Михаил Лесин: Власть может ничего не бояться - она знает все финансовые схемы своих критиков
Михаил Лесин, в прошлом строитель, гендиректор РИА «Новости», министр печати и советник президента, с 1 октября этого года стал генеральным директором Газпром-Медиа Холдинга. Первое интервью в этом качестве он дал «Собеседнику». Спасибо
Михаил Лесин, в прошлом строитель, гендиректор РИА «Новости», министр печати и советник президента, с 1 октября этого года стал генеральным директором Газпром-Медиа Холдинга. Первое интервью в этом качестве он дал «Собеседнику». Спасибо.
«Бульдожья хватка»
– Предложение возглавить Газпром-Медиа вас удивило?
– В первый момент да, чем дольше шли переговоры, тем меньше я удивлялся. Ничего не-обычного в этом предложении нет, и если ты хочешь успешно конкурировать на рынке, надо уметь меняться. Холдинг несколько застоялся. Прежнее руководство не менялось почти 15 лет. Никаких претензий к нему нет, но сейчас, видимо, нужна встряска.
– От кого поступило предложение?
– От совета директоров, естественно.
– Говорят, Газпром сейчас переживает не лучшие времена и может вообще избавиться от медиаактивов...
– Газпром-Медиа не принадлежит Газпрому.
– А кому же?
– Газпромбанку. Это далеко не одно и то же. Не думаю, что меня позвали избавляться от активов. Скорее наоборот – я вижу свою задачу в том, чтобы их консолидировать. Сегодня ни одно СМИ не может быть успешным само по себе. Необходима синергия.
– Есть еще слух – вы его знаете, конечно, – что вас призвали контролировать «Эхо Москвы»...
– Давайте сразу внесем ясность: я прекрасно понимаю, что меня будут обвинять во всех смертных грехах. Вспомнят «бульдожью хватку Лесина», припишут мне цензорские функции, да мало ли что. Это нормально – в моей жизни был период активной государственной службы, я буду еще долго восприниматься как бывший министр или советник президента, и меня таким подходом не удивишь. Но в принципе гендиректор не должен отвечать за контент. Если СМИ в холдинге не нарушают закон и не тянут одеяло на себя, выбиваясь из общей стратегии, – он не должен вмешиваться в их работу. И уж подавно не его забота цензурировать новости.
– А что его забота?
– Целеполагание, стратегия, анализ угроз и информации о конкурентах, принятие решений. Моя забота не столько о самом контенте, сколько о том, как его доносить. Сделать ли его, например, платным – сейчас у нас, к счастью, началась эффективная борьба с пиратством – или открытым, но при этом максимально рекламоемким. Гендиректор думает о промоушене, о возрасте и социологии аудитории – допустим, у ТНТ это 14–44, самый многочисленный зритель, у НТВ она старше и нуждается не в комедийном сериале, а в мелодраме... В общем, это все элементы стратегии развития.
– И какое у вас целеполагание?
– Вообще-то у всего бизнеса единое целеполагание – деньги. Но деньги редко приходят к тому, для кого они самоцель. Самоцель, вероятно, влиятельность.
– Все помнят ваш конфликт с НТВ – вам это сейчас не помешает?
– Бренды остались, содержание их давно изменилось. Изменился и я, и, главное, мир вокруг. И хотя многие люди остались на канале – и даже, более того, на прежних позициях, – я не думаю, что тогдашние события помешают нам работать вместе. И они, и я на многое смотрим теперь иначе.
«В последние пять лет я больше жил, чем работал»
– А можно узнать, что вы делали в последние пять лет, когда вас почти не было видно?
– Во-первых, за предыдущие 15 лет я несколько запустил свои дела. У меня было несколько новых проектов, в том числе в кино. А во-вторых, не забывайте, у меня есть личная жизнь. Четверо внуков, между прочим, два мальчика и две девочки. Так что в последние пять лет я занимался главным образом личными делами.
– Говорят, деньги, вложенные в кино, сейчас практически невозможно вернуть...
– В России? Если вы вкладываетесь в блокбастер, это проблематично. А небольшую независимую картину – предпочтительно триллер, потому что на него всегда найдется зритель, – можно снять, допустим, за два миллиона и заработать десять. После того как вы поделитесь с прокатчиками, дистрибьюторами, рекламщиками, у вас останется около половины, то есть прибыль вполне пристойная.
