Константин Хабенский: Профессия очень сволочная
Сейчас его лицом (некрасивым, как видится отдельным завистливым мужчинам) завешана столица страны. На нас накатывает «Дневной Дозор». В прошлом году он триумфально снялся в «Бедных родственниках». В декабре прошла премьера «Гамлета» в МХТ в постановке Юрия Бутусова – там Хабенский сыграл Клавдия...
Сейчас его лицом (некрасивым, как видится отдельным завистливым мужчинам) завешана столица страны. На нас накатывает «Дневной Дозор». В прошлом году он триумфально снялся в «Бедных родственниках». В декабре прошла премьера «Гамлета» в МХТ в постановке Юрия Бутусова – там Хабенский сыграл Клавдия. Некоторым кажется, что он сейчас везде, что его многовато, – похоже, такое чувство есть и у него самого. От разговоров он прячется. Интервью дает редко. Один раз я про него прочел, что он вообще не любит
разговаривать, потому что главного никогда не скажешь.
Неправда. Хабенский любит красивые слова и их сочетания. Например: техникум авиационного приборостроения и автоматики. Школьником, прочитав такое на дверях питерского учебного заведения, он решил, что это занятие для него. Его хватило на три года.
– Почему так быстро расхотели быть электронщиком?
– Понял, что технарь из меня никакой. То есть в теории все понимаю, а на практике ноль. Как честный человек, сдал курсовик и сказал себе: все, я чист. Расставшись с приборостроением и автоматикой, он двинул в артисты. Говорит, это друзья ему так сказали: иди-ка ты в артисты! Пошел. Миновало уже гораздо больше трех лет. Пока что Хабенскому это занятие не наскучило.
Блиц
Сначала я решил: раз уж он так не любит отвечать подробно, сделаем интервью нестандартное. Длинные вопросы и короткие ответы.
– Правда ли, что вы иногда в интервью что-то про себя выдумываете? Например, что собираете коллекцию театральной обуви или еще что-то... Просто потому, что скучно одинаково отвечать на вопросы?
– Правда.
– О личной жизни с вами тоже лучше не говорить, да?
– Да.
– Но вы женаты, и жену зовут Настя?
– Да.
– Вы действительно умеете играть на гитаре?
– Умею.
– И играли на Невском за деньги, но не ради денег, а ради удовольствия?
– Играл.
– Что-нибудь бардовское?
– Рок.
– Ваши главные театральные друзья – Пореченков, Трухин, Зибров?
– Семчев...
– Скажите, после «Дозоров»... иногда все же кажется, что есть иной мир. Не может же быть, чтобы все вот так здесь кончалось. Чтобы только из этого все и состояло. У вас такое ощущение бывает, да?
– Да.
– Но ничего мистического на съемках не происходило?
– Нет.
– Хотя вы суеверны...
– Да.
– Ладно. Теперь поговорим нормально, а то ведь так долго можно. Ладно?
– Ладно.
Горошек в черном
– Бывают моменты, когда вы свою профессию ненавидите?
– Почти каждый день. Не буду утомлять вас подробностями «кухни», но профессия очень сволочная. Если у тебя вчера получилось – еще не факт, что сегодня получится. Нужно каждый день приходить и доказывать, что ты именно тот, кого хотят видеть. Именно тот, кто пускай иногда, но способен удивить себя самого. Именно тот, кто может без стыда сказать: я стараюсь работать честно. Совершаю ошибки, исправляю их, делаю выводы, иду дальше. Каждый день надо доказывать, что ты - все тот же. И при этом все лучше.
– Ну, это не только артистам доказывать надо. Только способы доказательств разные. Есть вещи, которые ни за что не станете делать перед камерой, как бы вы ни хотели что-то себе или другим доказать?
– В порнографии не буду участвовать.
– А за камерой? Вы звезда, лицо общеизвестное. Представьте, приходят к вам с открытым письмом, чтоб вы свою звездную подпись поставили. В поддержку или в осуждение…
– Нет, я не готов.
– А предлагали?
– Были какие-то варианты, но я всегда ухожу от этого.
– Это позиция принципиального одиночки или что-то другое?
– Почему же, я не одиночка. Я готов входить в разные компании, но на профессиональной основе – ради дела, которым я занимаюсь и которое мне нравится, несмотря ни на что. Но на идеологической почве или на
вкусовой – объединяться не люблю. Я делаю свое дело и не считаю себя вправе о чем-то пророчествовать, кого-то учить... оценки расставлять...
– Собственно, в актерской профессии вы уже успели три жизни прожить – сейчас вот четвертая идет.
– Какие, интересно?
– Первая – в ленинградском самодеятельном театре «Суббота», где вы подвизались, как сами выражаетесь, «театральным горошком». Кстати, какой смысл вы в это вкладываете?
