Светлана Сорокина: Животного счастья больше нет – все отравлено видением себя со стороны

Знаменитая телеведущая Светлана Сорокина откровенно рассказала о самых счастливых моментах в своей жизни. Представляем ее монолог.

Детство

– Из самых ранних воспоминаний: мы жили в Царском Селе, в служебной квартире при школе – моя мама работала учительницей истории. Мне было года четыре или пять, и я помню, что на школьных концертах, после того как все уже отвыступались, я выбегала на сцену – помню, очень близко к краю, я даже сейчас отчетливо вижу этот край сцены под ногами – и тоже что-то такое свое исполняла. И мне все в зале бешено аплодировали, а потом, поскольку уже ожидали моего выхода, приносили конфеты-шоколадки... Это были моменты острого счастья – вот я тут стою, вся в лучах славы, и все мне рады... Но интересно, кстати, что потом это все куда-то делось, и сцена меня совершенно не тянула, скорее наоборот.

Я даже экскурсоводом пошла работать, чтобы преодолеть застенчивость. Кстати, тоже был счастливый момент: когда я сдавала первую самостоятельную экскурсию. Это было весной в Летнем саду – с которым вообще очень много светлых моментов связано, – моросил дождик, раннее утро, из всех слушателей – три какие-то случайные тетеньки, две мои подруги по группе и женщина-экскурсовод, которая все это принимала. И я волнуюсь, конечно, ужасно... И вдруг я чувствую, что меня понесло! И я на таком азарте начала все это рассказывать!

Так что даже эта экскурсоводша одной из моих подруг сказала: «Вот видно же, что в последний день готовилась, но как эмоционально излагает!» Когда все закончилось, я испытала такой прилив счастья от удачно проведенной экскурсии, что оно даже не сразу развеялось – помню, я весь день ходила в этом ощущении. И вообще, мне нравилась работа. Я обычно старалась не привирать, но иногда, если видишь, что публика готова слушать байки... Ну, например, задают вопрос о домике Петра: «А какое из этих окон – окно в Европу?» Тогда, конечно, я отвечала: «А вон то, крайнее».

[:image:]

Страшный пиджак

– Есть вещи, с которыми счастье связано иррационально, непонятно почему. Так, синяя или голубая одежда – это всегда источник радости. Или белое вино с острым сыром, овечьим, козьим (неважно, где – во Франции или в России). Но одежда чаще все-таки связана с биографией. Один бесконечно страшный пиджак до сих пор вызывает острый восторг – в нем я познакомилась с важным для меня человеком. А одна действительно нарядная блузка – с первой «ТЭФИ». Единственный раз, когда я была счастлива на сцене после детства, – когда мне вручали «ТЭФИ» за программу «Вести» как лучшему ведущему информационной программы в девяносто шестом году. Тогда была совершенно другая атмосфера. Помню, как я еще только шла по проходу к сцене и люди хлопали и говорили мне теплые слова... И ведь тогда уже шла чеченская война, и все меня пинали за то, что я такой пацифист, и тем не менее вдруг я вижу: коллеги ценят мою работу. А потом уже начались все эти информационные войны, и все стало иначе.

Вообще не могу сказать, что с телевидением было связано какое-то особенное счастье. Хотя... Когда я только начинала работать в «Телекурьере» внештатником, каждую субботу мне надо было очень рано вставать – я ездила из Царского Села на Чапыгина, и каждый раз накануне рабочего дня я жутко волновалась: я же не была профессионалом, очень боялась сделать что-то плохо, неправильно... И, ложась спать, я думала только о том, что будет утром. А утром я просыпалась – и с восторгом думала о том, какой интересный день у меня впереди. И на трех транспортах – маршрутка, метро, троллейбус – неслась туда в азарте и радости.

[:image:]

Любовь

– Вот с любовью, как ни странно, счастливых воспоминаний мало – потому, во-первых, что я как-то мало знала радости и взаимности в первых романах. Старшая сестра была красавица. В школе за мной ухаживал – или как это называется у школьников – мой одноклассник. Он меня каждое утро встречал на ближайшем к дому перекрестке, брал портфель и нес его до школы. Причем возле школы он мне его не отдавал стыдливо, а так и нес, совершенно не стесняясь. И кстати, может быть, как раз поэтому никто нас никогда не дразнил. А еще он под дверь мне приносил букеты. Первым на работу уходил папа, и эти букеты всегда валились ему под ноги, и он был уверен, что все это сестре. Тот поклонник, кстати, радовал меня только одним: он совершенно не стеснялся этих отношений. Другие провожали девушек до школьной двери и дальше входили, как ни в чем не бывало, отдельно: боялись демонстрации чувств. А этот входил со мной очень гордый.

