Людмила Алексеева: Чтобы осталось быдло, которым легче управлять

Правозащитница Людмила Алексеева рассказала Sobesednik.ru, почему не ждет в ближайшее время демократизации России.

Председателю Московской Хельсинкской группы Людмиле Алексеевой в следующем году исполнится 90, но она не только делает громкие заявления вроде того, что Рамзану Кадырову сегодня «дан карт-бланш», но и продолжает заниматься практической правозащитой – тем, чем занималась всю жизнь.

Имперский синдром жив

– Совсем недавно группа правозащитников и вы в том числе подписали заявление, в котором назвали высказывания главы Чеченской Республики Рамзана Кадырова о преследовании внесистемной оппозиции недопустимыми для правового государства. Власть вас услышала?

– Это обращение было не к власти, а к общественности. Общественность услышала, многие порядочные и уважаемые люди нас поддержали. Поэтому я считаю, что наш труд был ненапрасным.

[:rsame:]

– В 2007 году, отмечая восьмидесятилетие, вы сказали, что через десять лет мы будем жить в демократической России. Что думаете по этому поводу сейчас, за год до заявленного срока?

– Я пересмотрела свое мнение. Не потому, что наша власть идет таким путем. Ничего другого от нее ждать было нельзя. Дело в том, что Путин нашел такую болевую точку, которая действует в его пользу: «Мы будем великой страной, нас должны уважать, бояться!!!»

Когда я узнала, что 86 процентов поддерживают «крымнаш», поняла, что к 2017 году ничего не будет. Я переоценила готовность наших граждан к демократии и правовому государству. Оказалось, что имперский синдром жив не только в головах наших руководителей, но и у большинства сограждан. А империя априори не может быть демократической.

Мы будем демократическим государством, но не в 2017 году. Нам предстоит долго к этому идти. Нас еще не раз мордой об стол ударят. Люди не понимают, что если у России всего два процента (или уже один) от мирового ВВП, то мы не можем быть мировой державой. Поэтому я ошиблась.

– Мы все иногда ошибаемся.

– Но я, как и Борис Немцов, свои ошибки признаю.

Немцов никогда не притворялся

– А как вы, кстати, с ним познакомились?

– В начале 90-х деятель независимых профсоюзов Америки Том Бредли предложил мне поехать в Тольятти и посмотреть, как там работают профсоюзы, а по пути заехать в Нижний Новгород. Он сказал, что в Нижнем – необычно молодой губернатор Борис Немцов и было бы неплохо с ним познакомиться.

[:image:]

В Нижнем нас приняли. Бредли по-русски не говорил. Но я знала, что Борис Немцов говорил по-английски. Когда Борис вошел со своим помощником, он сразу бросился ко мне и говорит: «О! А я про вас все знаю!» Он был такой кудрявый, жизнерадостный. В те времена я вела передачу на радио «Свобода», и у нее была музыкальная заставка из песни Булата Окуджавы «Возьмемся за руки, друзья». И Борис сразу начал петь эти слова. Было очень приятно.

А потом встретила его уже в Москве, после того как он передал Борису Ельцину миллион подписей против войны в Чечне. Я его спросила: «Борис Николаевич на вас не обиделся?» Немцов ответил: «Нет. Президент ко мне расположен». Я говорю: «Ему нравится, что вы такой молодой губернатор». Немцов: «Нет! Не только это. Ему нравится, что я такой же высокий, как он! Знаете, я на два сантиметра выше его! И Борису Николаевичу нравится: если у человека высокий рост, значит, у него меньше комплексов».

Потом я виделась с Борисом, когда он работал вице-премьером в правительстве, а шахтеры бастовали. Я помню, как Борис вышел из здания правительства, поговорил с шахтерами, а потом даже выпил с ними водки. Мне очень импонировало в нем то, что он никогда не притворялся и не менял своего поведения. Ни тогда, когда был губернатором и вице-премьером, ни тогда, когда был депутатом и в оппозиции. Он всегда был очень живым, искренним и открытым человеком. То, что его убили – это чудовищно. Потому что Борис был воплощением жизнелюбия. Это невосполнимая потеря для нашей страны.

