Ирина Роднина: Не хочу быть свадебным генералом на ледовых шоу

У трехкратной олимпийской чемпионки Ирины Родниной жизнь расписана по минутам, для общения с прессой окон в общем-то нет. Но для нас оконце нашлось, ради чего пришлось потеснить очередь в приемной председателя центрального совета «Спортивной России».

О детях

– Ирина Константиновна, у вас столько дел: посетители, мероприятия, деловые поездки. А ради удовольствия вы куда-нибудь ездите, в отпуск, например?
– Конечно, езжу. Дочку вот навещаю, она сейчас в Америке учится. Надо было помочь Алене обустроиться, дом снять, в общем, решить бытовые проблемы. А до этого она училась в Европе, там я ее тоже навещала.
– У дочери нет желания переехать в Россию?
– Она человек разумный. Закончила школу в Америке. А это не просто английский язык, это другая система образования. У меня были попытки привезти ее сюда, но Алена настояла на своем: «Я буду получать образование на том языке, на котором мне комфортнее». И это абсолютно здравый подход, мне осталось только ручками развести. Хотя хотелось удовлетворить свое родительское эго, чтобы она была поближе ко мне.
Сын Саша в этом году окончил Строгановку, у него специальность – прикладное искусство, керамика. У них собралась очень хорошая компания молодых людей, уже и заказы какие-то есть. По-родительски мы, конечно, хотим, чтобы у детей прошел период поиска и все в жизни сложилось.

Об армии и спорте

– У вас стало одной должностью меньше – прекратились полномочия в Общественной палате. Какие впечатления от работы там?
– В целом положительные. Хотя это был первый подобный опыт. В самую первую встречу с нами беседовал Сурков, который сказал, чтобы мы сразу настроились на то, что будет мощное сопротивление и недопонимание, что не все получится сразу. Пока что на общественные инициативы наши чиновники смотрят с недоверием. Например, у нас были замечательные слушания по вопросам нашей армии. Тон был очень правильный. Никто не кидался обвинениями, а предлагались конструктивные вещи. Но чиновники, особенно на местах, очень вяло на все реагируют – мол, куда торопиться, армия никуда не денется. А то, что у людей очень часто это вопрос жизни и смерти, процесс не ускоряет.
– А как насчет спорта? Еще несколько лет назад говорили, насколько скверно там обстоят дела. А сейчас что-то изменилось?
– Пять лет назад у нас состоялся первый совет по спорту. До этого такого никогда не было. Даже если мы встречались с руководством, то вбрасывалась целая куча проблем в надежде, что хоть какая-то из них решится. А здесь сразу началось достаточно конструктивное общение. Нелегкое, потому что не все мы умеем общаться на равных, сидя за одним столом с министрами и разными государственными людьми. Часто у нас преобладают эмоции, на одном языке говорить не получается. Но отдам должное президенту, он сразу установил несколько другой тип взаимоотношений. И мы по-своему осмелели. Появилась Федеральная целевая программа в области физической культуры и спорта – еще раньше, чем нацпроекты, и на нее выделены средства. В первую очередь она заключается в строительстве спортивных сооружений, потому что самый большой урон, который понес наш спорт, это даже не отсутствие дворцов, а именно элементарных площадок. Я совсем недавно была на открытии первого искусственного сельского катка. А еще после той встречи с президентом у нас появился спортивный канал на телевидении. Без пропаганды спорт развивать невозможно.

Про Олимпиаду в Сочи

– Сочи – это теперь наше все?
– Далеко нет, но это колоссальная победа. Это и дань уважения достижениям наших спортсменов, и признание новой России. А теперь в Сочи запущена программа строительства нового уникального центра зимних видов спорта. С распадом СССР мы потеряли все горнолыжные центры, и вот на Красной Поляне у нас будет первый российский высокогорный центр подготовки всех олимпийских команд. До сих пор все вспоминают открытие и закрытие Олимпийских игр в Москве, и я думаю, мы и здесь тоже сделаем все достойно. Мы практически расстаемся с заделом, оставленным советским спортом, у российского спорта теперь новая история.
– То есть начинаем с нуля?
– Нет, не с нуля, но у нас уже другие спортсмены, они родились в России, они живут по-другому, учились по-другому, это уже совсем другая школа. И Олимпийские игры – это мощнейший стимул для новых поколений и тренерских, и спортивных. У нас много нерешенных вопросов. У нас нехватка кадров – сумасшедшая! Причем не только тренеров. Одна из самых дефицитных профессий – преподаватель физкультуры. Все, конечно, упирается в оплату труда, а этот труд очень тяжелый.
Мы сейчас не можем ни одной школы представить себе без компьютерного класса. А без спортзала – можем и без раздевалки с душем – тоже. Мы ставим вопрос о том, чтобы ввести третий урок физкультуры в школе, а у нас нет ни базы, ни преподавателей.

