.

Для современного, искушенного постмодерном зрителя такое открытие японца вполне может показаться чем-то элементарным, сродни знанию человечества о шарообразности Земли (хотя и эту аксиому в наше время уже научились опровергать). Однако для кинематографа того времени, еще не до конца оформившего свой киноязык, идея Куросавы стала настоящим прорывом.

Японский мастер пошел дальше своего предшественника Уэллса: тот в «Гражданине Кейне» приводил различные воспоминания героев об умершем медиамагнате Чарльзе Кейне, которые складывались в противоречивый, но вполне цельный портрет главного персонажа. Однако Куросава решил вовсе выбить почву из-под ног у зрителя: ни одна из представленных точек зрения не является истиной в последней инстанции, а их совокупность необязательно приведет к составлению полной картины убийства.

Еще одно доказательство гения Куросавы — перенесение достижений французского импрессионизма в древнюю Японию. Умеренности и спокойствию типичных японских постановок режиссер противопоставил агрессивный кадр, эмоциальность образов и внимание к бытовым деталям. Такое видение действительности отсылает к восточному менталитету и традиционному японскому театру Но с их вниманием к декорациям и неразделением языковых и изобразительных образов.

Вопреки критике соотечественников, именно Куросаве японцы обязаны популяризацией японской культуры и образа самурая: каждый из героев его «Расёмона» лжет не из злого умысла, а для того, чтобы не признаваться даже самому себе в нарушении японского кодекса бусидо. И хоть суровый характер самурайских законов раскрывается в большей степени в других лентах японца — «Семь самураев» или «Телохранитель» (сюжет которого для своего фильма «За пригоршню долларов» позаимствовал икона спагетти-вестернов Серджио Леоне), именно «Расёмон» первым привлек взоры Европы и Голливуда к японской культуре. «Золотой лев» в Венеции и «Оскар» за лучший иностранный фильм — прямые тому доказательства.