Александра Маринина: Жалко тех, кто сел по глупости
У Александры Марининой на днях выходит новая книга про Каменскую, с которой писательница вроде бы попрощалась еще четыре года назад. Маринина, кажется, даже волнуется, хотя наверняка напрасно – ее детективы давно издаются миллионными тиражами, в том числе за границей. Читатели уверены, что Каменскую она пишет с себя: Маринина, чье настоящее имя – Марина Алексеева, двадцать лет отслужила в милиции и ушла в отставку в звании подполковника.
У Александры Марининой на днях выходит новая книга про Каменскую, с которой писательница вроде бы попрощалась еще четыре года назад. Маринина, кажется, даже волнуется, хотя наверняка напрасно – ее детективы давно издаются миллионными тиражами, в том числе за границей. Читатели уверены, что Каменскую она пишет с себя: Маринина, чье настоящее имя – Марина Алексеева, двадцать лет отслужила в милиции и ушла в отставку в звании подполковника.
Нужно, чтобы вымерло поколение, которое считает выпивку нормой
– Марина Анатольевна, вы ведь занимались в МВД анализом и прогнозированием преступности?
– Сначала я изучала личности преступников. В частности, тема моей диссертации была связана с осужденными, которые совершили повторное насильственное преступление. То есть однажды они уже кого-то изнасиловали или убили, отсидели за это, вышли и – снова за старое. Меня интересовало: почему это попадалово ничему их не научило? Сидеть ведь ой какой не мед, а они отсидели не год и не два, а пять и восемь.
– Вы поняли, почему?
– В общем, да. Причина в устойчивых индивидуально-личностных особенностях человека, которые программируют определенный тип реагирования на определенную ситуацию. В 90 процентах случаев преступление совершают не киллеры, не маньяки, а несчастные люди, которые попали по пьянке.
В 70–80-х годах ведь пили все, совместная выпивка и приводила к преступлениям.
– То есть вы этих людей жалеете?
– Если человек сидит, потому что намеренно пошел на преступление, мне его не жалко. Если же он наделал глупостей на пьяную голову и попал в колонию – жалко. Хотя, безусловно, я плохо отношусь к алкоголю и пьянству. Пьющие люди вообще для меня не существуют. Я не буду с ними общаться, не буду читать книги, которые они пишут, смотреть фильмы, которые они снимают. Таково мое к ним отношение – вероятнее всего, неправильное…
– Вы как будто обожглись на этом.
– Если вы имеете в виду, что у меня в семье были алкоголики, то нет. Муж вообще не пьет ничего и никогда. Но, например, когда я служила в МВД, было нормой коллективное принятие спиртного после работы по поводу дня рождения или какого-то праздника. И я много раз видела неумеренно выпивших мужчин и то, как отвратительно они себя ведут – несут чушь, становятся разнузданными, расхристанными, падают лицом в салат. У меня сформировалось стойкое отвращение к людям, которые позволяют себе напиваться. Но поскольку государство спаивало народ десятилетиями, чтобы пополнять собственную казну, мне жалко тех мужиков, которые сидят.
– Опять государство виновато?
– Нет, конечно, виноват человек. У него ведь был выбор – пить или не пить. Но в известном смысле выбор этот был инициирован государством и поощрялся им. Водка продавалась всюду, была абсолютно доступна по цене. И напиться было не стыдно. До 1985 года государство пальцем о палец не ударило, чтобы это прекратить. Правда, то, что оно натворило после, – отдельная песня. Сейчас что-то пытаются сделать, но уже, как говорится, поздняк метаться – нужно, чтобы вымерло поколение, которое считает выпивку нормой. То есть как минимум 40 лет сухого закона.
Даже смертники должны читать
– К слову, о жалости. Знаете, я был в «Белом лебеде», где сидят смертники. Они там «За рулем» выписывают…
– Надо прежде всего думать о том, что речь идет о смертниках...
–…у каждого из которых руки в крови по локоть.
