Ирина Богушевская: У нас нет навыка быть счастливыми

Sobesednik.ru побывал в гостях у певицы Ирины Богушевской и узнал все о детских песнях, митингах и философии Дао.

Попадая с заснеженной улицы в эту просторную, уютную гостиную с большой оранжевой лампой над столом, терракотовыми гардинами и ласково урчащей кошкой, словно оказываешься в другом мире. Ирина Богушевская – образец гостеприимной хозяйки, которая к тому же умеет останавливать время. Отказываться от горячего чая и домашних котлет в этом доме явно не принято, и минуты скользят незаметно – так же, как красивая британская кошка с грустными глазами, которая настойчиво требовала внимания, пока мы беседовали о грядущем концерте певицы, митинге на Болотной, жизни ее домашних и бесконечных творческих планах.

– У вас ведь аллергия на кошек. Вам приходится все время принимать лекарства?

– Вы знаете, бывает то лучше, то хуже. Иногда приходится вообще ингалятором пользоваться. Я сто раз уже думала: «Всё, отдаю». А потом смотрю на нее и понимаю, что не могу ее отдать. Всё-таки это ответственность.

– Я сегодня осознала, что у меня уже который день в голове крутятся песни с вашего альбома «Детская площадка № 1». Особенно мне нравятся две: «Балаган» (это моя любимая, привязывается невероятно), а вторая – «Паповоз», очень смешная песня. Вот они вроде такие детские, простые, а из головы не выходят.

– Это замечательно!

– Ваш следующий концерт, который состоится 23 декабря в Доме кино, будет посвящен детской тематике?

– Нет, это будет взрослый концерт, там будет моя сольная программа. Всё-таки мое сольное творчество и наш детский проект – это совершенно разные вещи. Мы только что, в конце ноября, отыграли дуплет детских концертов. У нас были два переаншлага в ЦДХ, в общей сложности больше 1200 человек к нам пришло за эти два дня. Это тоже такая полноценная, живая, качественная музыка, ее играет весь мой состав плюс наш любимый специальный гость – флейтист Саша Бруни, который с нами записывал эти пластинки. Но тем не менее 23-го – это взрослая программа, и она новогодняя.

– Там будет микс из старых и новых песен?

– Есть песни, которые исполняются практически раз в году, потому что они новогодние – ты же не будешь их петь ни в мае, ни в сентябре. Мы вспомним их, во-первых, а во-вторых, мы будем делать кое-что новое. Я постаралась выстроить программу так, чтобы там были самые светлые и добрые песни, потому что – что греха таить! – я много лет писала песни драматичные. Но я пишу все о себе, и это истории из моей жизни или из жизни моих друзей, это такие песни, которые можно спеть в музыкальном кабаре, это мини-спектакли. А печальных поводов для творчества гораздо больше и найти их легче, в этом состоянии пишется легче, чем когда ты счастлив. Для меня эта детская тема была спасением, потому что детская музыка – это то, в чем ты можешь быть абсолютно легально счастлив на сцене.

Российская детская поэзия полна ужасов

– Грустных детских песен, мне кажется, вообще не бывает. Вернее, даже если они грустные, это всегда какая-то светлая грусть, там нет места меланхолии и депрессии.

– Не знаю! У меня есть прекрасный старший друг и наставник – Георгий Васильев, который когда-то был участником известного дуэта «Иваси». Потом Георгий Леонардович сделал бренд «Фиксики», и он автор многих песен из «Фиксиков». В этом смысле мы с ним коллеги, потому что я теперь тоже занялась этой темой. Так вот, Васильев утверждает, что на самом деле в детской поэзии обязательно должна быть трагедия. Вспомните, пожалуйста, самые популярные стихи из детства!

– Мне на ум сразу приходит Барто…

– «Наша Таня громко плачет», потому что она уронила мячик в речку! Зайка рыдает на скамейке брошенный, Бычок качается – у него тоже все не просто.

– Слушайте, я никогда раньше не задумывалась. Сплошная драма!

– На самом деле это большая и важная тема. Васильев считает, что не надо прятать от детей такую часть жизни, как страдание, разлука – даже с любимой хозяйкой или с любимым мячиком. Дети все равно столкнутся с этим в реальности, и если они уже пережили этот опыт в стихах и песенках, у них появится иммунитет, они не будут такими незащищенными. Таким образом дети сталкиваются с такой моделью реальности и понимают, что жизнь состоит не только из радости и счастья.

– Ваши коллеги, видимо, придерживаются такого же мнения.