Жить по совести можно всегда

– Как в таких условиях отстаивать права человека?

– Сегодня для меня 50 лет правозащитного движения делятся ровно пополам – 25 лет в СССР и 25 лет в новой России. И я должна сказать, что первые 25 лет у нас было успехов ноль. Раз мы правозащитники, значит, мы должны были защищать права наших сограждан. Но как мы могли это делать, если мы не могли защитить даже собственные права.

[:rsame:]

У нас, представьте себе, даже целей никаких особых не было. Цель была одна – если мне было суждено родиться в это время, в этой стране и в этих условиях, то я хочу прожить так, чтобы мне не было стыдно ни перед собой, ни перед детьми, ни перед друзьями. Я хочу прожить честно. Всё. Точка. Только это.

Поверьте, больше ничего не было. Ведь за что в те времена многие люди отправлялись в лагеря на долгие сроки и некоторые умирали там? За то, что мы говорили: «Человек имеет право! У людей есть права, а государство обязано их соблюдать и уважать человеческое достоинство граждан». Мы говорили это в самиздате. Больше нигде мы не могли это сказать. У нас была только печатная машинка, на которой можно было сделать лишь четыре копии, и за это люди гремели в лагеря на 7 лет, а потом еще на 5 лет в ссылку по 70-й статье. Это была наша судьба. Редко кому удавалось ее избежать, как мне. Но видит Бог, я не прилагала к этому никаких усилий. Мне повезло, я везучая.

Поэтому, когда меня спрашивают про нынешнее время, я отвечаю: сегодняшние условия несопоставимо лучше. Даже не сравнить. Вот вы пришли ко мне, поставили диктофон, и я отвечаю на ваши вопросы. А раньше ко мне приходили только зарубежные журналисты. Наши не решались, ни один. Поэтому, когда сейчас кричат: «Ай-яй-яй!»…

– Разве еще не «ай-яй-яй»?

– А никогда не «ай-яй-яй!» Жить по совести можно в любое время. Вопрос цены, которую за это человек платит.

Нас была маленькая кучка. А я все думала: почему нас так боятся? Почему огромная репрессивная машина государства обрушивается на нас всей мощью? Да не обращали бы никакого внимания! Но у них было классовое чутье. Они знали, что мы опасны. Сегодня мало кто в стране не знает, что такое права человека и кто такой правозащитник.

Недавно ко мне подошел один очень уважаемый мною человек и говорит: «Все так отвратительно, может, уехать?» Я отвечаю: каждый человек должен сам решать, как он будет жить. Если вы хотите узнать, как я решила для себя, то пусть они уезжают, а я никуда не уеду, даже если у меня есть такая возможность.

[:rsame:]

Смотрите, сейчас власть урезает все права граждан, а это право не трогает. Власть запрещает чиновникам ездить за границу, а нам – пожалуйста. Даже смешно получилось. В России все права имеют чиновники, а это право у них забрали. А нам оставили. Почему? Ах, тебе не нравится? Да вали отсюда. Пускай останется быдло, которым легче управлять. Много людей не надо, чтобы трубу обслуживать, а остальное все равно не работает. Валите, нам и без вас хорошо. Нам сохранили это право. Вот поэтому я им не воспользуюсь. Хотя я буду биться за права других уезжать, если они хотят.

/Блиц

– У вас была достаточно напряженная жизнь в СССР. Вы испытывали сильный страх?

– Я жуткая трусиха. Боюсь высоты. Хорошо плаваю, но боюсь лубины.

– Вам угрожали когда-нибудь убийством?

– Мне угрожали посадкой. И даже официально предупредили, что на меня заведено дело по 70-й статье. И если я не прекращу свои безобразия, то дело готово и в любой момент ему могут дать ход.

– А как семья относилась к вашей правозащитной деятельности?

– У меня было двое сыновей. Старший уже умер. Я хотела, чтобы сыновья выросли порядочными и были честными людьми. И не хотела, чтобы они были какими-то борцами. Это их дело. Мне самой было важно просто жить честно.

[:wsame:]

Александр Гронский