– Смысл наказания не в том, чтобы человека унизить до состояния животного, а в том, чтобы изолировать его от общества. Мы же не говорим о том, чтобы к ним девочек приводили, мобильные телефоны выдавали и концерты звезд устраивали. Но человек до самой смерти должен оставаться человеком. Для этого он должен получать информацию, обдумывать ее, обрабатывать. Так почему не выписать им журнал «За рулем» или «Сад-огород»? Пусть читают.
– Они там и Маринину, кстати, читают.
– Да что вы? Это приятно!
– А вы разве письма из зоны не получаете?
– Сейчас уже нет, раньше писали. Я все письма читала, но не отвечала.
– Почему?
– Потому что понимала, человек писал от скуки. От монотонности жизни в колониях готовы на любое развлечение, а эти письма – целое событие. К тому же шанс для осужденного: вот сейчас я напишу этой сумасшедшей писательнице, она прочитает, может быть, даже ответит, а потом поверит, что я не виноват, пойдет по кабинетам, наймет адвоката, дело поднимут, на пересуд повезут. Развлекуха! Я прекрасно осознавала, что писались письма не душой и не сердцем, а исключительно разумом. Но все равно это труд – человек складывал слова, держал ручку, в письме – его почерк. Потому эти письма я до сих пор храню.
– Мне в колониях часто поделки заключенных дарят. Они у меня на работе лежат, домой боюсь нести. Мне кажется, у них энергетика не очень хорошая…
– А я все подарки, которые получала в колониях, когда служила и ездила туда в командировки, привозила домой. Осужденные делают чудесные поделки из хлеба и пластика – ручки, ножики, зеркальца. Я с удовольствием всем этим пользовалась.
– А что вы, кстати, в колониях делали?
– Моя работа строилась просто: я приезжала и сначала шла в спецчасть, где хранились личные дела осужденных. Например, тех, кого посадили за изнасилование. Я выбирала 100 человек, выписывала из личных дел все, что меня интересовало, и с этими анкетами проходила на территорию зоны – с каждым из выбранных мной осужденных встречалась, задавала вопросы, получала ответы. Потом они проходили психодиагностическое тестирование. Для этого я разбивала осужденных на 10 групп по 10 человек. Будь их больше, я бы просто не справилась – нужно было проявлять определенную жесткость, чтобы они сидели и делали то, что надо, а не бузили и не разговаривали. Но все равно происходили инциденты. Кто-нибудь из осужденных мог бросить на стол ручку, заявить: «Может, я себе тут смертный приговор подписываю» – и гордо направиться к двери. Моя задача была вернуть, усадить, уговорить, чтобы работал дальше – в общем, не допустить, чтобы человек ушел, иначе за ним ушли бы и остальные.
Со страхом ничего сделать нельзя
– Вы за криминальными новостями следите?
– Специально – нет. Если что-то и услышу, забываю сразу. Редко что-то цепляет. Тогда я начинаю думать: чем руководствовался человек, какие у него были мотивы? Бывает, это находит отражение в книге, но крайне редко.
– Когда в последний раз?
– 15 лет назад в одной газете вышла публикация о женщине, которая выбросила из окна троих малолетних детей и выбросилась сама. На следующий день умер и ее муж. Мне стало интересно: что могло произойти в жизни этой женщины, чтобы она решилась на такое? Главным образом меня интересовала судьба ее старшей дочери, которая сумела вырваться от матери и спрятаться у соседей. Я подумала: была большая и, наверное, хорошая семья – мама, папа, четверо детей. Всего за сутки девочка стала круглой сиротой. Да еще эта страшная трагедия случилась на ее глазах. Это меня зацепило, и я написала книгу «Иллюзия греха».
– Сейчас такое случается часто. Вы ведь в теме, можете объяснить, почему?
– В теме я была до 1994 года. Вот тогда я знала о преступности все: кто, что, почему и сколько будет завтра. Но с тех пор прошло 16 лет, и я совершенно выпала из процесса. Больше этим не занимаюсь и не интересуюсь.
– Тогда скажите, почему у нас так боятся милиции?
