"Круг был влюблен в футбол по уши". Отрывок из книги о "Спартаке"

Sobesednik.ru публикует отрывок из свежей книги бывшего пресс-атташе «Спартака» и сборной России Александра Львова.

За многолетнюю карьеру знаменитый журналист накопил тысячи интересных историй о звездах мирового футбола и шоу-бизнеса. Самые яркие из них выходят под одной обложкой.

О том, как поэт и бард Михаил Круг настраивал футболистов перед матчами, читайте на нашем сайте. Продолжение — в книге «От "Спартака" до сборной. Судьбы, трагедии, скандалы».

Михаил Круг: "Владимирский централ" для сборной.

Круг мог позвонить в любое время. И независимо от того, утро это было, ночь или день, сразу же, без всяких «здрасьте», заговорить о футболе.

— Санька, — начинал он обычно голосом, спутать который ни с одним другим было невозможно, — ну как там «Спартак»? Что же вы, мать вашу, в Самаре не выиграли? А почему Тит (Егор Титов — прим. А.Л.) не играл? Травма?! Куда же Василек (спартаковский врач Васильков. — прим. А.Л.) смотрит? Лечить же ребят надо.

— Ты где? — перебивал я его вопросом, кое-как успев отбиться парой коротких ответов. — Да в Гамбурге (в Симферополе, Лос-Анджелесе и т.д.), — вздыхал он. — Работаю потихоньку, народ развлекаю. Как они здесь живут, не понимаю. Даже по «ящику» чемпионат России не показывают. Мрак! — И тут же без паузы: — А что Тишка-то (Андрей Тихонов — прим. А.Л.) с голами замолчал — в творческом отпуске?

Подобные монологи неизменно произносились с мальчишеской искренностью и неподдельным удивлением — действительно, как это в Германии или Америке не показывают матчи его любимого «Спартака», о котором он хочет знать все и даже больше?! Вот так относился он к футболу, в который был влюблен по уши. Именно благодаря этому мы и познакомились. Однажды Вячеслав Грозный, работавший тогда в помощниках у Олега Романцева, перед матчем в Лужниках попросил меня встретить его хорошего знакомого Михаила Круга и уделить артисту внимание. Фамилия тверского шансонье уже тогда гремела не только по всей России, но и за ее пределами. Его кассеты разлетались в магазинах, как горячие пирожки. А под шлягер шлягеров «Владимирский централ» в переполненных залах, не стесняясь плакали новые русские и старые большевики, интеллигентные профессора и лихие таксисты, отпетые уголовники и злобные тюремщики. Кстати, с этим своеобразным гимном так называемого городского романса связана любопытная история, рассказанная самим певцом. Как-то поздним вечером в одном из российских городов, в темном переулке неподалеку от гостиницы, к Кругу подошли двое в надвинутых на глаза приблатненных кепках.

— Ну что, братан, «бабульками» (деньгами — А.Л.) делиться будем? — дыхнул певцу в лицо перегаром один из них, угрожающе сунув руку в карман.

От такой наглости артист слегка растерялся. И уже было собрался ответить на вопрос, но в дело вмешался второй воришка.

— Слышь, мужик! — закричал он, ткнув в грудь вероятной жертве налета. — Не с тобой ли мы во владимирском централе в одной хате парились? Ты еще потом про это классную песню написал.

— Песня моя, — согласился Михаил. — А вот во Владимире я не сидел. Да и вообще, пока насчет этого Бог миловал. Хотя, как говорится, от сумы да от тюрьмы...

— Это точно, — понимающе кивнули двое в кепках. — Извиняй, друг, ошибочка вышла. Пойдем других фраеров «бомбить». — И взяв вместо кошелька автограф, исчезли в полумраке ночи.

[:image:]

Мое же знакомство с Кругом было менее романтичным. И состоялось в тот самый день в Лужниках, где и попросил его встретить Грозный перед матчем «Спартака» с «Ростовом». Потом мы на девяносто минут ушли в игру. Переживал Михаил страшно. Когда кто-то из романцевской гвардии мазал или губил хороший момент, он вскакивал и, взывая к небесам, кричал: «Ну как же так, блин?! Как же так?!» Затем расстроенно плюхался в виповское кресло и тяжело вздыхал. А когда спартаковцы забивали, то вставал, поворачивался к сидящим сзади и, рыча от удовольствия, с гордостью вопрошал: «Ну что, видели?!»