– Но сегодня русское кино снимать явно не так выгодно, как сериалы...
– Не только русское. Это во всем мире так. Сериал действительно теснит традиционную кинематографию, а в России уж точно.
– Какие жанры выгоднее всего?
– Невозможно предсказать. Кто мог думать, что у молодой аудитории настолько культовыми окажутся «Интерны»? Кто мог просчитать феномен «Остаться в живых» или «Твин Пикс», после которых появились десятки подражаний?
К сожалению, тут по-прежнему нет рациональных объяснений. Достоверно известно, что в вечернее время хороший рейтинг у мелодрам и очередных «Ментов-28» – здесь никаких революций.
– Но разве не очевидно, что телевидение политизируется?
– Не очевидно. Ничего подобного не происходит. Рейтинг новостей тот же.
– Потому что это такие новости.
– Если запустить сегодня самые оппозиционные новости, их рейтинг будет не выше. Посмотрите на «Дождь»: хорошо он зарабатывает?
– Ну он и цели такой не ставит...
– Хорошо. Он ставит цель быть самым массовым и сенсационным. Добивается он этой цели?
– Нет.
– Почему?
– Потому что кустарно сделан.
– А канал «Культура»? С ним связывались самые радужные ожидания. И рейтинг его не превосходит пяти процентов. Можно вкачать туда значимые государственные или частные деньги – эта цифра не изменится.
– Вероятно, потому что он делается по лекалам тридцатилетней давности.
– Да? А канал Arte (Франция – Германия) тоже по этим лекалам делается? Рейтинг у него, однако, во Франции 4 процента, а в Германии, по-моему, 2,8. Бьются, чего только не выдумывают, фильмы какие показывают! Нет, тот же порог. Приходится признать, что доля аудитории, которой интересны культура и наука, в идеальном случае 6 процентов во всем мире и всегда. Если, конечно, общество не держали полвека на голодном пайке – тогда запретный плод на какой-то момент сладок. А дальше все опять смотрят сериалы.
– Если не просвещать, так и будет.
– Представьте, что я вызываю директора канала и говорю: ты знаешь, новая политика холдинга – просвещать. Очень хорошо, говорит он, где деньги? Телевидение львиную долю денег зарабатывает на рекламе, и эта ситуация вряд ли изменится. Кто даст рекламу в программу с максимальной долей 4 процента?
– Значит, все это навсегда?
– Все это для того, чтобы могли существовать идеальные и нишевые каналы – как любое крупное издательство, чтобы выпустить серию интеллектуальной прозы, должно запустить вал коммерческой литературы. Те, кому нужны серьезное искусство и аналитика, получат свое. Но насильственно пересаживать всю аудиторию на то, чего она не хочет, значит, уступить ее конкуренту, и только.
«Новые люди – рабы телефона»
– А как вам видится эта аудитория? Неужели последние два года ее не изменили?
– Изменили. Она стала еще более инертна.
– Вот уж не думаю!
– Прежде всего это люди, которые не мыслят себя без айфона. Моя внучка, когда я привожу ей книгу русских сказок, первым делом тычет пальцем в картинку. И когда картинка не меняется – она книгу закрывает. Для моего поколения телефон – это просто телефон, хотя бы и без шнура, и у нас нет безоговорочной веры в то, что по нему говорят. И общаться мы предпочитаем глаза в глаза. Для нового поколения телефон, снабженный интерактивным дисплеем, превратился в источник абсолютного знания: критический подход к миру утрачен. Сравнивать несколько источников? К чему? Есть же Википедия. Или блог, автор которого был на месте и все лично видел, вот фото в инстаграме. Поиск истины, сопоставление, анализ, сколько-нибудь сложная картина реальности – все это отторгается. Такой персонаж сидит перед компьютером – в провинции или московском спальном районе, неважно, – работает в интернете, по нему же заказывает пиццу, и никаких иных мотиваций у него нет. И свобода слова его не волнует, потому что он так и хочет сидеть у своего монитора, периодически выезжая к недорогому морю.
– Каких же вы хотите мотиваций – при отсутствии вертикальной мобильности, при несменяемой власти?