– Потому что она занимается торговлей полномочиями: возбуждением уголовных дел, проверками документов. Милиция не хочет жить на те копейки, которые платит государство. Она хочет жить красиво – лечиться в хороших больницах, отправлять детей учиться за границу, ездить на дорогих машинах. И трудно упрекнуть людей в этом желании. Того же самого хотят все вокруг, милиция чем хуже? И совершенно ей наплевать на людей, на их интересы, на закон. Она деньги зарабатывает.
– Подозреваю, что это так. Вижу перед собой милиционера и побаиваюсь – мало ли чем все может кончиться…
– Конечно. Подбросить могут что угодно, а потом будут с вас тянуть деньги, чтобы не возбуждать дело о наркотиках.
– Что-то сделать можно?
– Со страхом – нет.
– А с милицией?
– Наверное, но не нам с вами. Для этого нужна мощная политическая воля, которой я пока не вижу. Недавно по телевизору какой-то милицейский чиновник с гордостью рассказывал о нововведениях в МВД – о том, что все принимаемые на работу в милицию будут проходить психодиагностическое обследование и тестироваться на предмет нарко- и алкогольной зависимости. Я давилась от хохота. С луны они, что ли, упали? Я в органах МВД служила с 1979 года, уже тогда существовало это самое обязательное обследование и проверка на пристрастие к алкоголю и наркотикам. А потом наступил период безвластия, когда всем этим стали пренебрегать. Говорить об этом как о нововведении смешно. Просто раньше было сложно дать взятку, чтобы такие исследования пройти. А сейчас? Ну, введут их снова. Значит, те, кто будет проверки проводить, моментально обогатятся. И в милицию все равно придут нарко- и алкогольно-зависимые и психически неустойчивые.
Каменская ушла в отставку
– В ноябре выходит последний фильм о Гарри Поттере. Как считаете, напишет Роулинг продолжение?
– Честно говоря, мне все равно. Я «Гарри Поттера» не читала, не смотрела и не собираюсь. Мне неинтересен мальчик-волшебник.
– Несколько лет назад вы тоже дали понять, что устали от Каменской, а в августе выходит новая книга…
– Дело в том, что 2–3 года назад у меня был непонятный период. Я вообще ничего не писала и не была уверена, напишу ли когда-нибудь хоть строчку – не было сил, желания, куража. Все это время рядом со мной были муж и подруга, они подпирали меня с двух сторон. И как раз этой подруге в порыве отчаяния я сказала: «Давай напишем вместе семейную сагу». Я очень благодарна, что она сразу согласилась, хотя у нее своя семья, работа, жизнь. С ее помощью я написала трилогию «Взгляд из вечности». И когда эта работа была закончена, я вдруг поняла, что снова хочу написать про Каменскую. Я очень внимательно прислушиваюсь к тому, чего хочу. В милиции у меня всегда были начальники, и можно было делать только то, что они велят или разрешат. Выйдя в отставку, я сказала себе: «Всё, больше мне никто никогда ничего не прикажет. Буду делать только то, что хочу». И к Каменской я вернулась, когда поняла, что хочу о ней написать. Ей, кстати, в этом году исполнилось 50 лет, она вышла в отставку и больше не работает на Петровке.
– Сериал вам нравится?
– Во мне очень хорошо уживаются два человека – автор и неавтор. Как неавтору мне все очень нравится, потому что в сериале играют великолепные актеры. Но как автору, конечно, сериал мне понравиться не может. В четвертом сезоне «Каменской», например, совсем ничего не осталось от того, что я написала.
– Для автора экранизация его книг – пиар или заработок?
– Безусловно, когда у меня приобретают право на экранизацию, мне какие-то деньги платят. Но они небольшие – в сравнении с изданием книг цифры несопоставимые.
Я очень домашняя – как кошка
– Мне интересно: Анастасия Каменская реально существует?