– Поэт Андрей Усачев, на стихи которого написано большинство наших песен, тоже любит пугать детей. У него много всяких историй про то, как гражданке Петровой в рот залетела сорока и украла у нее зуб. Или, допустим, девица Бигелоу надула такой пузырь из жвачки, что ее унесло на небо, как на воздушном шаре, а когда этот пузырь лопнул, мы не знаем, что с ней было.

– Интересно, как сегодняшние дети реагируют на такие стихи и песни?

– Они воспринимают это как нормальную часть жизни. Вспомним то же «Краденое солнце» Чуковского. «Муха-Цокотуха» вообще триллер: «Зубы острые в самое сердце вонзает»! Так что, знаете, это иллюзия, что на самом деле детская поэзия должна быть такой няшной и кавайной. Во всяком случае, российская детская поэзия полна ужасов. Тем не менее все равно наша детская программа – это, конечно, стопроцентный позитив.

У нас нет навыка быть счастливыми

– А ваша сольная программа? Она уже не излучает столько позитивных эмоций?

– На взрослых концертах я позволяю себе петь песни, под которые люди плачут. Вот есть «Рио-Рита», есть песня «У нас в раю» – я знаю, что люди плачут на этих песнях. И хорошо, и слава богу! Значит, из них выходят какие-то эмоции, которые были под спудом, и им потом будет легче, и они уйдут счастливые, потому что мы всегда заканчиваем на высокой, мажорной ноте.

– Сейчас у вас преобладают светлые эмоции? Вы ощущаете себя внутренне счастливой?

– Да, так и есть.

– Вам не стало как музыканту, как творцу, не хватать этого вдохновения от печали? Как вы сами заметили, творческий процесс развивается гораздо легче и плодотворнее под впечатлением от болезненных переживаний.

– На самом деле вы нащупали очень важную болевую точку. В тот самый год, когда я сидела на антидепрессантах и завела кошку от безысходности, я поняла, что я хочу собрать в один альбом все самые грустные, отчаянные песни, все самые печальные истории из своей жизни, потому что я больше не могу. Я больше не могу расцарапывать свою душу и находиться в этих страданиях – по горло уже сыта, и я хочу, чтобы это все закончилось. Мы тогда сели записывать пластинку «Куклы», и действительно она довольно депрессивная. Фантастическим образом идея собрать вот это все в одну корзину и отпустить все эти печали вниз по реке – это сработало. Я закончила запись этой пластинки и буквально через пару дней мы с Сашей [биолог и издатель Александр Аболиц, муж Ирины] встретились и с тех пор не расстаемся. Но когда я поняла, что я больше не хочу писать о том, как мне плохо, и разрабатывать эту жилу, потому что эта порода выработана, я подумала: «Что я буду делать дальше?» И это такой ужасный вопрос… Ты думаешь: «Если я стану счастливым человеком, я же замолчу!» Что можно сказать о счастье? Марлен Дитрих вообще говорила, что счастье – это пустое небо. Что вы видите в голубом небе? Ничего.

– И как вы нашли решение?

– Я стала исследовать этот вопрос. Я стала думать, искать и смотреть на людей, которые ухитрялись писать, будучи счастливыми или хотя бы гармоничными. И выяснилось, что в нашей русской духовной традиции таких произведений практически нет! Кроме Пушкина, который был солнечный гений и мог писать абсолютно обо всем. Ну, может быть, еще Афанасий Фет с его пейзажной лирикой и Тютчев, который был скорее созерцателем. Все остальные – это надрыв, надлом. И это все понятно, потому что Серебряный век русской поэзии – это предчувствие страшных катастроф ХХ века. Как чуткие люди, они [поэты] не могли не понять, что стоят на пороге бездны. У нас нет навыка быть счастливыми! Мы не можем разговаривать изнутри счастья, у нас это не принято. Больше того – нам кажется, что если ты не страдал, ты и не человек вовсе. Ты не можешь быть мудрецом, если ты не страдал. Мне пришла на помощь моя любимая даосская философия и любимая с детства книжка про Винни-Пуха.

– Дао еще можно понять, а Винни здесь при чем?

– Винни-Пух, как выяснилось, был даосом! Он практиковал даосизм. И существуют философские исследования, которые доказывают это с цитатами в руках. Есть прекрасная книжка Бенджамена Хоффа «Дао Винни-Пуха» – она вышла 20 лет назад.

– Чему же она учит?