Вот великий сценарист Наталья Рязанцева вспоминает, как после первой встречи ей позвонил известный и прекрасный человек, которого она стремилась завоевать, – и от этого звонка она, только повесив трубку, пустилась в пляс на кухне вокруг стиральной машины. Она умерла бы со стыда, если бы кто-то это увидел, но одна, сама с собой, плясала. Что говорить, я тоже несколько раз бывала счастлива, когда мне первым звонил человек, которого я любила, и я изо всех сил сдерживалась, чтобы не заорать от счастья прямо по телефону. Но потом, когда вешала трубку:«Йееееессс!»

Но это, как правило, вспышки. Потому что вообще любовь – состояние зависимости, а я этого в общем не люблю. И потом, взаимность началась уже в зрелости, когда детского, почти животного счастья уже нет – все отравлено видением себя со стороны.

[:image:]

Тихая радость

– В этой самой зрелости бывают уже не вспышки, а тихие радости. Например, делаешь ты «Героя дня». Это трудно: пять дней в неделю. И собеседников выбираешь не ты, и попадаются среди них непростые. Но вот тебе рассказывают, что два крупных кремлевских чиновника обмениваются мнениями в коридорах власти: «Ты уже был на «Герое дня»?» – «Не был». – «Надо сходить». И я понимаю, что это у них модно! И тихо радуюсь.

Вероятно, я единственный человек, который с таким же тихим довольством смотрит многое из нынешнего телевидения. То есть ужасаюсь, конечно, – и тут же радостно думаю, что это уже не я, не мое, что я никогда не буду иметь к этому отношения. Это не острое детское счастье, конечно. Но тихое взрослое удовольствие.

Необходимые вещи

– Счастье вспоминается, как слайды, – помнишь даже, во что ты был одет, как сидел, что говорил... С Тонькой самый запомнившийся момент был даже не тогда, когда я ее взяла – потому что тогда все было в такой жуткой суете, что было не до переживаний. А это было, когда она уже была дома и я бегала по городу и покупала какие-то последние необходимые вещи. Начался дождь, и я забежала в открытое кафе под зонтиками. И вот я сижу за столиком, вся на огромном душевном подъеме, думаю о том, что уже сделано и что надо еще сделать вот это и вот это... И летний дождь сквозь солнце! И меня вдруг охватило такое невозможное счастье, что я просто задохнулась, так меня оно переполнило. Ни с того ни с сего. 

[:image:]

Места

– В последнее время я замечаю, что счастье связано все больше с пейзажами. Одно из таких счастливых мест на земле для меня – Крым, Форос. После института мы с девчонками отправили запросы в несколько мест, и нам пришли приглашения, в том числе из Севастополя, его мы и выбрали. Помню, как мы из Севастополя доехали до Фороса, нашли дикое место на берегу... Там вода была прозрачная настолько, что плывешь и видишь свою тень на дне. 

В Европе такое место – Венеция. Как раз недавно я оттуда вернулась. Это сказка. Я на лодке плыла из аэропорта, и вот, когда мы приблизились к городу, я просто замерла от красоты. В России – Летний сад, о котором я уже говорила... Но вот теперь я даже боюсь туда идти: там все так переменилось, и это уже совсем не то. Царское Село, конечно, из-за воспоминаний. Царское Село, слава Богу, не сильно меняется, но все-таки... Старые деревья в парках убирают, теперь все такое прозрачное, хулигано­устойчивое – из конца в конец все видно. 

А еще я помню, как мы поехали с Тонькой по старой железной дороге вдоль Байкала, где сохранились все эти старые, еще николаевские тоннели, из которых так внезапно вырываешься на ослепительный свет. Чистый восторг. Это больше всего похоже на жизнь. И сейчас я знаю, что такой внезапный вылет на свет у нас впереди.