06.04.2016

Автор расследования о "путинских офшорах": Мести – боимся, но...

Sobesednik.ru обсудил с одним из авторов расследования о панамских офшорах, каким будет продолжение работы журналистов

Фото: Расследование «Панамского архива« стало одним из самых крупных в истории // Сергей Гунеев / РИА «Новости»

Sobesednik.ru обсудил с одним из авторов расследования о панамских офшорах, каким будет продолжение работы журналистов.

3 апреля 2016 года СМИ по всему миру опубликовали расследование о «Панамском архиве» — материалы о коррупционных офшорных схемах. Почти 400 журналистов со всего мира год работали над документами внутренней базы панамской компании-регистратора офшоров Mossack Fonseca.

В офшорных схемах оказались замешаны более сотни политиков и знаменитостей, в том числе 12 бывших и действующих глав государств. Пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков назвал эти документы информационным «вбросом» и проявлением «путинофобии», цель которых — затмить успехи России, в частности в Сирии, и опорочить репутацию Владимира Путина.

Кроме того, он заявил, что офшоры легальны, а Запад поразила «бацилла путинофобии». По его мнению, в расследовании нет беспристрастной подачи информации о «сворованных данных».

Тем не менее, официальный представитель Генпрокуратуры РФ Александр Куренной пообещал проверить резонансную информацию о российских чиновниках, «якобы владеющих офшорными компаниями и счетами».

Sobesednik.ru выяснил у одного из авторов расследования, журналиста, участника Центра по изучению коррупции и организованной преступности (OCCRP) Олеси Шмагун, как проходило расследование, на какую реакцию на него она надеется и опасается ли ответа властей.

Расскажите, как проходил сам процесс расследования?

— Как обычное расследование. Начинается все с того, что мы исследуем огромный массив документов, понимаем, о чем пишем, что видим, какие у нас есть факты на руках. Дальше начинается работа по проверке этих данных. Часть проверки также связана с другими документами — дополнительными реестрами, источниками в медиа и так далее. Третий этап — когда есть представление, о чем пишешь, есть набор фактов — идешь и общаешься с людьми, чтобы они тебе рассказали подробности, подтвердили или опровергли информацию.

Вы занимались только Россией и российскими чиновниками?

— Мы журналисты из России, живем здесь, и нам прежде всего интересно, что происходит с нашими политиками, с теми, кто принимает решения в нашей стране. Если была необходимость помочь зарубежным коллегам, мы, конечно, помогали, отвечали на их вопросы, предоставляли какую-то информацию. Важно, что в расследовании принимали участие 400 журналистов из разных стран, и все — высокие профессионалы. Понятно, что каждый в своей стране лучше знает, как искать информацию, как ее верифицировать.

Расследование длилось год, но за это время не было никаких утечек. Все журналисты настолько сознательные или была какая-то повышенная секретность?

— Утечек действительно не было. Но я не очень понимаю смысл утечки. В любом случае, мы понимали, что эта история должна прозвучать громко, и все журналисты понимали, какую ответственность за это несут. Понимали, что если мы сделаем работу хорошо, то получим свою долю внимания публики. Мы работали с лучшими журналистами со всего мира. Не буду говорить, что была какая-то высшая система секретности. Была система безопасности — нам было важно, чтобы информация раньше времени не стала известна героям, чтобы они не могли повлиять на публикацию. Мы соблюдали правила безопасности. Технических способов защитить информацию довольно много. Тема важная, опасная.

Кто-то помимо журналистов участвовал в этом расследовании — государственные структуры или независимые эксперты?

— Когда на втором этапе работы разговариваешь с людьми, то берешь интервью у экспертов. Мы не следственные органы, не суд, не экономисты даже. Не все данные мы могли трактовать и смело говорить «тут откровенное отмывание денег». Естественно, что нам нужно получить комментарии экспертов, которые разъяснят, что за схемы мы видим, где они используются.

[:image:]

Вас не удивила реакция стран на скандал? По большому счету, только Россия резко заявила, что это все ложь, «вбросы», что там работали цээрушники.

— Мы ожидали такой реакции, но она откровенно противоречит действительности. Это не расследование про Россию — это международное, возможно, самое глобальное в мировой журналистике сотрудничество журналистов из разных стран. Каждый интересовался тем, что происходит в его стране. Во многих странах сообщалось, что будут начаты проверки, что могут возбудить уголовные дела, и только в России стали говорить, что это «вбросы», что работали шпионы. Это либо преувеличенное представление о своей роли, либо откровенное сознательное желание сыграть на страхах широкой аудитории в стране. Но это не правда.