– Конечно, имя-то я не с потолка взяла. У меня была школьная подружка Лена. В начале 1980‑х она вышла замуж за человека по фамилии Каменский, родила девочку и назвала ее Асей. И когда я спросила, почему она дала ребенку такое непопулярное и старомодное имя, Лена ответила: «Зато когда вырастет, будет Анастасией Каменской. Послушай, как красиво звучит». С тех пор мы больше не виделись и не перезванивались. Но эта фраза звучала у меня в голове, когда я придумывала имя для своей героини.
– Вас не смущает, что на Украине есть певица Настя Каменских?
– Наверняка и в нашей стране существует еще не один десяток Анастасий Каменских. И что же?
– Так вы ведь им всем кислород перекрыли.
– Каким образом?
– Зарегистрировали на свое имя торговый знак «Анастасия Каменская». Теперь никто из них не сможет ни магазин под этой вывеской открыть, ни одежду выпустить, ни на сцену выйти.
– Совершенно верно.
– А почему вы при этом категорично заявляете, что сами заниматься бизнесом не будете? Вдруг он принес бы хороший доход?
– Я к этому не приспособлена. В бизнесе надо крутиться постоянно: быть все время на телефоне, в напряжении, куда-то ездить, добиваться, ходить по кабинетам, договариваться, а я для «крутежки» не предназначена. Я очень домашняя, как кошка – мне бы свернуться в клубочек на диване, накрыться пледом, взять в руки книжку или посмотреть телевизор. Больше ничего не надо.
коллеги
Дарья Донцова: Если бы не Маринина, меня бы не было
– Я считаю Александру Маринину своей литературной матерью. Это неправильно, потому что я старше ее по возрасту. Но если бы не она, меня бы не было. Я пришла в литературу как фанатка Марининой. Она пробила собой бетонную стену, на которой было написано: «Наши бабы детективные романы не пишут». Маринина стала паровозом, а за ней уже пошли остальные вагоны – мы.
У меня была совершенно великолепная история, связанная с Марининой. Однажды на улице ко мне подлетела женщина с книжкой и стала кричать: «Дорогая моя, я вас обожаю, вы лучший автор всех времен и народов, я вас очень люблю! Подпишите мне, пожалуйста, книгу». Я таяла от этих слов и чувствовала себя настоящей звездой. Когда же она протянула книгу, я увидела, что автор – Александра Маринина. Мы совершенно не похожи внешне, но, видимо, в сознании этой женщины любой детектив – это Маринина. Я смотрела на эту женщину и думала: «Господи, что же мне делать? Она ведь так счастлива!» И написала: «С огромной любовью от Александры Марининой». Думаю, Маринина меня за это простит.
Нужно, чтобы вымерло поколение, которое считает выпивку нормой
– Марина Анатольевна, вы ведь занимались в МВД анализом и прогнозированием преступности?
– Сначала я изучала личности преступников. В частности, тема моей диссертации была связана с осужденными, которые совершили повторное насильственное преступление. То есть однажды они уже кого-то изнасиловали или убили, отсидели за это, вышли и – снова за старое. Меня интересовало: почему это попадалово ничему их не научило? Сидеть ведь ой какой не мед, а они отсидели не год и не два, а пять и восемь.
– Вы поняли, почему?
– В общем, да. Причина в устойчивых индивидуально-личностных особенностях человека, которые программируют определенный тип реагирования на определенную ситуацию. В 90 процентах случаев преступление совершают не киллеры, не маньяки, а несчастные люди, которые попали по пьянке.
В 70–80-х годах ведь пили все, совместная выпивка и приводила к преступлениям.
– То есть вы этих людей жалеете?
– Если человек сидит, потому что намеренно пошел на преступление, мне его не жалко. Если же он наделал глупостей на пьяную голову и попал в колонию – жалко. Хотя, безусловно, я плохо отношусь к алкоголю и пьянству. Пьющие люди вообще для меня не существуют. Я не буду с ними общаться, не буду читать книги, которые они пишут, смотреть фильмы, которые они снимают. Таково мое к ним отношение – вероятнее всего, неправильное…
– Вы как будто обожглись на этом.