В перерыве его узнавали, подходили, протягивали ручки с программками. Круг не отказывал никому. Расписывался и улыбался — он был на ФУТБОЛЕ! Среди своих! Игра делала его большим ребенком — добрым, непосредственным, открытым. Именно таким он был и на сцене, когда пел про несчастную любовь, про трагедии матерей, чьи сыновья попали в беду, про свою родную, обожаемую Тверь. И был счастлив, что его понимают.

Ему, вообще, для счастья требовалось не очень много. Сначала мечтал стать шофером, гонять фуры по российским путям-дорогам. Потом захотелось в начальники автоколонны — получилось. Затем потянуло петь. Попробовал, записал кассету, отправил в Москву. Там сразу поняли: этот тверской парень — для эстрады находка, а для ловкачей продюсеров — настоящий Клондайк.

— Одно только в жизни не сбылось, — сказал мне как-то Круг. — В футболе у меня ничего не получилось.

— А кем ты в нем себя хотел видеть? — поинтересовался я.

— Честно говоря, и сам не знаю. На игрока хорошего талантом не потянул бы. Разве что тренером. Но и здесь без Божьего дара никак не обойтись. А вообще, я бы на любое дело согласился — лишь бы к футболу поближе быть. Если будет возможность, ты уж не забудь, свистни. Сразу же появлюсь.

Я свистнул. В июне 2001-го сборная России в Бору готовилась к отборочному матчу чемпионата мира с югославами. Время на сборах всегда тянется долго и нудно. И дабы скрасить однообразие бытия играющей братии, к футболистам приглашается творческий люд: артисты, писатели-юмористы, реже — мастера вокала, поскольку для их выступлений требуются специальная аппаратура, звукорежиссеры, микрофоны. Когда я спросил Круга, возможно ли его появление перед сборной, в ответ тут же услышал: «Буду счастлив!» На вопрос, как быть с техническим оснащением концерта, он коротко ответил: «Все решим. Жди».

Ровно в назначенное время через КПП подмосковного пансионата «Бор» проследовал круговский микроавтобус с музыкантами группы «Попутчик», аппаратурой и обслуживающим персоналом. До начала концерта оставалось еще часа четыре, и чтобы скоротать время, мы всей компанией отправились в сауну. Погрелись, помахали вениками, попили пива.

— Неплохо, конечно, — одобрительно говорил Михаил. — Но у меня на Селигере совсем другая баня — русская, с печкой. А рыбалка какая — сказка! Попробую сегодня Романцева туда пригласить. Говорят, он в этом деле спец. Так что приезжайте.

Вечером после ужина сборная собралась почти в полном составе. Не пришел только Филимонов. Мимо Круга это не прошло.

— Ты знаешь, волнуюсь страшно, — признался он, когда уже перед самым выходом на сцену, в номере Романцева, заканчивал последние приготовления.

— Чего это вдруг? — удивился я.

— Думаю, поймут ли, о чем пою? Жанр ведь специфический — городской романс. А они народ молодой, многие за границей играют. Может, им Стинг или Элтон Джон больше по душе. Вон Филимонов не пошел меня слушать... Ладно, давай на удачу по рюмашке.

— Ты же говорил, что перед работой ни-ни.

— Так тут случай особый. Я же сказал — на удачу.

И, опрокинув рюмку, вынул из кармана овальные очки в тонкой оправе.

— Очки-то волшебные, — хитро улыбнувшись, пояснил он. — Я в них как на первом концерте появился, так с тех пор и не снимаю. Думаю, и на сей раз не подведут.

Не подвели. Уже во время песни «Здравствуйте, я говорю вам здравствуйте!», по традиции исполненной первой, глаза в зале вспыхнули у всех без исключения. И горели до того момента, когда через два часа, вытирая пот, Круг сказал: «Всем огромное спасибо. Я очень волновался». Со сцены его не отпускали еще долго. А потом капитан сборной Виктор Онопко вручил ему майку с девятым номером. В ответ Михаил одарил всех своими кассетами, которые потом с Карпиным и Мостовым отправились в Виго, с Онопко — в Овьедо, со Смертиным — в Бордо, с Никифоровым — в Эйндховен, с Аленичевым — в Порту. Так «Владимирский централ» зазвучал в Испании и Франции, в Голландии и Португалии, где о существовании этого знаменитого на Руси казенного дома даже не подозревали. Помнится, ребята, как, впрочем, и остальные круговские поклонники, интересовались — уж не доводилось ли ему самому пройти все то, чему посвящено большинство его песен.