– Это еще называется «люди в черном». Театральная массовка, которая стоит на заднем плане, создает декорацию... Ставил декорации, бегал в цепочке, позже стал какие-то роли получать.
– Вторая ваша жизнь началась в ЛГИТМиКе на актерском курсе Вениамина Фильштинского – к нему вы поступили, до того с ходу срезавшись во всех театральных домах Москвы, за исключением ГИТИСа, но туда на второй тур не поехали. Кстати, почему?
– Денег на билет из Питера не хватило.
– На том курсе из Пореченкова, Трухина, Зиброва и вас сложилась актерская команда, которую повел за собой режиссер Юрий Бутусов – сначала в «Театр на Крюковом канале», рожденный на голом энтузиазме, а затем – во «взрослый» Театр имени Ленсовета. Там началась третья жизнь, отмеченная не только ролями в «Войцеке» и «Калигуле», но и в перерыве между ними – первым налетом на Москву: вас сманил к себе в «Сатирикон» сам Константин Райкин, пообещав роль в «Кьоджинских перепалках». Почему вы вернулись через полгода? Труппа не приняла или худрук охладел?
– Там очень хорошо, в «Сатириконе». Настоящий семейный дух. Но я ошибся, когда подумал, что смогу начать все с нуля. Терпения не хватило – сидеть и ждать, когда дадут поработать. Я смотрел на Райкина, и мне хотелось делать все то же самое.
– То же самое или свое?
– Свое то же самое. Играть все роли, которые играет он.
– Вы ему об этом не сообщили?
– Зачем? Он же актер – и так все понимает. Короче говоря, я сидел-сидел, ждал-ждал. А потом мне все это надоело, и я сбежал. «Сатирикон» – театр одного актера, это не хорошо и не плохо, просто такие правила игры. И надо либо их принимать, либо уходить, а не сидеть-бухтеть.
Прощай, Плахов!
– Правда, что вы ушли из «Убойной силы»?
– Да. Новый сезон снимают без меня.
– Вы приостановили членство в этом клубе или навсегда его покинули?
– Я не знаю, навсегда или на время. Может, какие-то чрезвычайные обстоятельства и заставят меня вернуться. Но пока я вышел из этой игры. Потому что… Сейчас попытаюсь сформулировать… Потому что мне
это стало неинтересно.
– Понятная формулировка. А что, был момент, когда вы испытывали к роли опера Плахова настоящий актерский интерес?
– Был. В самом начале, когда мы сочиняли, фантазировали. Чеченский блок тоже был интересен. В Африке мы неплохо повеселились. А потом пошли повторы. И когда ты вынужден отвергать разные предложения только из-за того, что связан обязательствами с «Убойной силой», это начинает понемногу раздражать.
– Раздражение оказалось сильней благодарности? Все же народную славу вам не спектакли Юрия Бутусова обеспечили, как бы хороши они ни были. И даже не фильмы Дмитрия Месхиева, какие бы разные роли он вам ни предлагал. Это для вас опер Плахов сделал.
– Я разве отрицаю? Сделал, спасибо ему. Но я хочу развиваться. Я вообще хочу сейчас больше в театре играть. И потом, он же мне не только славу сделал, но и определенные ее издержки. Я не в обиде, когда со мной заговаривают на улицах, узнают где-то. Не буду врать, что это всегда неприятно. Но я не хочу, чтобы
меня это порабощало; зависеть не хочу, понимаете? Мне все-таки надо, чтобы я сам себе сказал: да, здесь – хорошо. И потом, не бывает вечных сериалов.
– А я читал, будто вы отказались сниматься в «Убойной силе», обидевшись на режиссера Сергея Снежкина, который-де пренебрежительно отозвался о ваших «Дозорах».
– Я даже не разговаривал с ним на эту тему.
– Тогда поговорите, пожалуйста, со мной. Насколько я понимаю, «Дозоры» вам интереснее «Силы». Чем именно?
– Жанром, конечно. Я в таком еще не играл. Потом – технологией. Я когда увидел, что ребята в результате сделали, попал под серьезное впечатление от всей этой технологической истории.
– Но ведь не только технологией, верно? Городецкий-то – живой персонаж.
– Вот он этим и интересен, да. Сочетанием силы и слабости. В нем сила, которая как бы не очень ему и нужна, которая в тягость скорее. И главная задача его – не стать Иным, а вроде как остаться человеком, что несовместимо, конечно. Почему и финал такой, если вы видели. Потом, там чисто профессиональные задачи забавные. Сыграть женщину в мужском теле... Я подобных вещей не делал еще. Театр – он, конечно, более живое дело, менее техническое, артиста там видней. Но «Дозор» с его аттракционами – это опыт увлекательный, не говоря уж о самой странной встрече Нового года, которую мне это кино обеспечило. С ночной премьерой через два часа после курантов.
