Никита Хрущев в домашнем интерьере
Полвека назад, в сентябре 1971-го, умер Никита Хрущев – лидер СССР, чей период правления часто называют "оттепелью". И в то же время это один из самых противоречиво оцениваемых руководителей страны. Каким он был в быту?
В семье Никиты Сергеевича Хрущева был удивительный эпизод, когда после гибели старшего сына Леонида в 1943-м, военного летчика, он удочерил свою внучку Юлию.
О том, как складывались отношения между родственниками, «Собеседнику» рассказала дочь Юлии – американский политолог Нина ХРУЩЕВА. Недавно она издала книгу «Пропавший сын Хрущева», где развенчала многие мифы, которые долгие годы муссировались в отношении Леонида.
«Предала» трижды
– Известно, что после гибели Леонида Никитича его жена была арестована. Хрущев не пытался ее спасти?
– Насколько я знаю, нет. Во-первых, дед не занимал в годы войны столь же высокое положение, как, скажем, глава МИД Вячеслав Молотов, командующий кавалерией Красной Армии маршал Семен Буденный или первый зампред Совнаркома СССР, глава ТЭКа и тяжелой промышленности страны Лазарь Каганович. А ведь у них у всех члены семьи были либо заложниками Сталина, либо уже находились в ГУЛАГе.
Но Никита Сергеевич, даже если бы и мог, думаю, не стал бы особенно заступаться за Любовь Илларионовну Сизых. Впрочем, не исключено, что все-таки он что-то и сделал, чтобы смягчить наказание. У нее было обвинение по статье 58-1б: «контрреволюционная деятельность за подозрение в шпионаже», причем «б» предполагало расстрел. А ее отправили в лагерь...
– Почему не стал бы особенно заступаться?
– История этой женщины – очень трагическая. Я подробно описала ее в книге. Кстати, она сравнительно недавно (в 2013-м) умерла, в возрасте 102 лет.
Ее посадили за преступление, которое по законам того времени считалось очень серьезным: у нее был роман с иностранцем. Это был француз, дипломатический атташе. Представляете? Война, ее муж на фронте, а она с французом в Куйбышеве на глазах всех ходит в театр и на пляж. В общем, госбезопасности даже придумывать ничего не надо было.
И для Хрущева это тоже было настоящим преступлением: потому что Люба предала не только страну, но и его сына, который воюет, и оставила дочь. Трижды предала, получается.
– Как оставила дочь? Ее же арестовали.
– Нет, она уехала из семьи в 1942-м (а арестовали ее в 1943-м) и оставила маму бабушке и дедушке. Вернее, оставила ее Нине Петровне. А сама уехала учить французский язык. Потому что думала: станет дипломатом и уедет со своим французским другом из СССР. Ее арестовали, когда она уже училась в этом институте.
Кстати, тогда, в 1942-м, Нина Петровна ей сказала: «Во время войны детей не бросают». На что Люба ответила: «Не распоряжайтесь моей жизнью. Я поеду».
Так что для Никиты Сергеевича этой женщины как бы не существовало вовсе: она была для него человеком, который бросил дочь.
А трехлетнюю внучку Юлю – дочь Леонида и Любы – Никита Сергеевич и Нина Петровна удочерили.
«Я тебя не знаю»
– Любовь Сизых отсидела в лагерях пять лет, потом была в ссылке в Казахстане, и вернулась в 1956-м. Ваша мама общалась с ней после этого?
– Да. Это тоже была довольно трудная ситуация. У мамы в спальне висел портрет Леонида. Она знала: ее отец умер. А про свою родную маму ничего не знала (дома про нее не говорили) и думала, что та, наверное, тоже умерла.
Несмотря на то, что в доме Хрущева Любу знать не хотели, она общалась с его сестрой Ириной Сергеевной. И написала ей письмо: «Я вышла, хочу увидеться с дочерью». Та рассказала бабушке. Потом Люба и Нине Петровне писала: «Верните мне дочь». Та передала известие деду. Он ответил: «Только через мой труп. Юлочка заканчивает школу, поступает в институт. Никаких встреч».
– И все-таки, получается, Никита Сергеевич принял ее?