– Если вы имеете в виду, что у меня в семье были алкоголики, то нет. Муж вообще не пьет ничего и никогда. Но, например, когда я служила в МВД, было нормой коллективное принятие спиртного после работы по поводу дня рождения или какого-то праздника. И я много раз видела неумеренно выпивших мужчин и то, как отвратительно они себя ведут – несут чушь, становятся разнузданными, расхристанными, падают лицом в салат. У меня сформировалось стойкое отвращение к людям, которые позволяют себе напиваться. Но поскольку государство спаивало народ десятилетиями, чтобы пополнять собственную казну, мне жалко тех мужиков, которые сидят.
– Опять государство виновато?
– Нет, конечно, виноват человек. У него ведь был выбор – пить или не пить. Но в известном смысле выбор этот был инициирован государством и поощрялся им. Водка продавалась всюду, была абсолютно доступна по цене. И напиться было не стыдно. До 1985 года государство пальцем о палец не ударило, чтобы это прекратить. Правда, то, что оно натворило после, – отдельная песня. Сейчас что-то пытаются сделать, но уже, как говорится, поздняк метаться – нужно, чтобы вымерло поколение, которое считает выпивку нормой. То есть как минимум 40 лет сухого закона.
Даже смертники должны читать
– К слову, о жалости. Знаете, я был в «Белом лебеде», где сидят смертники. Они там «За рулем» выписывают…
– Надо прежде всего думать о том, что речь идет о смертниках...
–…у каждого из которых руки в крови по локоть.
– Смысл наказания не в том, чтобы человека унизить до состояния животного, а в том, чтобы изолировать его от общества. Мы же не говорим о том, чтобы к ним девочек приводили, мобильные телефоны выдавали и концерты звезд устраивали. Но человек до самой смерти должен оставаться человеком. Для этого он должен получать информацию, обдумывать ее, обрабатывать. Так почему не выписать им журнал «За рулем» или «Сад-огород»? Пусть читают.
– Они там и Маринину, кстати, читают.
– Да что вы? Это приятно!
– А вы разве письма из зоны не получаете?
– Сейчас уже нет, раньше писали. Я все письма читала, но не отвечала.
– Почему?
– Потому что понимала, человек писал от скуки. От монотонности жизни в колониях готовы на любое развлечение, а эти письма – целое событие. К тому же шанс для осужденного: вот сейчас я напишу этой сумасшедшей писательнице, она прочитает, может быть, даже ответит, а потом поверит, что я не виноват, пойдет по кабинетам, наймет адвоката, дело поднимут, на пересуд повезут. Развлекуха! Я прекрасно осознавала, что писались письма не душой и не сердцем, а исключительно разумом. Но все равно это труд – человек складывал слова, держал ручку, в письме – его почерк. Потому эти письма я до сих пор храню.
– Мне в колониях часто поделки заключенных дарят. Они у меня на работе лежат, домой боюсь нести. Мне кажется, у них энергетика не очень хорошая…
– А я все подарки, которые получала в колониях, когда служила и ездила туда в командировки, привозила домой. Осужденные делают чудесные поделки из хлеба и пластика – ручки, ножики, зеркальца. Я с удовольствием всем этим пользовалась.
– А что вы, кстати, в колониях делали?
– Моя работа строилась просто: я приезжала и сначала шла в спецчасть, где хранились личные дела осужденных. Например, тех, кого посадили за изнасилование. Я выбирала 100 человек, выписывала из личных дел все, что меня интересовало, и с этими анкетами проходила на территорию зоны – с каждым из выбранных мной осужденных встречалась, задавала вопросы, получала ответы. Потом они проходили психодиагностическое тестирование. Для этого я разбивала осужденных на 10 групп по 10 человек. Будь их больше, я бы просто не справилась – нужно было проявлять определенную жесткость, чтобы они сидели и делали то, что надо, а не бузили и не разговаривали. Но все равно происходили инциденты. Кто-нибудь из осужденных мог бросить на стол ручку, заявить: «Может, я себе тут смертный приговор подписываю» – и гордо направиться к двери. Моя задача была вернуть, усадить, уговорить, чтобы работал дальше – в общем, не допустить, чтобы человек ушел, иначе за ним ушли бы и остальные.