– Автор-то доволен?
– Надеюсь, что убедил его. Лукьяненко написал Городецкого, который не очень сомневается, сражаясь на стороне добра. В нем все-таки больше от супергероя. Мы с Бекмамбетовым решили, что в кино интересней
другой, более приземленный, временами беспомощный, изломанный... Что он должен мучиться все время, выбирать. То он на стороне сына – который Темный, то на стороне женщины, которая Светлая и вдобавок
сильнее его... Вторая часть получилась лиричней, в ней меньше быта и едкости, чем в первой. И герой уже совсем не супермен. Я вообще-то не хочу ничего пересказывать, не все еще посмотрели... но Городецкий во второй истории мне больше нравится. Он там серьезнее.
– Трудная была работа?
– Трудная. Много зимних натурных съемок, холода много, физическое напряжение большое... Мне было интересно, мне очень симпатичен режиссер, но «Дозоры» – не самое легкое занятие.
– Каким образом вы отдыхаете?
– Ничего экзотического. Читаю, хожу в театр, лежу на диване. Экстрима хватает в работе. Я не очень верю, когда человек говорит, что ему доставляет удовольствие только активный отдых. У человека должно быть
время лежать, думать, смотреть в окно. Паузы нужны, когда принадлежишь только себе.
«Клавдий мне интереснее Гамлета»
– Вы немало ездили с «Белой гвардией». Как ее принимают?
– Очень хорошо. В Киеве особенно – там это приобрело какую-то дополнительную актуальность. Но и вообще – живой отклик. Это потому, что мы не исторический спектакль делали. Это история про живых людей,
вне времени абсолютно. Я не люблю распространяться о театре, потому что иначе у меня бы другая профессия была – критик, например... Мое дело играть, причем желательно играть так, чтобы это нельзя было объяснить словами. Но если уж говорить о «Белой гвардии», то это же история вневременная совершенно. Это история про то, что надо делать, когда ты сидишь в своем доме, а вокруг мир рушится. И оказывается, что рушиться-то он рушится, а делать то, что должно, все равно надо.
– Перейдем к другой мрачной истории – к «Гамлету». Тоже мистика, почти «Дозор» своего времени...
– Ну, «Дозор» там только вначале. Когда призрак увидели.
– У вас в спектакле Гамлет и Клавдий – ровесники?
– Да, это принципиальная для нас вещь. Их противостояние приобретает совсем иной вид.
– Вещь принципиальная, но не новая. У Глеба Панфилова 20 лет назад в ленкомовском спектакле эта идея уже поработала.
– Да? Ну, значит, мы не оригинальны.
– Почему же? Бутусов непредсказуем. Я помню, как он говорил про вас: Хабенскому обязательно надо сыграть Гамлета. Но вот проходит время, он берется за эту пьесу и дает вам Клавдия.
– Мне сегодня Клавдий интереснее. Мне он кажется сложнее. У него своя трагедия, свой выбор, даже свои понятия о долге, если угодно. И написано, и сказано о нем меньше, чем о Гамлете.
...Вообще на этом актерском теле рубцов хватает. Скажем, еще до «Годо» режиссер Бутусов приступал к «Дон Жуану» с Хабенским в главной роли, но в какой-то момент остановил репетиции – понял, что его актер недостаточно для этой роли взросл. А через несколько лет взялся за «Идиота», поручил Хабенскому князя Мышкина – и тоже закрыл неродившийся спектакль. Все это неслучившееся отсутствует в официальной биографии, которую пишут своему любимцу фанатки на самопальном сайте – а жаль. Не помешало бы для объема. Нет там, кстати, и указания на первое появление Хабенского в кино. Меж тем случилось оно не
где-нибудь, а у Алексея Германа в фильме «Хрусталев, машину!».
– Костя, как вы к Герману попали?
– Алексей Юрьевич увидел наш дипломный спектакль «В ожидании Годо». Кажется, он был в экзаменационной комиссии. В общем, Герман посмотрел «Годо» и пригласил нас с Мишей Трухиным к себе на
«Хрусталева». Это был один из последних съемочных дней, он специально придумал для нас эпизод. Неделю мы ходили, просто открыв рот – наблюдали, как делается большое искусство.
– А вот представьте, вам сейчас такое предлагают: мельком, чуть ли не со спины, зато у Германа. У Германа, но мельком. Согласитесь?
– Подумаю.
P.S. Есть один ответ Хабенского, который мне очень нравится и кажется характерным. Дважды одного вопроса актеру лучше не задавать, поэтому я его просто процитирую. Хабенского спросили, как он относится к комплименту насчет того, что он похож на Путина.
– Путин красивее, – ответил он.
Вот в этой интонации он весь.
Дмитрий Савельев
(Vogue, для «Собеседника»).
