Алексей Иванов: Сейчас и поругаться могу

Имя Алексея Иванова в первых строках всевозможных читательских рейтингов, его книги – «Золото бунта», «Сердце Пармы», «Географ глобус пропил» – переиздаются огромными тиражами и на полках не залеживаются.

Иванов работал и как фантаст, и как реалист. Но наибольшую славу ему принесла проза, посвященная истории Урала.
Своеобразный венец этой серии – проект «Хребет России»: фотокнига, выпущенная на днях издательством «Азбука», и идущий в эфире «Первого канала» многосерийный телефильм. В нем Иванов исследует так хорошо ему знакомые горы и реки вместе с Леонидом Парфеновым. И не­удивительно, наверное, что разговор то и дело сводится к этому проекту.

Сам в кадр не лез

– Вас какими только определениями не награждают: и «современный Лев Толстой», и «золотовалютный резерв русской литературы». Парфенов представляет вас в «Хребте» как «самого значительного русского писателя XXI века». А самому кем больше нравится зваться?

– Мне нравится называться Алексеем Ивановым. Леониду я благодарен за такие слова, мне приятно их слышать, но в принципе меня кем только не зовут – от Генри Миллера-2 до Павла Бажова-2. Диапазон очень широк. И точно так же в мой адрес звучат слова «графоман», «бездарь» и так далее. Относиться серьезно к таким ярлыкам невозможно.

– Я слышала, к фильму Лунгина «Царь», снятому по вашему сценарию, у вас были претензии. А «Хребтом» довольны?

– Да.

– Тем, каким он получился, или самим фактом?

– Мне бы не хотелось обсуждать достоинства фильма, в производстве которого я участвовал. Это все равно что спрашивать, понравился ли мне мой собственный роман.

– Романы для вас дело привычное, а вот телевидение – новое. Как чувствовали себя перед камерой?

– Это не то, что мне интересно. Я сам в кадр не лез. На моем присутствии на экране настоял Леонид. А Леонид – такой профессионал, с которым не спорят. Надо пояснить: «Хребет России» – двуединый проект, части которого промоутируют друг друга. Лично для меня выход книги и фильма – очень большое событие. В первую очередь оно значительно не тем, что это наконец-то реализованный плод усилий. А тем, что какие-то очень заржавевшие ворота чуть-чуть приоткрылись и в эту щелку уже можно попробовать пролезть, чтобы идти по дороге свободы и дальше.

– Известно, что четыре серии «Хребта» обошлись в два миллиона долларов. Это один из самых дорогих за последнее время телепроектов. Не было страшно брать на себя ответственность за такие деньги? Еще и не свои.

– Конечно, страшно. Не все в нашей группе справились с таким искушением. Большие деньги сносят башню. Пришлось даже одного продюсера со снесенной башней выгнать…

– Вы на экране передвигаетесь разным транспортом: снегоходами, моторными лодками, парапланами. Когда самостоятельно проходили эти пути, пользовались такими дорогими штуками?

– В реальной жизни мы пользуемся автомобилями. Потому что, несмотря на катера и снегоходы, фильм свой мы предназначали для людей, которые приедут на своих машинах. И путеводитель составляли для автотуристов, учитывая GPS-навигатор.

– Это хорошо. Потому что после вашего фильма мне, например, захотелось увидеть Урал своими глазами.

– Рейтинги нас вообще порадовали. Цифры «Хребта» были выше, чем у сериалов «Школа» и «Семь жен одного холостяка». Хотя я не питаю иллюзии, будто интерес к Уралу будет ураганный. Тем не менее надеюсь, что статус его как рекреационного региона повысится с двух звезд до трех. Что уже хорошо.

Хотел приплющить премьер-министром пермских воров

– Вы часто повторяете, что вам необходим статус. Для обретения его даже с Путиным встречались. Сейчас на главном канале страны выступаете. А как вы полагаете своим статусом распорядиться?

– Статус мне необходим, чтобы реализовывать свои дальнейшие проекты. Я не исчерпался «Хребтом России». Таких проектов в голове у меня много. Осуществить их, имея некое положение, я думаю, будет легче.

– И что, к вам уже прислушиваются? Вы же не даете спокойной жизни пермским чиновникам от культуры.

– Да, не даю. Так им, подлецам, и надо. Вот для этого я и ездил на встречу с премьер-министром. Чтобы пермские чиновники увидели: в Москве я пользуюсь каким-то уважением. а то у себя в регионе никаким не пользуюсь. То есть я шел на ту встречу не ради того, чтобы сфотографироваться с Владимиром Владимировичем, а для того, чтобы наших местных воров приплющить каблуком.

– Это заставило их иначе с вами разговаривать?

– Нет. Они это стойко вынесли и не изменили своего отношения.

