Преступление и наказание

Часы, которые новосибирская цыганка украла у Филиппа Киркорова, отмерили ей три года заключения.
Сам Киркоров заявил, что претензий к женщине не имеет. Да и часы ему подбросили почти сразу же после кражи. К тому же стоил швейцарский брегет вшестеро меньше заявленного певцом. Однако за условное преступление срок цыганка получила более чем реальный.
В России вообще, как известно, условное часто является безусловным.
Вот нашли топ-менеджера ВТБ Олега Жуковского в бассейне со связанными руками-ногами и сразу поняли – самоубийство. Реальная смерть от условных причин. Реальное преступление с условным наказанием усопшего. Совсем как в Новосибирске, только наоборот.
Или взять, например, совсем свежий приговор по отнюдь не свежему «делу Березовского». За кражу 215 миллионов «Аэрофлота» олигарху впаяли каких-то шесть лет (как за два брегета Киркорова), да и те он проведет не в новосибирской колонии, а в престижном районе города Лондона. И приговор вроде реальный, а вот наказанием как-то не пахнет.
Если подумать, выходит, что реальные сроки за условные преступления обычно получают люди попроще. А вот те, что при власти и при деньгах, даже за реальные убийства получают едва не награду за храбрость. Сбил сын первого вице-премьера Иванова насмерть женщину – стал потерпевшим. Как же, получил моральную травму. Застрелили уральские гаишники мужчину за превышение скорости, выстрелили в глаз в упор на глазах у пятилетней дочки и жены – так прокуратура признала потерпевшими и их.
Конечно, можно было бы все списать на сюрреальную российскую ментальность, в которой реальное и условное – как сиамские близнецы, без хирургического вмешательства лишнее не отсечешь. Но ведь раньше-то все было иначе. Ведь был же раньше адвокат Плевако, сумевший кратким спичем отстоять старушку, укравшую дырявый чайник: «Много бед, много испытаний пришлось претерпеть России за ее больше чем тысячелетнее существование… Но теперь, теперь… Старушка украла старый чайник ценою в тридцать копеек. Этого Россия уж конечно не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно!»
Впрочем, если верить Достоевскому, окончательный приговор все равно должны выносить себе мы сами, не Фемида. А остальное все так, условности.