Со страхом ничего сделать нельзя
– Вы за криминальными новостями следите?
– Специально – нет. Если что-то и услышу, забываю сразу. Редко что-то цепляет. Тогда я начинаю думать: чем руководствовался человек, какие у него были мотивы? Бывает, это находит отражение в книге, но крайне редко.
– Когда в последний раз?
– 15 лет назад в одной газете вышла публикация о женщине, которая выбросила из окна троих малолетних детей и выбросилась сама. На следующий день умер и ее муж. Мне стало интересно: что могло произойти в жизни этой женщины, чтобы она решилась на такое? Главным образом меня интересовала судьба ее старшей дочери, которая сумела вырваться от матери и спрятаться у соседей. Я подумала: была большая и, наверное, хорошая семья – мама, папа, четверо детей. Всего за сутки девочка стала круглой сиротой. Да еще эта страшная трагедия случилась на ее глазах. Это меня зацепило, и я написала книгу «Иллюзия греха».
– Сейчас такое случается часто. Вы ведь в теме, можете объяснить, почему?
– В теме я была до 1994 года. Вот тогда я знала о преступности все: кто, что, почему и сколько будет завтра. Но с тех пор прошло 16 лет, и я совершенно выпала из процесса. Больше этим не занимаюсь и не интересуюсь.
– Тогда скажите, почему у нас так боятся милиции?
– Потому что она занимается торговлей полномочиями: возбуждением уголовных дел, проверками документов. Милиция не хочет жить на те копейки, которые платит государство. Она хочет жить красиво – лечиться в хороших больницах, отправлять детей учиться за границу, ездить на дорогих машинах. И трудно упрекнуть людей в этом желании. Того же самого хотят все вокруг, милиция чем хуже? И совершенно ей наплевать на людей, на их интересы, на закон. Она деньги зарабатывает.
– Подозреваю, что это так. Вижу перед собой милиционера и побаиваюсь – мало ли чем все может кончиться…
– Конечно. Подбросить могут что угодно, а потом будут с вас тянуть деньги, чтобы не возбуждать дело о наркотиках.
– Что-то сделать можно?
– Со страхом – нет.
– А с милицией?
– Наверное, но не нам с вами. Для этого нужна мощная политическая воля, которой я пока не вижу. Недавно по телевизору какой-то милицейский чиновник с гордостью рассказывал о нововведениях в МВД – о том, что все принимаемые на работу в милицию будут проходить психодиагностическое обследование и тестироваться на предмет нарко- и алкогольной зависимости. Я давилась от хохота. С луны они, что ли, упали? Я в органах МВД служила с 1979 года, уже тогда существовало это самое обязательное обследование и проверка на пристрастие к алкоголю и наркотикам. А потом наступил период безвластия, когда всем этим стали пренебрегать. Говорить об этом как о нововведении смешно. Просто раньше было сложно дать взятку, чтобы такие исследования пройти. А сейчас? Ну, введут их снова. Значит, те, кто будет проверки проводить, моментально обогатятся. И в милицию все равно придут нарко- и алкогольно-зависимые и психически неустойчивые.
Каменская ушла в отставку
– В ноябре выходит последний фильм о Гарри Поттере. Как считаете, напишет Роулинг продолжение?
– Честно говоря, мне все равно. Я «Гарри Поттера» не читала, не смотрела и не собираюсь. Мне неинтересен мальчик-волшебник.