В опубликованном расследовании ничего конкретного про Путина не говорится, почему тогда государство так рьяно кинулось защищать главу государства, заявив, что это «вброс» лично против него?

— Это несколько подтверждает нашу теорию, что мы нашли правильного человека и наши предположения соответствуют действительности. Еще раз говорю: мы не суд, мы журналисты. Мы видим сомнительную с экономической точки зрения информацию и о ней пишем, мы не можем никого обвинить, тем более осудить. Есть много причин предполагать, что компании, которые записаны на господина Ролдугина, принадлежат, возможно, не лично ему — его связь с первым лицом государства, его масштаб сделок. Только по одной компании мы видим, как за несколько лет проходят два миллиарда долларов. Но это только часть картины, мозаика. А он [Ролдугин] все время подчеркивал, что не занимается бизнесом.

Другое несоответствие — что Ролдугин контролировал или контролирует крупнейшие активы в России: это бизнесмен гигантского уровня, в то же время он музыкант-виолончелист. Есть такое понятие — совокупность доказательств. Все это в совокупности дает нам основания предполагать, что он является только доверенным лицом, а как на самом деле, мы доказать не можем. То, что власти так реагируют, дает нам основания быть уверенными в этом.

Продолжение расследования будет? Уже Дмитрий Песков заявлял о новой готовящейся порции «вбросов».

— У нас более 2 терабайтов информации — это более 11,5 миллионов документов. Я не про страницы, а про документы. Конечно, мы будем продолжать работать над этой темой, думаем, что там еще много интересного можно найти.

Государство в лице Пескова защищается как может. Вы не опасаетесь каких-либо нападок, возможно мести, в том числе и физической расправы, как было недавно в Ингушетии с правозащитниками и журналистами?

— Конечно, нельзя ничего исключать, потому что прецеденты были, причем самые разные, вплоть до физического устранения. Но мы не можем никак на это повлиять. И система принятия решений по таким делам настолько непрозрачная, что невозможно предсказать. Можно быть домохозяйкой, перепостить что-то в соцсетях и получить за это уголовный срок, а можно быть журналистом-расследователем, хорошо делать свою работу, но не получать противодействия.

Сейчас через государственные СМИ могут начать оказывать давление на общественное мнение, на вас могут вешать ярлыки. А вы свою работу (конкретно эту) с политикой связываете?

— Я журналист. Моя работа заключается в том, чтобы найти общественно значимую информацию и предоставить ее как можно большему количеству людей в наиболее доступной форме. Это то, что я делаю.

Что теперь будет с офшорами? Едва ли они куда-то исчезнут как экономическое явление, но, видимо, доверие к ним со стороны клиентов будет меньше.

— Как раз на этот эффект мы надеемся. Важно подчеркнуть: мы не пишем про конкретных людей — точнее, пишем, но все глобальное расследование показывает систему, которая позволяет политикам, нечистоплотным на руку, и откровенным преступникам владеть активами, перекачивать огромные средства через закрытые счета. Но всё сложнее становится это сделать. Эта самая масштабная утечка в истории офшорного бизнеса еще раз показывает, что в современном мире все сложнее будет скрыть какую-то информацию. Мы пытались показать, что система порочна, что она должна измениться каким-то образом. Будем надеяться, что изменится.

Что вы сами ощущаете от проделанной работы?

— Усталость и гордость. Мне кажется, мы действительно проделали хорошую работу и у нас получилось неплохо.

Это расследование можно сопоставить только с «Уотергейтом», который действительно изменил мир. Как вы думаете, расследование, в котором вы принимали участие, сможет оказаться настолько же масштабным и влиятельным, чтобы поделить мир на до и после «Панамского архива»?

— Очень важно, что «Уотергейт» — не только большая журналистская работа, но и огромная работа многих институтов гражданского общества: подключился парламент, суд. Без всех этих институтов влияние «Уотергейта» было бы невозможно. Мы свою часть работы, чтобы мир изменился, сделали. Как свою работу будут выполнять остальные общественные институты, от нас не зависит.

[:wsame:] [:wsame:]

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика