Столичная антиутопия: как разговор по телефону довел до тюрьмы

Как могли три частных разговора с родственником и друзьями по личному сотовому телефону стать одним публичным и довести обычного человека до тюрьмы, узнал «Собеседник» в столичном суде.

«Был холодный ясный апрельский день, и часы пробили тринадцать». Такое начало у Джорджа Оруэлла в его романе-антиутопии «1984». А у нас в Перовском районном суде г. Москвы начинали то в 14:00, то в 15:00, то в 16:00, то в 17:00. Каждый новый апрельский день его судили на час позже, не торопясь вынести вердикт.

По хорошо освещенному, просторному, очищенному от других посетителей коридору к залу судебных заседаний № 422 вели мужчину, одетого в просто – в синие джинсы и зеленый свитер. Вели с конвоем – руки его, сведенные за спиной наручниками, были пристегнуты к полицейскому с дубинкой в полноги. Сзади их сопровождала пристав с пистолетом и овчаркой. Впереди «держал оборону» еще один пристав – с бронежилетом во всю грудь. Он баррикадировал другой конец коридора скамейками. За ними оставались самые близкие: мама, папа, жена, сестра – младшая. Несколько друзей и слушателей этого дела.

Пока его доставляли в зал – это занимало секунды – они успевали с ним только поздороваться (а мама – еще и перекрестить), а он – ответить им улыбкой. Он улыбался в этом суде каждый раз – и знакомым, и незнакомым лицам, тепло и кротко. В свои неполные 39 лет мужчина был абсолютно седой…

Так на свой процесс шел Сергей Валентинович Клоков, ныне Семиэль Вальтерович Ведель, о чем ему напомнили во время обыска в квартире, найдя среди документов свидетельство о перемене имени. В их семье есть давняя и крайне запутанная история со сменой фамилий, и она-то как раз в этом деле – не самое странное. И уж точно не самое страшное.

Странно и страшно здесь то, что к нему вообще вломились в дом, обыскивали его с ночи до утра, и, обыскав, сначала выдвинули Сергею подозрение, а затем и обвинение в том, что он, разговаривая – неизвестно, где (следствие так доподлинно установить место этого «преступления» не смогло), но совершенно точно – по своему личному мобильнику в разные дни в разное время поочередно с тремя собеседниками (двое из них – его близкие друзья, один и вовсе – кум), «публично распространил под видом достоверных сообщений заведомо ложную информацию о ВС РФ». Частно, но публично? Как тебе такое, Джордж Оруэлл?

Частное – это общее

Мы, сидящие в зале, словно смотрели экранизацию вновь ставшего лидером продаж после начала СВО оруэлловского «1984», изданного в 1949-м. Но в 2023-м – и не в кино, а в суде, превратившем его в многосерийную драму. Триллер. Фильм ужасов.

Водитель столичного главка МВД России Клоков, он же Ведель, стал первым человеком в нашей стране, арестованным по «фейковой» статье. Его задержали 16 марта 2022 года на рабочем месте, начали судить в июле. За это время уже задержали и осудили по той же статье УК РФ – 207.3, ч. 2, п. «д» (от 5 до 10 лет) мундепа Алексея Горинова – на 7 лет, главу округа Илью Яшина* – на 8,5 лет, студента МГУ Дмитрия Иванова – на 8,5 лет, историка Владимира Кара-Мурзу* – на 7 лет (а по совокупности, трактовав и как госизмену, – на четверть века). А еще по ст. 280.3, ч. 1 («дискредитация») отца девочки Маши, нарисовавшей на уроке запретный рисунок, Алексея Москалева – на 2 года.

Только Горинова наказали за заявление на депутатском собрании под видеозапись, Яшина* – за прямой эфир для полуторамиллионной аудитории его Ютуб-канала, Иванова – за посты в пабликах, Москалева – за комментарии к подобным открытым постам. Кара-Мурзу* и вовсе за выступление – страшное дело – в Америке перед американцами.