– Есть целая традиция, которая утверждает, что ты можешь быть творцом, будучи при этом гармоничным человеком. Я искала в этом свою опору. А потом мне очень помогла детская тема.

Хочу смотреть на смеющиеся детские лица

– Как вы пришли к созданию детской музыки? Это тоже было необыкновенное стечение обстоятельств?

– Это еще одно совпадение. В моей жизни много таких историй, которые невозможно объяснить с материалистической точки зрения. В 2009 году у меня было настоящее переутомление: мы перед этим несколько лет работали на износ, объехали всю страну с гастролями, и в какой-то момент у меня прямо на сцене отказали связки. После этого я извинилась перед своей группой и взяла затяжную творческую паузу. Поскольку у меня было много свободного времени, я поехала к своему другу в Щелыково – это в 600 километрах от Москвы, бывшее имение Островского. Совершенно роскошные, невероятно живописные места. Там стоит Дом актеров Малого театра. Актерам давали там участки, и их дети образовали фантастическую актерскую коммуну. Мы встречали там Новый год. Мы с другом сидели на втором этаже, а на первом как раз примерно 20 детей смотрели фильм. Фильм был смешной, захватывающий, они смеялись, и я два часа смотрела на эти детские физиономии. И вдруг я почувствовала: хочу смотреть на смеющиеся детские лица! Этот образ того, что я нахожусь напротив толпы смеющихся детей, пришел так явно, что меня это поразило.

– Как же он стал реальностью?

– Через два месяца мы случайно познакомились с Андреем Усачевым на его концерте просто потому, что Данька [Даниил, младший сын Ирины] пошел к нему за автографом с книжкой, а потом сказал: «Приходите к нам домой пить чай». И он пришел, мы разговорились. Я очень любила его песни, мы знали их много к этому моменту: у нас были пластинки, где он их исполнял под гитару. Я сказала ему: «Андрей, а может быть, мы сделаем такую программу, где я вам буду подпевать, а мои музыканты будут играть?» Он сказал: «Да, давайте попробуем». Уже через год у нас была пластинка. В 2012 году наша «Детская площадка № 1» получила национальную премию как лучшее детское издание года. Я как продюсер этим страшно горжусь. Вот так в моей жизни появился детский проект.

– Кажется, вы сумели заполнить очень важную нишу, ведь как таковой жанр детской песни со времен Энтина и Шаинского почти перестал развиваться. Я видела, что родители малышей оставляют сотни благодарственных отзывов на ваши альбомы.

– О, у нас прекраснейшие отзывы от родителей, причем не только от российских, а, что важно, от русскоязычных людей, которые живут в Германии, в Штатах, в Израиле. Они говорят, что для детей, которым надо сохранить язык, это очень важно.

Не кидайте спойлеров!

– А на гастроли за рубеж вы собираетесь?

– Конечно. Например, в марте мы поедем в Израиль, ведем переговоры с Канадой, Америкой, Германией. Но пока я буду выступать там со взрослой программой. Понимаете, на детские концерты невозможно сделать дорогие билеты, они должны быть доступными. Когда была презентация нашего первого альбома, я делала билеты от 400 рублей, потому что я понимаю, что наша аудитория имеет очень разные доходы и многодетные семьи должны иметь возможность прийти все вместе.

– Если говорить о сольных концертах, вы замечаете, как с годами меняется ваша аудитория? Кто сейчас больше приходит – преданные постоянные слушатели или молодая публика?

– Зависит от площадки. Если мы играем в Светлановском зале или в зале Чайковского с оркестром, то там, конечно, взрослая публика. Если это ночной клуб – допустим, Volta, где мы играли в сентябре, – там совершенно другой народ, молодой. И это дико приятно, потому что получается, что приходят уже дети моих ровесников. А теперь-то мы еще зацепили и совсем маленьких! И это прекрасно.

– Это правда, что вы не любите, когда на ваших концертах зрители записывают видео или аудио?

– Мне не нравится, когда выкладывают. Я абсолютно не против, чтобы люди себе на память записывали концерт и потом где-то его ночью под одеялом слушали или посылали друзьям «под замком». Но это как спойлер к кино. Допустим, мы спели несколько новых песен. Вот люди накачают эти ужасного качества ролики из Youtube или просто их посмотрят, и потом мы приедем, а они скажут: «Ни одной новой песни!» Нет, поскольку я автор, я хочу все-таки сама решать, я публикую это или нет. Вот когда она [песня] будет на сто процентов такой, как я хочу, тогда я хочу ее издать на пластинке. А пока я этого не сделала, уважайте, пожалуйста, мою волю, не кидайте спойлеров! Вы же не стоите у двери кинотеатра и не кричите: «Убийца – садовник!»

