Космонавт Волков, сын космонавта Волкова
Сергей Волков, отец которого в свое время трижды побывал в космосе, уже отработал с одной экспедицией на МКС и теперь снова собирается в полет.
Сергей Волков, отец которого в свое время трижды побывал в космосе, уже отработал с одной экспедицией на МКС и теперь снова собирается в полет.
– Как тихо тут у вас в Звездном. А почему никого не видно? – удивилась я.
– Встреча с экипажем, – как о чем-то обыденном сообщил Волков. – Знаете, традиция пошла еще с первого полета. На самом деле экипаж давно уже здесь, все их видели, пообщались уже не раз, но так заведено – официальную встречу экипажа отмечают через несколько дней после того, как космонавты вернутся с Байконура.
– У космонавтов, как известно, традиций много. Все знаете?
– Да почти. Это везде так: чем опаснее профессия, тем больше в ней традиций и суеверий. Мы же до конца так и не знаем, почему та или иная экспедиция завершилась успешно. Вот и повторяем на всякий случай все до мелочей. Это еще с Гагарина пошло. Тогда знаете, что заметили? Перед каждым полетом корабль проверяли на техническую исправность. Так вот, если заключение «Исправен» писали на хорошей бумаге – обязательно случалась какая-нибудь каверза. А вот если на плохой, желтоватой – тогда полет проходил нормально. И до сих пор документы на полет подписываются на желтой бумаге. Ее уже и нет почти, так специально нашли, закупили несколько коробок, она лежит, ждет своего часа…
– А что это за фотография? – обращаю внимание на необычное фото на рабочем столе.
– Это мы чинили корабль. У нас был выход в открытый космос, а потом, уже на Земле, ребята сделали фотографию той заплатки, которую мы поставили.
Перед этим два экипажа возвращались не совсем штатно: у них не происходило деление корабля – не отходила отделяемая часть. Из-за этого на спуске вместо нормальной перегрузки в 4–5 единиц у них было 9–10. Но это не самое плохое. Корабль должен возвращаться защитным слоем к Земле, во время входа в атмосферу защитная часть обгорает. Это впечатляющее зрелище – в иллюминатор видишь языки пламени, потом иллюминатор покрывается копотью, потом копоть обгорает, и ты опять видишь огонь. А тогда корабль возвращался люком вперед. Люк не защищен, и это настоящее чудо, что все завершилось благополучно.
Когда здесь все исследовали, пришли к выводу, что проблема в пироболте – он не взрывался и не открывал замок. Поэтому, когда мы были на орбите, было принято решение демонтировать патрон вручную. У нас было запланировано два выхода в открытый космос, и в один из них мы чинили корабль.
– Страшно в открытом кос-мосе?
– Честно? Не знаю. Не успел заметить. Вообще, нас преду-преждали, что нельзя смотреть на Землю (мы оба в первый раз выходили в открытый космос) – можно потерять ориентир в пространстве. Но нам было просто не до этого. За шесть часов надо было вскрыть обшивку корабля, вынуть пироболт и заделать дырку. И все это – в громоздких скафандрах, в невесомости… Поэтому, пока занимались работой, ощущений не было, была цель – выполнить задачу. Потому что на нас рассчитывали, надеялись, пироболт этот нужен был на Земле, чтобы можно было понять, почему он не взрывался. Гранату эту привезли – она под моим сиденьем в корабле лежала, ее потом благополучно взорвали. Потом уже целые тома выпустили – почему так случилось и как этому противодействовать. В корабле доработку сделали, целые коллективы работали. И американцы помогали.
– Вопрос, может быть, банальный, но не могу удержаться, чтобы не спросить: вы случайно в детстве не мечтали стать космонавтом?
– Я мечтал стать летчиком. Так, собственно говоря, и получилось. Мечтать начал с трех лет – первый раз меня папа взял на аэродром (он тогда был летчиком-инструктором Харьковского училища), пока он летал, его друзья посадили меня в самолет, и я сидел там, ходил, трогал все. И меня это так впечатлило, что у меня, кроме этой, даже мыслей не было никаких, кем бы я еще мог быть.