Во вменяемым им преступлениях совершенно точно была публичность. И все они в той или иной степени понимали (или поняли), на что могут пойти и пойдут со своими высказываниями. Сергей никогда ни на что такое не шел. Он просто делился по телефону своими сугубо личными переживаниями со своим самым ближайшим окружением – и никто из них тоже не является публичной персоной. С каждым по одному. Как эти три приватные беседы могли стать одной публичной?

Может, все дело в том, что Веделя/Клокова прослушивали сотрудники полиции – о чем он, разумеется, не знал? Прослушивали из-за нераскрытого уголовного дела 20-летней давности, в котором подозреваемого в убийстве мог знать отец Сергея. А почему тогда слушали и его самого?!

– Дело возбудили не из-за того, что его прослушивал полицейский, – объяснил «Собеседнику» адвокат обвиняемого Даниил Берман. – Но они – следствие и обвинение, действительно, считают три личных телефонных разговора – на бытовые темы – одним публичным.

– Эрнст Тельман, немецкий политзаключенный, говорил, что мы живем в ужасные времена, потому что приходится доказывать очевидные вещи, – отметил защитник на прениях. – К публичному распространению информации следует отнести выступления на митингах, перед толпой, где есть один оратор и есть его слушатели. И нет никакого смысла говорить об остальных обстоятельствах данного дела. Признание моего подзащитного виновным по делу такой категории по сути будет означать, что любой частный разговор, даже на кухне, даже в разное время с разными людьми, может признаваться публичным распространением информации. Это чудовищное вмешательство в частную жизнь людей! Тем более в период событий, которые можно назвать глобальными. Естественно, что сознание людей возбуждено всем этим, и они хотят это обсудить. Они боятся, они переживают. 

«Мысли – вот о чем наша забота»

Ирония судьбы: Ведель, он же Клоков, не только родился в 1984 году, но еще и ровесник 39-летнего главного героя культового «1984» – Уинстона Смита. Оруэлловского персонажа – но уж точно не читателей – его мучитель, агент полиции мыслей О’Брайен, убеждал, что «два и два – четыре» бывает «иногда». «Иногда – пять. Иногда – три. Иногда – все, сколько есть. Вам надо постараться. Вернуть душевное здоровье нелегко», – говорил он Смиту между ударами электричеством. В этом суде и нас, слушателей, и подсудимого Веделя-Клокова государственный обвинитель Привезенцев В.В. убеждал, что 1+1+1 может быть равно 1. Три частных разговора равны одному публичному. Голос О’Брайена в книге звучал «мягко и терпеливо», прокурора на прениях – горячо и сердито.

– Прошло уже более 80 лет, а методы и риторика пропагандистов не меняется! – заверял Привезенцев В.В. – Источником этой лжи, которую распространял Ведель, были украинские пропагандистские ресурсы. Прошу суд учесть смягчающие обстоятельства – наличие на иждивении двух малолетних детей, состояние их здоровья; состояние здоровья самого Веделя, его родителей. А также помощь им. И учесть отягчающие – совершение умышленного тяжкого преступления сотрудником органов внутренних дел. С учетом характера и общественной опасности деяния прошу признать Веделя виновным и назначить наказание в виде 9 лет лишения свободы в колонии общего режима. И применить дополнительное наказание – лишить воинского звания капитана…

«Не для того, чтобы наказать, и не только для того, чтобы добиться от вас признания, – втолковывал О’Брайен Смиту в своем министерстве любви. – Хотите, я объясню, зачем вас здесь держат? Чтобы вас излечить! Сделать вас нормальным! Вы понимаете, Уинстон, что тот, кто здесь побывал, не уходит из наших рук неизлеченным? Нам неинтересны ваши глупые преступления. Партию не беспокоят явные действия; мысли – вот о чем наша забота».

О’Брайен показал Уинстону левую руку, спрятав большой палец. «–Пять пальцев. Вы видите пять пальцев? –Да».

