Победить Кавказ культурой

Культурная экспансия на Кавказе была бы намного эффективнее военной

Если читатель думает, что культурной политики на Кавказе у нас не было, вот ему цифры. К концу 80-х на советском Северном Кавказе было десять государственных университетов (в начале 90-х университетами стали называть себя все институты, но к реальному качеству образования это уже не имело отношения). Исламских университетов там не было вовсе. А в 2000 году в одном только Дагестане действовало 13 духовных университетов (включая крупнейший в России Исламский университет имени имама Шамиля в Махачкале), 33 филиала исламских вузов и 136 медресе. Количество мечетей выросло в 10–15 раз. Советская власть, как известно, мечетей не строила. Она строила университеты, институты, НИИ – к 1985 году здесь насчитывалось 46 самостоятельных вузов и 14 филиалов, 63 НИИ, 42 научные станции...  Количество НИИ сократилось на сегодня почти вчетверо…

Одной из своих задач советская власть считала формирование на Кавказе национальной интеллигенции. Делала она это вполне сознательно – на Кавказе, как и в любой архаической культуре, развито чинопочитание, и чем выше статус, тем неколебимее авторитет. Горцы чтили земляков, отмеченных верховной властью, – именно они были самой надежной опорой России на Кавказе.

Культурная политика началась с ликвидации неграмотности. Она возможна там, где есть своя письменность, а письменность большинства кавказских народов была создана в 20–30-е годы. Вспомним хоть цахурскую (составленную Генко и Джафаровым), чеченскую (вначале  на латинице – Ошаев и Сальмурзаев, затем  на кириллице – Яковлев), лезгинскую, лакскую, ингушскую (Мальсагов) – всего более 60 алфавитов. Справедливости ради заметим, что работу по созданию горских алфавитов начал еще в конце XIX века барон Услар, да и арабскими буквами те же лезгины и аварцы пользовались до революции вполне свободно,  но эту письменность знали единицы. С начала двадцатых начинается насаждение латинского алфавита, а потом, с 1927 года, кириллицы; работает ВЦКНА – Всесоюзный центральный комитет нового алфавита. В 1900 году на тысячу кавказских мужчин было 182 грамотных (женщин – вообще 60; речь о русской грамоте – своей, напомним, еще нет). В 1939 году грамотность на Кавказе вплотную приблизилась к 90 процентам – без половых различий.

Правду сказать, советская власть раздувала масштаб местных литераторов: их книги никто не покупал, и талант многих состоял в умении найти хорошего переводчика на русский… Вряд ли сегодня кто-то станет перечитывать стихи лезгинского поэта Сулеймана Стальского, которого Горький поименовал аж «Гомером ХХ века».

Любимцем советской власти был и Гамзат Цадаса, народный поэт Дагестана (отец Расула Гамзатова, который говорил: «Если бы не переводы на русский, я остался бы поэтом одного ущелья»). Гамзат Цадаса начал свою карьеру как председатель шариатского суда, а закончил как депутат Верховного совета, куда его избрали за год до смерти. Он удостоился даже Сталинской премии (само собой, за «Избранное», включавшее поэму «Поздравление товарищу Сталину в день его 70-летия»). Разумеется, большинство кавказских поэтов, выращенных советской властью и поднятых ею на щит, ничего не внесли в поэзию. Байрам Салимов, Сугури Увайсов, Магомед Ахмедов – все эти имена мало что скажут нынешнему читателю, а ведь все они – народные поэты Дагестана, коих с 1934 года (времени учреждения этого высшего литературного звания) было в республике больше 100! На сегодняшнем Кавказе, сетовал Ахмедов на встрече с Хлопониным,  нет ни одного литературного издания. Вообще. Ни на русском, ни на местных языках.

Елена Жупикова, подробно изучившая советскую национальную и культурную политику на Кавказе, утверждает, что бороться с исламом в той же Чечне было бессмысленно и опасно: «В 1924 г. в Чечне было 2675 мечетей, 38 шейхов, 850 мулл, вокруг которых группировались около 60 тыс. мюридов». К слову сказать, до 1928 года советская власть и с шариатом не боролась – Киров специально выступал на эту тему, практически легитимизируя шариат, «раз только такая форма суда доступна народу».

Борьба с национализмом была, и чем дальше, тем жестче,  но никогда она не оборачивалась искусственной русификацией: местные языки развивались, книги на них выходили (в семидесятые – не менее сотни названий ежегодно), а в РСФСР для «национальных кадров» существовала зеленая улица специальных квот. Студенты могли сколько угодно роптать на поведение однокурсников-кавказцев, которые, кстати, тогда помнили приличия, ибо из МГУ могли и попереть,  но результатом этой кадровой политики было то, что на 1980 год на Северном Кавказе было 1200 докторов и 15.000 кандидатов наук (и никак не меньше «остепененных» местных уроженцев проживали за пределами Кавказа – в Москве, Ленинграде и областных центрах). Можно спорить о том, насколько компетентны и полезны в народном хозяйстве были эти кандидаты,  но террористами они точно не были. Комфортнее быть кавказским кандидатом наук, чем кавказским же смертником.

Пора назвать вещи своими именами: советская политика на Кавказе была не вооруженной экспансией, а культурной, и другого пути сегодня у нас нет. Точнее, он есть. Но ведет к Домодедово.