– Со стороны все выглядит как-то просто: захотел стать летчиком – пошел учиться на летчика, захотел в космонавты – взяли в космонавты… Вы везучий человек?
– Не могу сказать, что все было просто. Пожалуй, самое сложное было в отце… Когда я решил написать рапорт в отряд космонавтов, отец был в нем уже 20 лет, он был командиром отряда космонавтов, и, конечно, ему еще рано было уходить. А ведь по нашим законам отец и сын не могут служить в одном подразделении. Мы долго говорили тогда… Он ушел, а я стал космонавтом.
– Он из-за этого не хотел, чтобы вы повторяли его судьбу?
– Нет, что вы. Просто он знал, каково это – быть космонавтом, изнутри. Что это колоссальная нагрузка, это постоянный риск – статистика не в нашу пользу, здоровыми до пенсии здесь редко доживают. Мы все хотим нашим детям лучшей судьбы. Я тоже не хотел бы видеть своих сыновей космонавтами, пусть уж выберут что-нибудь попроще.
– В чем еще была трудность?
– Вы знаете, что такое постоянно пытаться перерасти отца? Доказать, что дело не в родственных протекциях? Его все очень любили, меня постоянно с ним сравнивали. И мне кажется, довольно долго сравнение было не в мою пользу. Я из кожи вон лез, чтобы делать все не просто как он, а лучше. Это постоянная внутренняя планка, которая не становится ниже с годами.
– И вы, и ваш отец – он неоднократно – видели Землю из космоса. И как она? Маленькая?
– С той высоты, на которой мы летаем – это 400 километров, как отсюда до Тамбова примерно, – так вот, с этой высоты Земля очень большая. Иногда даже кажется, что она плоская. Если не верить в науку, может закрасться сомнение. И только во время выхода в открытый космос, где шлемофон позволяет больший обзор делать, ты реально видишь, что Земля круглая.
– Какие ощущения в открытом космосе?
– Когда Солнца нет, в космосе очень темно. Мы первый раз когда выходили, планировалось, что выйдем на ночной стороне орбиты. Но у нас из-за перерыва связи выход затянулся, и мы вышли на 20 минут позже, на самое Солнце. У нас обоих реакция была одинаковая: обалдеть! Сейчас, конечно, телевизоры нового класса, хорошее качество изображения позволяет все краски передать, но все равно это другое. Станция в солнечных лучах настолько яркая, что глазам не веришь.
– Расскажите, как вы жили на станции? Тесно там?
– Если взять все нежилые объемы – это 2 футбольных поля. Подлетаешь к станции – она диаметром с километр и светится вся, как новогодняя елка. А личное пространство очень небольшое. Каюта – вот как этот шкаф (Волков показывает на узкий шкаф для верхней одежды). Если дверь открыть, с одной стороны фотографии висят, с другой – спальный мешок на стеночке закреплен. Так и спим стоя – залезешь в мешок, за стенку закрепишься и спишь. Невесомость же! Вообще нет никакой разницы, как спать – хоть на потолке!
– В общем, чувствуется, что на МКС вы вполне обжились. Хотите опять туда вернуться?
– Да, я очень жду второго полета. Мы стартуем в конце мая – опять на полгода. Сейчас уже началась подготовка, если все будет нормально, через два месяца полетим на Байконур.
– Удачного вам полета!
досье
Сергей Александрович Волков, российский летчик и космонавт, полковник ВВС России, родился 1 апреля 1973 года. Он стал первым в мире космонавтом во втором поколении. Его отец, Александр Волков, трижды летал в космос.
В 1995 году окончил Тамбовское высшее военное авиационное училище летчиков имени Марины Расковой. В 2001 году прошел подготовку по программе полетов на МКС в составе группы космонавтов.
В 2006-м назначен командиром 17-й долговременной экспедиции МКС.
10 апреля 2008 года корабль «Союз ТМА-12» пристыковался к Международной космической станции. В конце октября этого же года экспедиция вернулась на Землю. За мужество и героизм в ходе космического полета С. А. Волкову присвоено звание Героя Российской Федерации.
Вера Голутвина.
