Заводила Иванова

В Штатах из нее, конечно, сделали бы новую Опру. Иванова была бы любима и, несмотря на вес, носима на руках во всем мире. Листьев гениальным чутьем продюсера почувствовал в ней великолепные телевизионные возможности – в качестве ведущей «Темы» она стала народной героиней. Ее убрали оттуда сразу после гибели Влада – прочим она казалась вызывающе «неформатной». Неформат – у нас вообще приговор,  а ведь только то, что не удается загнать в рамки, и может быть интересно.

...Ее знали все – огромная, толстая женщина в такой же огромной шляпе, с оглушительным басистым голосом, званием мастера спорта по академической гребле, способностью без подготовки говорить на любую тему; в прошлом – педагог, вожатая, автор книг об организации детского отдыха. Организовывать она вообще умела и любила – таких в советское время называли заводилами. Заводила сам по себе обречен раздражать, но Ивановой это прощалось – она была слишком смешная, искренне самодовольная, жаждущая помогать...
Пожилые женщины ее обожали – она внушала, что жизнь в пятьдесят только начинается; вдобавок она была любимицей всех российских толстяков – потому что первой перестала стесняться полноты. Какие уж там комплексы преодолевала она наедине с собой – один Бог ведает, но на людях неизменно несла себя, как знамя.
Свои колонки в «Собеседник» она сдавала в рукописи – компьютером так и не овладела и очень этим гордилась; машинистки не могли нарадоваться ее твердому генеральскому почерку – крупному, как она сама, по десять строчек на страницу.
Притчей во языцех стал ее брак с Андреем Правиным, с которым у них была сорокалетняя разница в возрасте: не знаю, что двигало 23-летним Андреем и зачем все это было нужно Ивановой? Может, правда великая любовь, может, пиар, может, патология – но точно могу сказать, что польза от этого брака была не только Ивановой, но и всей стране. Миллионам одиноких женщин засияла надежда.
…Иванова прожила 71 год – для России это до сих пор много; не озлобилась, не зазвездилась, никогда ни перед кем не унижалась, не позволяла себе ныть и жаловаться, и мы можем лишь догадываться о том, какова была ее одинокая жизнь в последние годы. Может, она оттого так и бросалась на любого собеседника, что собеседников этих было мало, может, оттого и откровенничала со всей страной, что не с кем было пооткровенничать наедине. Но об этой ее подлинной жизни нам знать и не надо: она себя сделала, предъявила, реализовала, и достаточно. Видимо, жизнь ее была действительно праведной – не зря Господь послал ей смерть во сне: милость эта даруется избранным.