Михаил Веллер: Махно – наш Че Гевара

– Скажи, ты действительно подгонял книгу к сериалу?
– Клянусь, нет. Книга должна была выйти еще осенью прошлого года, но я отвлекся на другой проект, более масштабный, от которого она и ответвилась, в сущности. Я готовлю книгу о Гражданской войне с соавтором-историком. Занялся Махно, потом вернулся к основному тексту и закончил книгу только в конце весны. О сериале понятия не имел. Я и видел его фрагментарно, но этого хватило, чтобы заметить некоторое количество клюквы. К сожалению, фигура батьки продолжает то демонизироваться, то идеализироваться – из него лепят нечто смачное, живописное, тогда как человек он был довольно сдержанный. Не зря у него была в тюрьме именно такая кличка – Скромный.
– Ну, судя по художествам этого скромняги, описанным в «Хождении по мукам»…
– «Хождение по мукам» – довольно яркая беллетристика, но с историей Гражданской войны советский граф обращался крайне вольно. Махно был идейный человек, в некотором смысле русский Че Гевара. Отношения его с большевиками были, мягко говоря, сложные. Он виделся с Лениным и говорил с ним, и Ленин одобрительно отзывался об анархии – разумеется, чисто тактически; что до Махно, у него с большевиками были концептуальные расхождения – он не собирался идти к коммунизму через диктатуру пролетариата, потому что видел возможность построить этот коммунизм непосредственно в Гуляй-Поле, без всякого нового государства. Отношение его к государству было всецело негативным, к диктатуре – тем более, он в юности прочитал Кропоткина и взглядов своих не изменил до самой смерти. Если сам он бывал жесток и непримирим – то исключительно к грабителям, которых действительно расстреливал лично. Вообще же его анархистская утопия не имела ничего общего с разгулом, развратом, оргиями, погромами – генерал Слащев вспоминал, что армия Махно была гибкой и отлично организованной. Он немедленно пресекал алкоголизм и мародерство. Святым, конечно, не был, но до большевистской жестокости ему было далеко.
– Но его утопия, согласись, не могла существовать долго…
– Разумеется. Максимум  года три (примерно столько он и держался). Добавим, что Махно был убежденным интернационалистом, так что с украинскими националистами ему тоже было не по пути. В революционной своей практике он был классическим Робин Гудом, производившим перераспределение имущества по самой простой схеме: ограбить и раздать. Общеизвестно, что и честь изобретения конной тачанки принадлежит ему – он был человек далеко не глупый. Кстати, и стихи его недурны: «Мы проливали кровь и пот, с народом откровенны были, нас победили – только вот идею нашу не убили».
– А идею не убили?
– Я уверен, что, во-первых, время исторической реабилитации Махно еще впереди. Большевики его не только предали, но и оболгали – вероятно, потому, что провозглашенные ими идеалы наивно пытался осуществить на практике он один. А это хуже, опасней, чем любой враг: Махно был большевикам страшней, чем Деникин. А во-вторых, идеи анархо-синдикализма оказались весьма живучи и продолжают привлекать людей под черные знамена. Многие искренне верят, что «анархия – мать порядка», и в среде людей по-настоящему идейных так оно и есть. Там куда больше порядка – потому что нет принуждения, коррупции и вообще всех мерзостей государства. Махно еще станет одним из культовых персонажей советской истории – впрочем, на Украине уже стал.
– Почему слава достается ему именно сейчас – на пике путинской стабильности?
– Тут, я думаю, две причины. Первая – всеобщий интерес к эпохе Гражданской войны, самому мифологизированному периоду в нашем ХХ веке. О Великой Отечественной мы знаем в сотни раз больше, она лучше документирована, живы свидетели, трудней переврать – событие коснулось всех. В 1917–1922 годах в России была такая неразбериха, что разгребать эти мифы придется нескольким поколениям. Что ты скажешь, например, о чудовищном количестве вранья, навороченном вокруг организующей роли Троцкого, который о военном деле представления не имел и громоздил чудовищные ошибки; о подлинных биографиях Буденного, Котовского, того же Махно…
Так вот, есть еще и вторая причина обращения к нему сегодня. Мы живем во времена всемерного укрепления государства – а это и скучно, и бесплодно. Многими Махно воспринимается как символ борьбы с государственным насилием – и потому обращение к нему несколько разряжает атмосферу уныния и скуки. Я уверен, что чем больше будет сгущаться эта новая государственность, примитивная идеологически и скучная эстетически, тем чаще будут вспоминать наивные утопии Гражданской.
– Почему твоя книга на треть состоит из документов?
– Потому что надоели комментаторы и интерпретаторы. Я хочу, во-первых, дать работу читательским мозгам. А во-вторых, дать слово лично Махно – одна страница его приказа или мемуаров говорит о воздухе времени больше, чем дюжина сериалов. Великолепны его письма к соратникам. По ним видно, что он был человек книжный – и вместе с тем абсолютно бесстрашный: ингредиенты, из которых и получаются герои.