– Не так. Благодаря бабушке мама встретилась с Любой. Нина Петровна была невероятно правильным человеком и всегда хотела, чтобы все было так, как должно быть. Поэтому поначалу попробовала возразить мужу: «Это ее мать». Но дед был непреклонен: «Ты ее мать».
Несмотря ни на что, бабушка все же решила организовать встречу матери и дочери. И однажды, когда дедушки не было дома, отправила Юлю к сестре дедушки (которая, кстати, очень поддерживала эту историю), где мама и встретилась с Любой.
Мама вспоминала, что это была странная встреча. Непонятная женщина стала ее обнимать и восклицать: «Ты моя дочь! Называй меня матерью! Я твоя мать!» Все это было очень тяжело. Вернувшись домой, она рассказывала все это бабушке, когда Никита Сергеевич неожиданно вошел в столовую. Пришлось признаться. Нина Петровна сказала ему: «Юлочка сегодня виделась с Любой». Мама говорила, дед как-то отрешенно взглянул на жену, типа – ну что с вами разговаривать… Круто повернулся на каблуках и вышел из комнаты.
И дня три ни с кем не разговаривал.
– Их отношения потом наладились – вашей мамы и Любы?
– После смерти мамы три года назад я разбирала ее архив. И нашла их переписку того периода. Люба все время требует отношений, а мама отвечает: «Я тебя не знаю». Впрочем, видимо, она все же хотела как-то понравиться Любе – например, посылала ей свои первые статьи.
Но думаю, эта история разбила ей сердце: балансировать между двумя матерями, тем более, зная, что Люба когда то от нее отказалась. И дедушка наверняка знал, что так будет. И поэтому не хотел, чтобы они общались.
Прошел мимо
– Сам он с Любой так и не поговорил?
– Примерно в 1969-м он приехал к нам на дачу – на день рождения моей сестры Ксении. И Люба там была – она тогда стала в Москву приезжать.
Стол был огромный, и она сидела она рядом с Ниной Петровной, которая, повторю, всегда старалась делать так, как положено («Это мать, родная кровь, она имеет право»)...
Мама рассказывала, что момент был очень напряженный, пока Хрущев шел от калитки к дому. Люба встала из-за стола и специально пошла ему навстречу, чтобы подойти, когда рядом никого нет. Ведь неизвестно, какая бы у деда была реакция. Вдруг бы он сказал: «А ты что тут делаешь, такая-сякая?»
– И как он отреагировал?
– Сказал: «Здравствуй, Люба». И прошел мимо. Это была их единственная встреча. Он ее никогда не простил.
Черные тучи над Петрово-Дальнем
– Он умер, когда вы пошли в первый класс. Вы каким его помните?
– Вот таким и помню. Мой дедушка. Он был очень хороший. Нам, детям, прощал многое. Мы как-то прыгали на диване в его кабинете. Мама это обнаружила и была в ужасе – баловаться в кабинете деда было запрещено. А он вошел и сказал: «Это хорошо, это они за меня делают. Если я буду прыгать, пружины развалятся». И мама от нас отстала. Таким его и помню.
– Вы часто с ним общались?
– Часто. Но вот поездки в Петрово-Дальнее, куда мы ездили каждые выходные, ненавидела. Видите ли, в России ведь никто не знает, как уходить на пенсию с поста главы государства. Помню, когда мы туда приезжали, было ощущение страшного черного облака – ребенок же не знает, в чем дело. Но понимает: что-то не так. А с дедом тогда все обращались, как с больным. Будто что-то страшное случилось... Для детей это была невероятная тоска.
Мама, правда, пыталась приободрить деда, привозила к нему своих друзей, приглашала Евтушенко, Высоцкого...
– Чем еще занимались на даче?
– Там была оранжерея, и в ней все время надо было что-то делать: трудовое воспитание. Нас все время заставляли или что-то копать, или помидоры поливать, или клубнику собирать... С тех пор я ненавижу природу, и если говорят про дачу (или даже вижу растущее на улице дерево), сразу перехожу на другую сторону.
Кстати, о трудовом воспитании. Когда я пошла в первый класс, дед позвонил мне утром перед школой и сказал: «Желаю успехов на твоем трудовом поприще. Поздравляю с первым рабочим днем». Он не мыслил жизни без труда.