Дмитрий Быков: Главная скрепа России

Креативный редактор Sobesednik.ru о том, почему в российских тюрьмах со времен Иосифа Сталина ничего не поменялось.

В Димитровграде Ульяновской области заключенные взбунтовались – якобы потому, что у них отбирают мобильники. Но трудно представить, чтобы за мобильники люди шли на массовое самоубийство – вспарывали животы и загоняли гвозди в горло. Оно конечно, кому чужая жизнь – копейка, тому и своя не слишком дорога, но конфликт выглядит явно серьезней, чем стычка из-за бытовой техники. А с учетом сообщений Ильдара Дадина и многих других о регулярных избиениях, пытках и унижениях становится ясно, что в России повторяется явление, о котором много писали в девяностые: люди, которым нечего терять, первыми идут на массовый протест. Бунты заключенных возникали в последние годы Сталина, в последние годы СССР, вспыхивают они и сейчас – и подавляются с исключительной жестокостью.

Потому что признак это мрачный и серьезный, даже если бунты и не приняли массового характера. Так уж повелось, что бунтует в России либо элита (у которой обострено чувство собственного достоинства), либо отверженные. Средний слой ждет, пока можно будет переметнуться на сторону победителей.

Но дело не только в бунтах, а в том, что российская пенитенциарная система остается самой закрытой сферой общественной жизни. И ничего в ней не меняется ни при каких властях: чеховский «Остров Сахалин» – холодный, точный, жестокий репортаж из ада – не устарел ни единой строчкой. Почему же российские тюрьмы остаются этим адом, почему человек боится ареста больше смерти – и в некоторых случаях действительно предпочитает смерть? Да потому, что без этого страха все рассыплется. На тюрьме как на главной скрепе держится вся российская лояльность, вся покорность, вся государственность.

Больше тут пугать нечем, потому что смерть – она нечто вроде избавления. А вот бесконечная мука, бесконечное унижение и абсолютное бесправие – это серьезная угроза, и ради того, чтобы этого избежать, стоит, пожалуй, потерпеть любую затхлость.

Вот почему ни при нашей жизни, ни после окончательного нашего освобождения (я бы даже сказал – актирования) не будет в России никакой гуманизации тюрьмы, лагеря, следствия. Ничего в этом смысле не изменится, потому что никаких других стимулов демонстрировать законопослушность или по крайней мере покорность здесь нет. И любая революция тут больше всего похожа на зэковский бунт, в начале которого, как вспоминали участники Кенгирского восстания, зэки первым делом строили собственный карцер. А потом шли громить стену между мужской и женской зонами, и свобода заканчивалась оргией. В тюрьмах не бывает других представлений о свободе. Тут один закон: умри ты сегодня, а я завтра.

[:wsame:][:wsame:]