Ксения Ильина: "Землетрясение" как забег на длинную дистанцию

Кинообозреватель Sobesednik.ru — о том, как режиссер «Мам» и «Что творят мужчины!» выходит из зоны комфорта.

Армения, 1988 год. Жители спешат по своим обычным делам, в парикмахерской стригут «чтобы как у Сильвестра Сталоне», на рынке взвешивают фрукты и мясо — день точно не обещает стать особенным. Только у семейства Бережных праздник — отец (Константин Лавроненко), по глупому стечению обстоятельств оказавшийся виновником гибели армянской четы восемь лет назад, наконец возвращается домой. Выдающийся день это, впрочем, и для второго выжившего в этой автомобильной катастрофе, Роберта (Виктор Степанян), который хочет во что бы то ни стало взглянуть убийце своих родителей в глаза. Брат Роберта, не гнушающийся мародерством парикмахер, своевременно снабжает его пистолетом: дескать, знаем твои намерения — лишним не будет.

Сарик Андреасян («С новым годом, мамы», «Ограбление по-американски»), известный российскому зрителю далеко не такими душещипательными лентами, как историческое кино о невзгодах армянского народа, в этот раз идет совсем по иному пути. Такие попытки часто заканчиваются довольно успешно, хотя и не всегда однозначно: вспомнить хотя бы Мизгирева с его недавним «Дуэлянтом» или того же Николая Хомерики с впечатляющим своим масштабом «Ледоколом». Оба сделали нечто для себя не совсем обычное, вышли из привычной зоны комфорта в необозримую степь большого кино. Нетрудно проследить то же намерение в новом фильме Андреасяна, но вот только результат оказался более непредсказуемым.

От режиссера, снявшего «Мам» и «Что творят мужчины!», почему-то почти с первого кадра ожидаешь услышать очередную шуточку в старом стиле, хотя и усердно повторяешь про себя, что картина-то совсем не о том. Ведь в серьезном кино, претендующем на пафос нового главного фильма про непоколебимую сплоченность армянского народа, не может быть никаких второсортных прибауток, когда скрупулезно задокументированная Андреасяном Армения в прямом смысле трещит по швам под ударами — вернее, подземными толчками.

Но, увы, натыкаться придется и на неуместные забавы героев трагедии, и на набившие оскомину клише, наверняка призванные тронуть черствое сердце зрителя. Это и мать, умирающая у сына на руках и со слезами на глазах просящая оставить место для себя в его сердце; и чрезмерно веселый именинник, непринужденно отпускающий шуточки рядом с трупами земляков: он затем накормит всех беженцев хашем, оставшимся от вчерашней пирушки, а через пару мгновений утрет рукавом слезы отчаяния.

Эти ляпы в порой излишне драматизированной истории в исполнении Андреасяна присутствуют часто, если не на каждом шагу, а все потому, что ему как будто не хватает толики трезвого взгляда на себя со стороны. Повествуя о том, чего натерпелась Армения в злосчастном 1988-м, Андреасян как будто забывает в нужный момент остановиться и оглянуться на снятое, притормозить на поворотах слишком уж хитросплетенных коллизий.

И все же надо отдать ему должное: это не очередная второсортная попытка снять кино о том, что за 30 лет успело забыться, запылиться в архивах — это попытка забега теперь уже на длинную дистанцию. Именно поэтому в какой-то момент ты готов поверить тому, что видишь на экране, который заволокло пылью руин, готов поверить в то, что мальчик-сирота, даже не успевший обрести папу Костю и снова его потерявший, ровно такой, каким мы хотим его себе представляем: прекрасный в своей наивности и беззащитности. Его не оставит в беде тот самый Роберт, который, конечно, все поймет и простит. Но тут же после очередной выходки в лучшем андреасяновском стиле вдруг становится как-то неловко — фильм-то претендует на уровень повыше, посерьезнее. Но, в конце концов, главное — чтобы автор снова не счел, что серьезность ему не к лицу.

[:wsame:][:wsame:]