— Спешу разочаровать, — обычно улыбался в таких случаях Михаил. — С бандой «Черная кошка» на дело не ходил, сберкассы не бомбил, почтовые поезда не грабил. Так что срок «не мотал» и на «шконке» не валялся. Что касается выбора жанра, то это еще с детства идет, когда вместе с пацанами во дворе увлекся ранним творчеством Владимира Высоцкого и Аркадия Северного. Со временем убедился, что кому-то и такие песни нужны. Ведь каждый ищет в них что-то свое. У одного кто-то безвинно сидит в тюрьме, у другого что-то не сложилось в любви, третьему просто по душе озорная мелодия. Здесь, как и у любого болельщика, — свой футбол. Одни рвут себя на части, переживая за ЦСКА, «Спартак», «Локомотив», а другие жить не могут без нижнекамского «КамАЗа». Ну а объединяются все, когда сборная России играет.

[:image:]

— А как относишься к тому, что сборную, случается, в прессе грязью поливают? — спросил я его однажды.

— Это обычное явление, когда какая-нибудь серость хочет привлечь к себе внимание якобы «смелой» публикацией. Фальшь-то, она всегда чувствуется. Я вот, например, никогда не работаю под фонограмму — не могу обманывать зрителя. Для этого кассеты, компакт-диски существуют. И уж если человек пришел, чтобы увидеть зрелище, он должен его получить. Так же и в футболе — если игроки не горят на поле, они превращают матч в плохой концерт под фонограмму. По-настоящему творческий человек должен в своем деле гореть — только в этом случае его будут воспринимать как личность.

…Лишь однажды я видел своего друга растерянным и потухшим. В тот момент он выглядел словно незаслуженно обиженный мальчишка, который так и не понял, почему с ним так поступили эти странные взрослые. Зимой 2002-го, во Дворце молодежи на Комсомольском проспекте, «Спартаку» вручали золотые медали чемпионата, которые он потом в глаза не видел целый 15 лет. Новый президент клуба Андрей Червиченко попросил организовать праздничный вечер модному художнику-продюсеру Борису Краснову. За неделю до этого мне из Твери позвонил Круг.

— Санька слышал, что у вас в «Спартаке» торжество намечается? — поинтересовался Миша. — Готов принять посильное участие — выступить в концерте. Денег никаких не надо. Для меня спеть для любимой команды большая честь.

На следующий день я рассказал о нашем разговоре Краснову.

— Зачем нам на сцене «блатата» и тюремные романсы, — заявил маэстро. — Все должно быть со вкусом и красиво.

Я начал объяснять художнику-постановщику, что Круг — это всегда стопроцентный аншлаг, переполненные залы, что он любимец наших футболистов. Но Краснов был непробиваем — нет, нет и еще раз нет! При этом он промолчал, что уже включил в программу Славу Медянника, известного, как и Круг, исполнением городского шансона. Пришлось позвонить в Тверь и сообщить Михаилу, что выйти на сцену ему на сей раз не судьба.

— Жаль, — глухо откликнулся он. — Но приехать поздравить-то хоть пригласишь?

— Без вопросов! Ждем!

Я встретил Мишу часа за два до начала вечера. Народ буквально облепил его — фото на память, автографы, вопросы: «А что сегодня будете петь?» Круг молчал. Потом мы поднялись этажом выше, где со своими боевыми подругами в отдельной комнате коротали время до начала футболисты и тренеры. Неподалеку от входа в нее, в ожидании кого-то, стоял Червиченко, с которым, согласно субординации, я и решил познакомить дорогого гостя.

— Ты не против, если я приглашу Михаила в гостевую комнату? — для приличия поинтересовался я у президента после того, как официальное знакомство знаменитого певца и владельца народной команды состоялось.

— Нет! — жестко выстрелил хозяин «Спартака». — Там должны быть только свои.

И резко повернувшись, зашагал по коридору. Со стыда я готов был буквально провалиться сквозь надраенный паркет.

— Ничего, бывает, — почувствовав мое состояние, похлопал по плечу Миша. — Пойду посижу в буфете.

...Круга убили через год. В Твери, в собственном доме, куда забрались двое отморозков. Миша погиб, защищая жену Ирину и ее мать. Чего хотели подонки? Просто ограбить певца? Или был заказ его конкурентов по бизнесу? Это остается загадкой и по сей день. Уже снято несколько передач-расследований, написано немало статей с версиями трагедии, вышел телесериал, но до истины так никто и не добрался — ни дотошные журналисты, ни въедливые следователи, ни даже суровая братва из уголовного мира, среди которой он был особо почитаем. Осталась только память.

И песни.

[:wsame:][:wsame:]