– Но при чем же тут власть? Она сама, может быть, хотела бы получить людей с мотивациями, с высокими или хотя бы карьерными стимулами, но взять их негде – неужели этого не видно? И причина тут самая простая, экономическая: люди заработали и успокоились. Захотелось тишины, которой в любое время хочется большинству.
Я понимаю, что это когда-то кончится, и сам не люблю инертности, потому что я-то человек другого времени. Я понимаю ваши вопросы – вы хотите, вероятно, чтобы я ударил в колокол.
– Нет, не лично вы, ко-нечно...
– Ну хорошо, чтобы вы ударили в колокол, а я вам дал такую возможность. Давайте ударяйте. Кого вы разбудите и, главное, зачем? Неужели вы думаете, что немедленно придут люди, знающие, как жить и, более того, желающие это знать? Или вам кажется, что все зависит от конкретных управленцев наверху? Очень хорошо, вот полгода не было Суркова, которого называли главным кузнецом российской политики. Сильно лучше стало?
– Не в Суркове дело...
– Совершенно верно. Дело в том, что люди, выходившие на Болотную, в большинстве не платят налогов. Они считают это нормой. Власть, которую они упрекают в перманентном воровстве, прекрасно знает финансовые схемы, благодаря которым они от этих налогов уходят. И потому она может ничего не бояться – критики власти не предлагают ничего концептуально нового и реализуемого, а большая часть страны вообще не возражает.
– Но вы не можете не видеть, что стремительно падает качество всего, не только телевидения.
– Тут я с вами совершенно согласен, рынок застоялся. Менеджмент не ловит мышей, креатив распускается и все более гонит халтуру, и все это кончится рано или поздно. Чем и как, я не знаю. Но отличаюсь я от вас тем, что верю в естественный ход вещей: рано или поздно всем опротивеет смотреть и делать чудовищный продукт. Этот предел наступает всегда, но его, во-первых, нельзя приблизить искусственно, а во-вторых, невозможно предугадать.
Мы будем пытаться делать качественное телевидение, зарабатывать в этой нише. Но в какой момент оно перестанет быть маргинальным и станет телевидением большинства, я угадать не берусь.
– Может, кризис поможет? Он хорошо прочищает мозги, его ждут на будущий год...
– Как человек инициативный и мобильный, я к кризису готов во всякое время, пусть хоть завтра. Но опять-таки его масштабов и сроков вам никто не предскажет.
– Признаки-то есть...
– Признаки есть, особенно заметный – рост цен. Когда ты заходишь утром в модное московское кафе съесть овсянку и выпить кофе – и тебе приносят счет на 800 рублей. Но опять-таки – кризис это или обычное бесстыдство, которое тоже форма кризиса? Насколько глобально все будет и многих ли затронет за пределами все той же Москвы? Надо просто привыкнуть – хотя, понимаю, это нелегко, – что в огромной степени Россия осталась все тем же Советским Союзом, искусственно повернуть ситуацию не удавалось никому...
– Но вам-то удалось. Когда в 1996 году рейтинг Ельцина прыгнул с двух процентов до 50...
– Во-первых, не с двух, а с шести. А во-вторых, видели вы дискуссии в тогдашнем штабе? Политики кричали: поворота назад не будет, есть абсолютные демократические ценности, их разделяет вся страна! А технологи, работающие с массами, повторяли: надо «голосовать сердцем». Вот это голосование сердцем и победило, и кампания по своей стилистике и даже содержанию была вполне советской в лучшем смысле.
«Ничего вы не поняли»
– Мне кажется, я могу наконец сформулировать, в чем мои претензии к этой власти.
– Давайте.
– Инстинкты толпы всегда одни и те же, тут у меня нет иллюзий. Но можно играть на дурных инстинктах, а можно – на хороших. Эта играет на худших.
– Позволю себе грубую аналогию: можно добиваться девушки при помощи букетов, концертов, стихов. Можно же – как делают многие, и весьма успешно, – подойти и шепнуть на ухо: как насчет... Согласитесь, в обоих случаях преследуется одна цель. И есть девушки, которым гораздо больше нравится второй вариант.
– Все понял.
– Не уверен...
Читайте также:
Анатолий Лысенко: Если бы не работа, я бы повесился
и другие публикации Дмитрия Быкова