«Прошу простить…»

– Ваша честь, я раскаиваюсь в своих словах, – с огромным трудом, после долгой паузы, сбиваясь, сказал в своем последнем слове Сергей Клоков. Он очень плохо себя чувствовал. – Прошу учесть все смягчающие обстоятельства… Мое состояние, переживаемое на момент совершения звонков. Я реально находился в состоянии аффекта. Хочу вернуться к семье и к детям. Я офицер, который честно служил России – 18 лет, и всегда соблюдал закон, честь и достоинство офицера. Также имею множество государственных наград и благодарностей. Также прошу учесть множество заболеваний, приобретенных за годы службы, в том числе сердечные и контузию. Прошу меня понять и простить.

Он говорил так просто и неумело, что самое важное мы услышали от его защитника: «Прошу моего подзащитного полностью оправдать».

– Он к уголовной или административной ответственности ранее не привлекался, по работе характеризуется безупречно, семьянин, – пояснил Даниил Берман. – Нет никаких оснований вырывать его из общества на целых 9 (!) лет.

«Признание было формальностью, но пытки – настоящими», – писал Оруэлл. В столичном суде током не били. Все вели себя вежливо. Даже милосердно: после заседания родных на выход поторапливали, но не гнали. Это и обернулось для обвиняемого своеобразной пыткой – задержавшейся матерью.

Она встала на одну минуту там, где обычно сидел гособвинитель, – прямо напротив «аквариума» с сыном, лицом к лицу. Видеть мать ему было, наверное, больнее, чем испытывать удары током главному герою из «1984».

Она пыталась что-то сказать, но голос заглушали ее же рыдания, женщина задыхалась, ее трясло. Ничего более страшного в суде, чем этот материнский плач, я в своей журналистской карьере не слышала. И сквозь рыдания мама крикнула:

– Сережа, 9 лет! Я не увижу тебя через 9 лет! Я не доживу...

24 апреля Перовский районный суд г. Москвы приговорил Семиэля Веделя (Сергея Клокова) к 7 годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима. И лишил его звания капитана.

*Признан в РФ иноагентом.

Кстати

Дело Веделя (Клокова) изначально рассматривала другая судья того же суда – Мария Смирнова. В августе 2022 года она вынесла решение: вернуть дело прокурору «для устранения препятствий его рассмотрения судом». Она указала, что защитник заявил ходатайство: «Предъявленное обвинение неконкретизировано, квалификация его действия не ясна, место преступления не определено». Через месяц на рассмотрение этого дела назначили новую судью – Александрову С.А.

Слово матери

– Сережа – очень добрый человек, его хобби – это машины, – рассказала «Собеседнику» мама подсудимого Людмила Клокова, врач-педиатр на детской неотложной помощи. – У него все друзья – автолюбители. Он никогда никому ни в чем не отказывает, у кого бы что ни случилось. Однажды сорвался ремонтировать чье-то авто в 3 часа ночи. Всегда поможет в любое время суток. Его все уважают за это. Не выпивал…

Он обожает своих детей. У них с женой двое общих, они совсем крохи. И еще у него отличные отношения со взрослым сыном супруги. В детей он душу вкладывает. Отец он замечательный. Он с ними и домики строил, и на море возил, и плавать учил на круге… Не жалел денег на экскурсии и аттракционы. Он столько всего у них пропустил за эти год и месяц, пока он в изоляции (в московском СИЗО № 4 «Медведь». – Авт.)! В этом возрасте у деток же столько всего первого… Они так подросли… Он так по ним скучает! А они его видят только на фото из семейного альбома. Я достаю снимок и говорю: «Это ваш папа. Он вас очень-очень любит». (Плачет.)

Как сын он – лучший. Очень переживает за меня и за папу-инвалида, он нас содержал. Он был нашим кормильцем. Нам с мужем под 70, я вынуждена снова работать. Какая уж пенсия! Только мечтала выйти…

Сережа родился на Украине, в Ирпене Киевской области. Там он закончил 7 классов. У него там осталось имущество. Сын никогда в жизни не вел никаких соцсетей и всегда избегал публичности. Общался только по телефону и только с самыми родными и близкими.

За этот страшный год сын не озлобился. Только спрашивал: «Почему судьба жестока?» У нас забрали сына, отца, мужа, брата, верного друга. Для нашей семьи это – трагедия.