Марина Ходорковская: У моего сына украли жизнь

15 декабря должно было состояться оглашение приговора Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву. И в день обещанного заседания, Марина Филлиповна только у дверей зала суда узнала, что оглашение перенесено на 27 декабря. 

Мы приехали к Марине Филипповне в подмосковное Коралово, где находится лицей-интернат – один из любимых проектов Михаила Борисовича, о судьбе которого он постоянно интересуется при свиданиях с матерью 12 декабря.

Красивые слова

– Вы собирались на днях уезжать, выходит, на приговоре присутствовать не будете?

– Буду, конечно. Я вернусь в ночь перед 15-м. Но приговор же не один день будут читать. Думаю, что решение огласят только под католическое Рождество или вовсе к Новому году, ведь в это время вся пресса окажется уже в отпуске и шума будет меньше.

– Вы давно виделись с сыном? Он думает, что приговор предопределен, или все-таки надеется?

– Я видела его 8 ноября, Миша бодр, шутит, смеется… Но он реалист, он все понимает. Хотя, как всякий человек, думаю, в глубине души на что-то надеется.

– Но и вы летом, когда мы с вами делали интервью, говорили, что президент Медведев внушает вам некоторые надежды…

– Да, начал он очень неплохо. А сейчас, кроме слов, ничего нету. Слова, впрочем, красивые, хорошие… Вот недавно, 17 ноября, у сына с Платоном закончился срок содержания под стражей. По закону нужно проводить заседание суда и продлевать пребывание в СИЗО или отправлять их в колонию. Заседания не было. Выходит, они сидят в СИЗО незаконно. Дело в том, что они приговорены к колонии, а не к СИЗО. Это совершенно разные вещи. Кстати, на территории СИЗО «Матросская Тишина» есть условия содержания, как в колонии, но и туда их не переводят…

Были намерения принять закон о том, что год в СИЗО приравнивается к 1,5 годам в колонии. Но не приняли. Мне говорили, что, возможно, из-за того, что тогда пришлось бы Мишу выпустить: он в колонии пробыл всего год и два месяца, остальное время – в тюремных условиях.

– У него действительно 8 человек в камере, как пишут?

– Нет, сейчас 4 человека. Было одно время и 16... Он никогда не жалуется. Сейчас народ больше с экономическими статьями, в основном это люди с высшим образованием.

– Правда, что ему разрешили пользоваться Интернетом?

– Да что вы! В этом году даже адвокатам запретили, причем не мотивируя, проносить в СИЗО ноутбук. Как работать по 188 томам уголовного дела, непонятно. Не тащить же адвокату все эти тома в СИЗО? Там нет даже радио. Только телевизор…

– А чем телевизор хуже?

– Не знаю. Возможно, тем, что на ТВ нет «Эха Москвы». Миша все пишет ручкой. Он даже как-то попросил передать ему коробку типа чемодана, чтобы можно было работать на коленях – стол ведь часто бывает занят.

– А есть еще какие-то строгости в режиме?

– На эти темы нам с ним особо нельзя говорить. Но, насколько я знаю, у них в камере ведется постоянное видеонаблюдение. В других камерах такого нет. Это психологическое давление.

– Они с Лебедевым сидят в разных камерах?

– Даже в разных тюрьмах. «Матросская Тишина» – это две тюрьмы: №99 (там сидит Миша) и №77 (там – Платон). Не знаю, в чем смысл их разделять, если они по 8 часов вместе в суде бывают, да и везут их в одной машине…

Мёд для папы МБХ

– Вы как-то сказали, что Михаил Борисович в тюрьме стал мудрее. А что еще изменилось в нем?

– Как ни странно, он стал добрее. У него фактически жизнь украли, а он не озлобился. Это я бы всех поубивала, а он – нет. Он даже мне говорит: ну что ты, мам, вот этот человек (свидетель на процессе) соврал – ну, боится… Бывает. Ну запугали его, он и наговорил там что-то… То есть он всех пытается понять.

– И Путина?

– Не знаю. Когда мы встречаемся – это же по телефону, через стекло. Каждое слово записывается, поэтому такие темы я обсуждать с сыном не могу.

– Вы рассказывали, что дома у вас есть портрет Путина – чтобы помнить, кому вы обязаны тем, что у вашего сына украли жизнь. Здесь, в лицее, я тоже увидела снимок Михаила Борисовича с Путиным. Тоже чтобы все помнили?

– Нет, тут другая история. Там дальше на стене есть снимок, где Миша с Бушем. Как-то приехала съемочная группа, и журналисты спросили: вот с президентом США Ходорковский есть, а с нашим? Ну, тогда и повесили эту фотографию. Она, кстати, очень характерная… А недавно мне по Интернету кто-то прислал отрывки из благодарственного письма Путина на 10-летие ЮКОСа…

– Наверное, вам было «приятно» их почитать... Я слышала, что вы сами отвечаете на все письма. Что вам пишут люди?