– Вы тоже не сдаетесь. Против одного из замминистров культуры в связи с вашим проектом «Пермь как текст» даже возбудили уголовное дело. Это серьезно уже. Вам вообще не боязно?

– А почему я должен бояться? Я же не воровал.

– Так в России не воры боятся, а воров.

– Нет, мне не страшно. И я рад, что возбудили уголовное дело. Мне обидно, что, во-первых, изгадили мою идею. Во-вторых, за людей, которые поверили мне, потратили на этот проект свой труд, свое время, но не получили зарплату. И в-третьих, мне чисто по-человечески за себя обидно. Потому что завтра в Федеральном агентстве по печати и массовым коммуникациям меня за этот проект будут награждать – как автора одной из самых интересных идей в культуре российской провинции. А на местном уровне в течение года не могут даже сдвинуть с мертвой точки процесс с воровством. На реализации моей идеи украли несколько миллионов.
Я предложил пермскому министерству культуры издать серию из 12 книг. Назвал ее «Пермь как текст» – по работе пермского профессора Владимира Абашева. Это способ осмысления региона через тексты – не только художественные произведения, но и социологические, краеведческие и прочие. Это тексты людей, которые живут в Перми или имеют к ней какое-то отношение. Это я делал не для себя, абсолютно бесплатно, не брал никакого гонорара. И собственно мои тексты занимали лишь треть одного тома.
Правительство Перми выделило деньги полностью на реализацию всего проекта. Не мне – одной организации. И назначило чиновницу, которая эту организацию должна была курировать. На сегодняшний день выпущено только 9 книг. Оставшиеся 3 не могут доиздать больше года. Средства проекта были разворованы, чиновница-куратор сама участвовала в афере – через фирмы, связанные с ее мужем и дочерью. В уголовном деле это отражено.

– А толку от вашей правды?

– Пока никакого. Человек, укравший бюджетные деньги, никак не наказан. Правительство Пермского края по-прежнему сотрудничает с ним. Чиновница инициирует новые книжные проекты, в которые с радостью бегут местные деятели культуры, не понимая, что она просто вырубает из бюджета Перми средства для латания дыр проекта «Пермь как текст» и оставит их без порток.
Хочется, чтобы эта ситуация была разрулена. Мне безразлично, кем – губернатором, министром культуры, следователем. Я хочу, чтобы книги были доизданы, деньги людям заплачены, а воровство прекращено.

Столица катастроф

– Как видно, в Перми не происходит ничего такого, чего бы не творилось во всей России. Воруют, клубы горят, самолеты падают, банки грабят…

– Почему Пермь получила статус столицы катастроф, мне, в общем, понятно. Пермская власть сформировала абсолютно правильное направление деятельности – прорыв города через культуру. Но совершенно неверно реализует этот проект. Вместо того чтобы продвигать местных в столицу, где бы свои рассказывали о том, какой Пермь чудесный город, наша власть тащит к себе людей из Москвы. А что, например, московские журналисты видят в Перми? Скандалы да катастрофы. Если бы вектор был направлен в противоположную сторону, это пошло бы городу на пользу.

– То есть в стремлении рассказать стране о своем регионе вас вообще никто не поддерживает?

– Пермская власть игнорировала и продолжает игнорировать все мои инициативы. Она никоим образом не поддержала «Хребет России». И все нынешние мои проекты точно так же отправляются в мусорную корзину. У себя в регионе я выведен из культурно-общественной жизни. У меня там практически нет ни встреч с читателями, ни прессы. Зато с правительством Югры и Башкортостана у нас сложились хорошие отношения. Быть может, мы снимем об этих регионах фильмы, аналогичные «Хребту России».

– А если бы вам предложили рассказать перед Олимпиадой о Сочи? Сейчас это очень модная тема.

– Дело в том, что я работаю по темам, которые знаю. Сочи я не знаю. Я понимаю, что на проекте, связанном со столицей Олимпийских игр, можно срубить большие деньги. Но я работаю не из-за денег. Это брак по любви.

– Есть ощущение, что происходящее с вами – сказка? Вы же работали то сторожем, то учителем, то экскурсоводом. А теперь – такая слава. На книжной ярмарке к вашему стенду было не подступиться.

– Определенное чувство нереальности, конечно, есть. Однако успех пришел не как в сказке. За этим успехом – огромный труд, который, естественно, никому не виден. Это труд просто титанический. Потому что пробить такие вещи и в столице-то сложно. А в провинции практически невозможно. Несмотря на то, что за «Хребтом России» стояли такие могучие люди, как Анатолий Борисович Чубайс (один из главных спонсоров телефильма. – Ред.), проект занял три с лишним года.

– А если говорить о книгах? Вам же рукописи возвращали неоднократно.