– Несколько лет назад вы тоже дали понять, что устали от Каменской, а в августе выходит новая книга…
– Дело в том, что 2–3 года назад у меня был непонятный период. Я вообще ничего не писала и не была уверена, напишу ли когда-нибудь хоть строчку – не было сил, желания, куража. Все это время рядом со мной были муж и подруга, они подпирали меня с двух сторон. И как раз этой подруге в порыве отчаяния я сказала: «Давай напишем вместе семейную сагу». Я очень благодарна, что она сразу согласилась, хотя у нее своя семья, работа, жизнь. С ее помощью я написала трилогию «Взгляд из вечности». И когда эта работа была закончена, я вдруг поняла, что снова хочу написать про Каменскую. Я очень внимательно прислушиваюсь к тому, чего хочу. В милиции у меня всегда были начальники, и можно было делать только то, что они велят или разрешат. Выйдя в отставку, я сказала себе: «Всё, больше мне никто никогда ничего не прикажет. Буду делать только то, что хочу». И к Каменской я вернулась, когда поняла, что хочу о ней написать. Ей, кстати, в этом году исполнилось 50 лет, она вышла в отставку и больше не работает на Петровке.
– Сериал вам нравится?
– Во мне очень хорошо уживаются два человека – автор и неавтор. Как неавтору мне все очень нравится, потому что в сериале играют великолепные актеры. Но как автору, конечно, сериал мне понравиться не может. В четвертом сезоне «Каменской», например, совсем ничего не осталось от того, что я написала.
– Для автора экранизация его книг – пиар или заработок?
– Безусловно, когда у меня приобретают право на экранизацию, мне какие-то деньги платят. Но они небольшие – в сравнении с изданием книг цифры несопоставимые.
Я очень домашняя – как кошка
– Мне интересно: Анастасия Каменская реально существует?
– Конечно, имя-то я не с потолка взяла. У меня была школьная подружка Лена. В начале 1980‑х она вышла замуж за человека по фамилии Каменский, родила девочку и назвала ее Асей. И когда я спросила, почему она дала ребенку такое непопулярное и старомодное имя, Лена ответила: «Зато когда вырастет, будет Анастасией Каменской. Послушай, как красиво звучит». С тех пор мы больше не виделись и не перезванивались. Но эта фраза звучала у меня в голове, когда я придумывала имя для своей героини.
– Вас не смущает, что на Украине есть певица Настя Каменских?
– Наверняка и в нашей стране существует еще не один десяток Анастасий Каменских. И что же?
– Так вы ведь им всем кислород перекрыли.
– Каким образом?
– Зарегистрировали на свое имя торговый знак «Анастасия Каменская». Теперь никто из них не сможет ни магазин под этой вывеской открыть, ни одежду выпустить, ни на сцену выйти.
– Совершенно верно.
– А почему вы при этом категорично заявляете, что сами заниматься бизнесом не будете? Вдруг он принес бы хороший доход?
– Я к этому не приспособлена. В бизнесе надо крутиться постоянно: быть все время на телефоне, в напряжении, куда-то ездить, добиваться, ходить по кабинетам, договариваться, а я для «крутежки» не предназначена. Я очень домашняя, как кошка – мне бы свернуться в клубочек на диване, накрыться пледом, взять в руки книжку или посмотреть телевизор. Больше ничего не надо.
коллеги
Дарья Донцова: Если бы не Маринина, меня бы не было
– Я считаю Александру Маринину своей литературной матерью. Это неправильно, потому что я старше ее по возрасту. Но если бы не она, меня бы не было. Я пришла в литературу как фанатка Марининой. Она пробила собой бетонную стену, на которой было написано: «Наши бабы детективные романы не пишут». Маринина стала паровозом, а за ней уже пошли остальные вагоны – мы.
У меня была совершенно великолепная история, связанная с Марининой. Однажды на улице ко мне подлетела женщина с книжкой и стала кричать: «Дорогая моя, я вас обожаю, вы лучший автор всех времен и народов, я вас очень люблю! Подпишите мне, пожалуйста, книгу». Я таяла от этих слов и чувствовала себя настоящей звездой. Когда же она протянула книгу, я увидела, что автор – Александра Маринина. Мы совершенно не похожи внешне, но, видимо, в сознании этой женщины любой детектив – это Маринина. Я смотрела на эту женщину и думала: «Господи, что же мне делать? Она ведь так счастлива!» И написала: «С огромной любовью от Александры Марининой». Думаю, Маринина меня за это простит.