Я была готова, что на Болотной будут винтить

– А можно задать вопрос на политическую тему?

– Можно! Я никогда не скрывала своих политических воззрений. Правда, в 2014 году я на какое-то время перестала комментировать политику, потому что градус ненависти был в тот момент такой, что я понимала, что не хочу кидать поленья в этот огонь. Сейчас, когда все остыли и утихли эти бешеные страсти, впервые за два с лишним года я начала общаться на «Фейсбуке» на политические темы с людьми, с которыми мы были по разные стороны этой пропасти.

– В одном из интервью вы сказали, что из-за ваших политических взглядов вас перестали приглашать на сборные концерты в Кремль. Это правда?

– Был какой-то момент, когда действительно произошла пауза. Но уже год назад был фестиваль, который делал Олег Митяев в Кремле, и я там выступала.

Это как горячка, понимаете: все были какие-то воспаленные. Сейчас все потихонечку выздоравливают. И я сама изменила точку зрения по некоторым вопросам. Я слушаю людей, которые говорят какие-то противоположные вещи, и пытаюсь понять их логику. И я понимаю, что своя правда там тоже есть. Жизнь не черно-белая, она объемная. Есть, конечно, такая опасность, что, когда ты пытаешься видеть картинку в 3D, тебе начинают говорить: «Вот, и нашим, и вашим! Что за оппортунизм?» Но я не хочу выбирать ничью сторону, не хочу ни с кем воевать.

– Вы политически активный гражданин? Участвуете в выборах?

– Да, я ходила на выборы, которые прошли: и я, и мой старший сын, и муж ездил на свой участок голосовать – он прописан в другом районе. Я понимаю, конечно, наши голоса мало что изменили в этом раскладе, но мне казалось, что так правильно.

– На выборы президента в 2018-м пойдете?

– Если там будет из кого выбирать! А если вариантов не будет, то зачем? Несколько месяцев назад я читала один прогноз на «Фейсбуке» – его автор писал, что для того, чтобы легитимизировать будущие выборы, нужна высокая явка. А высокую явку может обеспечить только в одном случае: если действительно будет несколько вариантов выбора. Поэтому я думаю, что нас ожидает очень интересное время.

– Вы верите в нашу оппозицию?

– Я не исключаю, что тональность отношения к оппозиции поменяется, что выражение «национал-предатель» вообще уйдет в архив, что не будет больше таких ярлыков.

– Вы бывали на каких-то митингах?

– Да, конечно, мы были на Болотной. Я вытащила туда Данькиного папу. Помню, как мы собирались – свой рюкзак с шоколадкой, паспортом, бутылочкой воды, запасным телефоном…

– Вы готовились к тому, что вас могут «повязать»?

– Я надела дубленку, в которой я гуляю с собакой. Мысль была такая: «Если меня будут волочить по земле, лисью шубу очень жалко». Я была готова, потому что реально могли винтить, могли быть провокации. Я говорила мужу: «Знаешь, Лёня, вот если мы сейчас не поедем, если мы сдрейфим, потом Даниил, когда вырастет и поймет, что в стране происходит, он спросит: "А где вы были?" – что мы скажем?» Поехали мрачные. И вдруг в метро мы видим людей – и много! Таких же! Потом мы встретили кучу друзей и знакомых, и стало хорошо. Это был дико приятный эйфорический момент.

Делать выбор между семьей и карьерой больше не буду

– У вас замечательная семья, такой уютный дом. Часто выдается возможность побыть с близкими и просто отдохнуть? График позволяет?

– Сейчас он напряженный, но это не сравнится с докризисными годами. За последние три года я провела дома столько времени, сколько не проводила за десять лет перед этим. Когда Данька был маленький, мы ездили по гастролям так, что я приезжала просто упасть, выспаться, перепаковать чемодан и ехать дальше. И в какой-то момент он просто собрал баррикаду из табуретки, своих каких-то машин, все это сложил, встал вот так и сказал: «Ты не поедешь больше никуда». И он так рыдал каждый раз, когда я уезжала, он разрывал мне сердце…

– Сколько лет ему тогда было?

– Года три-четыре. Он родился в 2002 году, это были самые тучные годы, очень много было работы. Я в декабре вообще не бывала дома вечерами. Сейчас как-то все удачно совпало: меньше работы и мне есть с кем провести это время. Я начала смотреть сериалы! Но когда я смотрю на то, что нам надо сделать в ближайшее время…

– Какие ближайшие творческие планы?