– Так я давно к этому привык. Семь лет прошло, как я издал первую книгу. Страх, что не понравится, есть всегда. Но волков бояться – в лес не ходить. Тут надо выбирать. Либо ты будешь бояться и распечатывать свои романы для близких и знакомых на принтере, либо получать по морде от критиков, но выходить на широкую аудиторию.

Обнаглел от славы

– Как объясняете успех ваших, в общем, непростых для массового читателя книг? Своими заслугами хорошего расшифровщика «уральского кода»? Или народ проявил неожиданную сознательность?

– Я думаю, тут дело не во мне и не в Урале. Интуитивно все жители провинции, а их в нашей стране большинство, понимают, что страна устроена сложно и люди живут по-разному. Так, как живут в Архангельске, не живут в Грозном. И так, как живут в Красноярске, не живут в Смоленске. Конечно, это не принципиальные отличия, но нюансы есть.

На примере Урала я просто показываю, как по-особому люди там живут. Но все остальные жители страны понимают, что у них тоже особый мир. Мне кажется, большое внимание к уральскому проекту в первую очередь объясняется тем, что люди хотят говорить о себе, о своем образе жизни, а не об Урале. Урал – это просто первая ласточка.

– Вы теперь книгой о Пугачеве вроде хотите заняться?

– Пугачев – такой же двуединый проект, как «Хребет России»: и книга, и фильм. Другое дело, что Пугачева не будет какой-то конкретный регион спонсировать. Это надо выходить на канал…

– Почему с экранизациями ваших книг очень все туманно? Права на «Географа», «Золото бунта» проданы давно, а дальше дело не движется.

– Какие-то подвижки есть, но они заметны только вооруженным взглядом. Радостного мало. Но я бы не сказал, что эта ситуация меня удручает. Не знаю, почему так происходит. Интерес есть, но проекты очень масштабные, денег надо много. И кризис, конечно, подрубил… Так он ведь не только меня подрубил. Не то что один Иванов грустит, а все остальные расцветают. Все грустят.

– Смотрю на вас и удивляюсь: кажется, слава вас совсем не меняет.

– Как-то, наверное, меняет. Обнаглеть-то все равно обнаглел. Если раньше перед чиновниками ходил на цыпочках, сейчас и поругаться могу. Раньше бы храбрости не хватило.

– В вашей жизни появились какие-то атрибуты сытого существования?

– Мне теперь не надо каждый день ходить на работу (смеется). Больше, пожалуй, ничего.


Писатель о писателе

Дмитрий Быков: Мы слишком редко видимся

От большинства русских писателей – и прежних, и современных – Иванова отличает необыкновенно четкая саморегуляция. Он знает, чего хочет, точно рассчитывает силы, умеет работать в разных жанрах и не мечет бисера перед свиньями. Вдохновение ему, само собой, знакомо, но зависеть от него он себе не позволяет.

Очень рано начав (первые повести, фантастические, дали Иванову первую известность среди коллег, когда ему было едва за двадцать), в двадцать четыре сочинив первый роман «Общага на крови», а к тридцати закончив «Сердце Пармы», он умеет в литературе практически все и считает это нормой. На фоне нынешнего тотального непрофессионализма это смотрится вызывающе, но Иванову не привыкать к неприятию: сам он себе цену знает, а в чужих оценках нуждается не больше, чем африканский слон – в восхищенных аханьях туриста. То есть ему бывает приятно, но слоном он был бы и без этих восторгов.

По характеру Иванов – типичный уралец, трудоспособный, упрямый, памятливый, выносливый, язвительный, тяжелый на подъем, но неприхотливый. Нравятся ему в искусстве как раз легкие, праздничные вещи – сказки, стихи, модерн, деревянное зодчество, по которому он специалист, в литературе он любит всякие веселые выдумки, у него и у самого с юмором неплохо, но природа его дара другая – тяжелая, основательная. Он выдумывает крупные концепции и подолгу с ними носится.

Сейчас его главная идея – связь народного характера с ландшафтом, семиотика местности, если угодно. В России несколько природных зон, каждому пейзажу соответствует свой характер, надо научить власть гибко всем этим руководить, не навязывая одной территории законы другой. Об этом его «Хребет России».

Некоторое время он работал преподавателем и внешне напоминает классического учителя – не столько школьного, сколько гимназического. Думаю, Федор Сологуб – другой писатель из учителей – был примерно такой. Только Сологуб был злой, а Иванов нет, хотя ехидный.

Не знаю, могу ли назвать Иванова другом – мы слишком редко видимся, – но он один из самых умных, надежных и серьезных людей, которые мне встречались. Самолюбия у него тоже хватает, но у Иванова для такого отношения к себе есть все основания. И потом, как показывает опыт, самолюбивого человека труднее нагнуть – так что именно это качество нам очень даже не помешает.