– Пишут слова поддержки. Всем отвечаю сама. Есть люди, которые постоянно пишут. Да и приезжают многие. Буквально на днях звонила одна женщина с Кавказа (она все время приезжает на суд) и спрашивала, буду ли я на процессе – она привезла какой-то удивительный мед Борису Моисеевичу для поддержания духа. Он ведь все время болеет с тех пор, как Мишу посадили. Очень много незнакомых людей принимают участие в судьбе моего сына, многие ходят в суд… Мне даже иногда стыдно бывает – я ухожу из суда с полной сумкой подарков. Кто-то книжку дарит, кто-то сувенир, кто-то связал мне шаль… А однажды ко мне на улице подбежала женщина и протянула мне бусы – они освященные, говорит, вы их обязательно носите. Кто-то дарит крестик, кто-то иконку… А кто-то – стихи.

Третье дело

– Говорят, что готовится третье дело… Это утка?

– Про это все говорят. Я ничего не исключаю. Тем более когда выступают свидетели и проговариваются, что их недавно вызывали на допрос по каким-то вопросам… Раз это следствие уже закончено, значит, их допрашивали для чего-то еще…

– Но, возможно, точки над «и» поставит Страсбургский суд…

– Мы надеемся на это. Но Страсбург пока молчит, а тем временем председатель нашего Конституционного суда Валерий Зорькин уже заикнулся о том, чтобы не выполнять решения Европейского суда. Теоретически он предлагает не выполнять решения ЕСПЧ по всем случаям, а практически – понятно, на кого это направлено.

– Столько людей уже много лет пытаются защитить Михаила Борисовича, собирают подписи, пишут петиции… И ничего не меняется. Получается, все зря?

– Нет. Капля камень точит. Видимо, просто еще не наросла критическая масса, которая сыграет свою роль. Но поддержка людей очень много для нас всех значит. Ведь не только у него жизнь украли, но и у его семьи. Дети растут без отца (им же это как-то объяснить надо, не озлобить), мы все семь лет не знаем ни праздников, ни отдыха – душа постоянно болит за Мишу. А он шутит, что он сын, отец и дед по переписке – год назад у его старшего сына родилась дочка…

Поэтому надо продолжать его поддерживать. Если будет забвение, я боюсь, с ним случится что-то типа истории с Сергеем Магницким. А почему бы и нет? Нет человека – нет проблемы…

кстати

Лицей жив, но арестован

Михаил Ходорковский как-то сказал, что, пока у него будет хоть копейка, лицей в Коралово  не закроется.

Вольное поле, красивые усадебные постройки, современные коттеджи – все это лицей «Подмосковный» в Коралово, где учатся дети, пережившие глубокое горе. Их немного – всего 175, и они получают образование по высшему разряду. Ходорковский планировал здесь создать школьный городок на 1000 учащих­ся… Но теперь главное – сохранить то, что уже работает 16 лет.

– У нас тут дети из неблагополучных семей, – рассказывает директор лицея Евгений Травин, – у кого родители пропали без вести или алкоголики. Еще у нас учатся жертвы терактов (например из Беслана или дети погибших в «Норд-Осте»), дети тех, кто погиб при взрывах самолетов, или тех, кто воюет в горячих точках… Учатся в лицее с 5-го по 11-й класс. За все эти годы у нас было 160 выпускников.

В лицее есть всё для нормальной жизни – медслужба, компьютерные классы, хорошая библиотека, бассейн, театр, спортзал, футбольное поле и еще куча всякой всячины. Каждую неделю всем классом дети ездят в театры Москвы, к ним в Коралово приезжают разные знаменитости, английскому языку их обучает англичанин… Но проблемы не отступают – они маячат, чуть ли не каждый день обещая создать реальную угрозу существованию лицея.

– Вначале, после ареста Ходорковского, был наезд, – делится директор. – Очень сильный, с ОМОНом… Потом все прекратилось. Но все наше имущество до сих пор арестовано. И второе, что очень мешает, – налоговые неприятности наших выпускников. Благотворительность в России очень «кусачая»: государство считает, что полученное здесь детьми образование – это их нематериальный доход. И требует уплатить налоги. Это неподъемные для опекунов детей суммы по 100 с лишним тысяч рублей. С 2009 года нам этот налог сняли, но долги у детей за 2008, 2007 и предыдущие годы остались. Самое плохое, что мы не имеем права заплатить их за детей – это подсудное дело.