– Надо записать мою сольную пластинку, потому что последний раз мы выпускались в 2015 году, мы давно не записывались в студии. У меня есть материал на две детских пластинки, отснят видеофильм в зале Чайковского – это моя программа с оркестром, и это лежит мертвым грузом: надо вынимать, монтировать и выпускать. Я очень рада, что у меня были эти три года такого покоя и наслаждения домом и семьей, потому что, если все пойдет как я хочу, будет меньше свободного времени, конечно.

– Но делать выбор между семьей и карьерой вам больше не приходится?

– Нет, я больше не буду делать такой выбор, это невозможно. Когда у меня случилась вся эта история со связками и когда я на полгода просто села дома, я поняла, что ты нужен, пока ты пашешь. А когда ты к строевой не годен, ты нужен только близким. Можно найти другую профессию, но я, честно говоря, пока думать об этом не хочу.

– Вы ведь, кстати, учились на философском факультете МГУ. Как вас занесло в музыку?

– Да, я училась на кафедре зарубежной философии, преподавала, у меня был аспирантская практика на журфаке. А в музыку меня занесло довольно рано. Я занималась с педагогом, когда была совсем маленькой. Мама меня таскала, кстати, как выяснилось потом, в тот же самый университет: при психологическом факультете МГУ была студия «Орленок». Так что я села за фортепиано лет в пять и музыку начала писать очень рано. Я писала песни, пела их со сцены в университете, меня заметили и позвали в Студенческий театр МГУ.

– Тогда вы играли во многих спектаклях, гастролировали с мюзиклом «Синие ночи ЧК». А сейчас в вашей жизни есть место для театра?

– Я бы с удовольствием впряглась в какой-нибудь театральный проект, потому что мне дико этого не хватает. Есть бесконечная магия в театре, когда выстроена мизансцена, когда включается или гаснет свет, возникает сразу другое пространство. Поэтому сейчас мы разберемся с сольными альбомами и детскими пластинками, и можно будет искать какую-то пьесу – может быть, не на большой коллектив, на четверых-шестерых актеров, но чтобы там можно было петь и играть.

– А сами не хотели бы что-то написать?

– Это очень сложно. Драматургия – это совершенно отдельная профессия. У меня вот сейчас Даниил этим занимается в школе писательского мастерства, он отучился в студии и сейчас проходит онлайн-курс. Я с ним вместе слушаю лекции и теперь совершенно по-новому начинаю смотреть на книжки. Ты должен владеть этим ремеслом, понимать, как устроены книги, повести, романы, пьесы – это отдельная профессия.

– Даня серьезно настроен в писательстве? Чем он собирается заниматься?

– Я не знаю, чем он собирается заниматься. Как он сказал в интервью в программе «Пока все дома», когда Тимур Кизяков задал ему этот вопрос: «Не знаю, ведь я еще так юн». Ему тогда было 13, сейчас 14. Я считаю, что в этом возрасте человек имеет право не знать, что он будет делать. И поглядите на нас: я закончила философский факультет и всю жизнь нахожусь на сцене, папа моего старшего сына [музыкант Алексей Кортнев] учился на мехмате, половина группы «Несчастный случай» позаканчивала всякие прекрасные факультеты и тоже прыгает на сцене. Мы, наверно, и в 20 лет не знали, что мы будем заниматься только этим.

– А старший сын, Артемий, в чем себя нашел?

– Старший сын сейчас помогает своему знаменитому отцу в организации «Школы трех искусств». Леша открыл школу для одаренных детей, где занимаются актерским мастерством, вокалом и танцами, и «взвалил» администрацию этого процесса на Артемия, потому что он очень хороший менеджер. Он умеет ладить с людьми, организовывать процесс, грамотно разруливать какие-то конфликтные ситуации. Леша пригласил меня прочесть в их школе мастер-класс. Я сначала растерялась и подумала: чему я могу научить детей? А потом вдруг у меня в голове сложилась лекция для 4-5-летних детей – как стать поэтом. Я, наверно, смогу это объяснить совсем маленьким.

– Вы все время придумываете какие-то удивительные проекты, некогда скучать!

– Знаете, жизнь – это сад расходящихся тропок. Столько разных возможностей! Просто надо выбрать, по какой идти и на чем сосредоточиться.

[:wsame:]

[:wsame:]