"Кроме МЧС, россиянам некому доверять". Почему так скоро забывают "Зимнюю вишню"
Глава «Левада-центра» Лев Гудков рассказал о символичном значении пожарных и о работе коллективной памяти
Глава «Левада-центра» Лев Гудков рассказал о символичном значении пожарных и о работе коллективной памяти.
Как писал Sobesednik.ru, 10 июля Центральный районный суд Кемерова арестовал на два месяца Андрея Бурсина – начальника пожарного отряда, который боролся с огнём в торговом центре «Зимняя вишня». Пожарного обвиняют в халатности, приведшей к гибели 60 человек.
На судебном заседании глава следственной группы СК Рустам Габдулин завил, что ранее коллеги Бурсина высказывали угрозы и оскорбления в адрес потерпевших. Один из защитников пожарного, по словам следователя, призывал побояться бога и не судить героев. «Когда мужчине сделали замечание, он сказал: "Кто вас вообще тушить будет, когда вы будете гореть?" Также говорили, что лучше бы потерпевшие все сгорели в торговом центре вместе с детьми», – рассказал Габдулин.
Через месяц после пожара в кемеровского торговом центре «Левада-центр» провёл опрос. Как выяснилось, 54% граждан считают, что причиной трагедии стала халатность отдельных людей, в том числе работников ТЦ и пожарных, которые не смогли вовремя среагировать и предотвратить жертвы. С тех пор социологи не устраивали опросов, посвящённых ЧП в Кемерове.
Sobesednik.ru узнал у директора «Левада-центра» Льва Гудкова, почему работники МЧС не теряют геройского образа вопреки крупным ЧП и судебным делам и что нужно, чтобы россияне перестали забывать самые важные события в жизни страны:
– Как трагические происшествия вроде пожара в «Зимней вишне» отражаются на отношении граждан к сотрудникам экстренных служб – пожарным, полицейским, врачам?
– Если судить по нашим данным, то МЧС пользуется очень высоким авторитетом. К полиции у населения очень двусмысленное отношение: с одной стороны, признаётся их необходимость и их практическая роль в поддержании правопорядка и безопасности, с другой стороны, к ним испытывают крайнюю настороженность и недоверие, поскольку в них видят угрозу. Речь идёт о повседневном произволе на местах и вымогательстве. Очень часто люди испытывают перед ними больший страх, чем перед преступниками.
В отношении врачей другие установки. С одной стороны, есть идеальный образ врача, при котором врач – это одна из самых уважаемых профессий. Роль врачей признаётся в обществе чрезвычайно высоко. Но в практическом смысле, если говорить о тех врачах, с которыми люди постоянно сталкиваются прежде всего в государственной поликлинике, отношение к врачам однозначно негативное.
Если говорить о Кемерове, то это отдельный случай. Халатность, разгильдяйство, пренебрежение своими обязанностями и коррупция в среде эмчеэсовских чиновников – всё это не влияет на авторитет ведомства в целом. Это воспринимается как отдельное безобразие на местах. Кроме МЧС, нет других институтов, которые бы обладали имиджем патерналистской организации, заботились бы о безопасности и благополучии граждан и при этом ничего у населения не вымогали бы. Больше некому доверять. Поэтому идеальный образ МЧС сохраняется, а все недостатки и безобразия списываются на деятельность локальных служб.
– А возможен кумулятивный эффект? Одна «зимняя вишня», вторая, третья способны поколебать этот идеальный имидж?
– Нет, потому что сегодня нет таких средств и организаций, которые могут проанализировать, обобщить и выступить в качестве авторитетного источника мнения о работе тех или иных институтов. Ни партии, ни общественные организации сегодня не имеют авторитета в публичном пространстве.
Это могла бы быть оппозиция, но для неё нет места в СМИ. Это связано с монополией государственных СМИ, превращённых в инструмент пропаганды. Условно независимые – или, правильнее было бы сказать, альтернативные по отношению к официозу – СМИ имеют ограниченную зону действия, ограниченную аудиторию, не сопоставимую с государственным телевидением. Поэтому некому создавать кумулятивный эффект, как вы говорите.
– Когда граждане отвечают на вопрос, кому они доверяют, чем они прежде всего руководствуются – личным опытом или тем, что они слышат из телевизора?
– Это соединение двух вещей. Это гораздо более сложный эффект, чем мы можем представить. Люди вполне рационально могут оценивать ситуацию при покупке продуктов в магазине, и то с некоторыми оговорками. Но тут по крайней мере ясно. А когда вы имеете дело с полусимволическими персонажами, с которыми вы непосредственно не взаимодействуете, то это очень сложное сочетание источников информации и отношений. Это и признание символической роли того или иного института – будь то президент, или Министерство иностранных дел, или силовики, – и групповое мнение ближайшего окружения (людей, сталкивавшихся с конкретными ситуациями или людьми – служившие в армии или, например, оказавшиеся в ситуации административного произвола). Третье – это, конечно, пропагандистские мнения, воспроизводимые через СМИ, которые создают обобщённый образ, как, например, долгое время создающийся образ спецслужб через фильмы, через сериалы и прочее.
Эта сложная композиция всегда будет двойственная. Чем ближе к личному, повседневному опыту, тем сильнее будет проявляться двойственный характер. Здесь включается практический опыт людей и недоверие на личном уровне. Но чем дальше от повседневной реальности, тем выше символическое значение того или иного института.
Поэтому, допустим, президент играет исключительно символическую роль национального лидера, представителя коллективных ценностей. А уже, скажем, [премьер-министр Дмитрий] Медведев, на которого ложится ответственность за практическое положение дел в стране, пользуется гораздо меньшим доверием. Его рейтинг существенно ниже, на него сегодня сыплются все шишки. Возникают такие «ножницы» переноса ответственности с Путина на Медведева – по модели «добрый царь – худые бояре». Та же самая штука по отношению к губернаторам: на местных чиновников возлагается ответственность, и отношение к ним гораздо хуже, чем к фигуре губернатора.
– По данным «Левада-центра», спустя три месяца всего лишь 1% опрошенных назвал в числе запомнившихся событий последнего времени трагедию в Кемерове – наравне с другими авариями и природными катаклизмами. Почему у нас такая короткая память?
– У нас нет механизмов, которые могли бы удерживать эту память, нет механизмов долговременной памяти. Ещё раз говорю: нет достаточно влиятельных и авторитетных независимых СМИ и нет организаций, чьи позиции, взгляды, мнения могли бы опосредовать эти СМИ.
Вся технология власти строится на быстрой смене информационных поводов, и люди сами по себе очень слабо удерживают в памяти разные события. Оперативная память массового сознания очень короткая: через два года люди уже не помнят, что было. При этом нет механизмов, которые могли бы постоянно осмыслять, рефлексировать, рационализировать ход событий и устанавливать ответственность властей за совершённые действия.
– Блаженны неведающие?
– Да, но это искусственная вещь, а не естественная. Два года назад, когда было 25 лет ГКЧП, мы спрашивали людей, как они относятся к этому. Оказалось, что 90% молодёжи просто не знают, что тогда было. А это одно из ключевых событий в новейшей истории. Если спросить, что было пять-десять лет назад, люди не будут в состоянии вспомнить это.