О ледовых шоу

– Вот вы говорили о спортивной пропаганде. У нас аж на двух главных телеканалах идут ледовые шоу, а вас там почему-то не видно. Неучастие в них, скажем, в качестве члена жюри – это принципиальная позиция?
– В жюри я там сидеть не могу, потому что, извините, профессионал в этом деле. Нужен ли профессионал для оценки таких шоу, не уверена. Я просто не понимаю, чего там оценивать. Это не пропаганда спорта, а просто зрелище, подобные проекты идут по всему миру. А у нас они получили наибольшее развитие, потому что в них участвуют самые лучшие спортсмены, настоящая элита мирового спорта.
– Но, судя по тону, вы все это не очень-то одобряете?
– С одной стороны, я «за». Что ж плохого: люди раскупают коньки, снова смотрят по телевизору хорошие программы, в которых никого не убивают. Телевидение само теперь доказывает, что его теория, будто все смотрят одни ужастики, несостоятельна. Народ выбирает красивые музыкальные передачи, тем более что там еще и люди узнаваемые.
А с другой стороны, это не фигурное катание. И сидеть с умным видом, как сидит там Татьяна Тарасова и чего-то оценивает, не хочется. Ведь если мы играем в шоу, так давайте играть в шоу, а не делать какие-то строгие замечания, типа «СКОЛЬЖЕНИЕ». Да какое там скольжение, ясное же дело, что кто-то скользит, а кто-то не скользит! И не надо нам рассказывать, что перед нами люди, которые вдруг встали на коньки и поехали. Большинство из них в детстве занимались фигурным катанием. Поэтому судить мне – это смешно. А кататься – я согласилась только на одно катание, да и то только чтобы себя проверить, смогу ли. И еще хотелось показать, что есть профессионалы, которые всегда профессионалы.
– А когда ваша подруга Оксана Пушкина решила принять участие в проекте, вы пытались отговорить? Лично у меня сложилось впечатление, что Оксане все это далось гораздо труднее, чем прочим участникам.
– Ну, в том проекте она была человеком, который действительно никогда не катался. Она и по возрасту была старше всех, и это тоже нужно учитывать. При этом она должна была еще и свою основную работу выполнять, а это, знаете ли, очень тяжелый удел. К тому же я считаю, что и с партнером ей не повезло. Нет, с одной стороны, повезло, что он был олимпийским чемпионом, а с другой – это человек, который никогда не катался в паре и не знает, что это такое. Ей было, конечно, тяжело, но она очень мужественно через это прошла.

О конфликте с ГАИ

– Этим летом у вас случилась неприятность с ГИБДД: остановили, увидев, что за рулем разговариваете по телефону, а потом еще обвинили якобы в нетрезвом вождении. Права-то вам уже вернули?
– Нет, не вернули. Но разве это катастрофа? Теперь я езжу с водителем и, честно говоря, поняла, что это надо было делать и раньше. Хотя до этого я 30 лет спокойно ездила по Москве, и по моей вине не было ни одного инцидента. Я не знала в тот раз, что новые правила касательно запрета разговоров по телефону за рулем «вступили в строй». К тому же у меня через несколько часов был самолет в Омск. Опоздать на этот рейс я никак не могла, вот и пошла естественная реакция. Может быть, сугубая суровость сотрудников ГИБДД была связана с тем, что в свое время с Оксаной Пушкиной нам удалось несколько человек с этого участка снять с работы. Они занимались вымогательством.
– А немного подробнее об этом не расскажете?
– Если честно, не хочу говорить на эту тему.
– У нас народ в большинстве своем убежден, что известный, узнаваемый человек почти неуязвим, а то и вовсе имеет полный иммунитет к подобным проблемам. Вам, похоже, узнаваемость вредит?
– Возможно, это Америка меня научила, что в такой ситуации я не имею права спорить. Я или соглашаюсь с обвинениями, или не соглашаюсь – в любом случае вопрос решается через суд. Поэтому там никто никаких разговоров не ведет. А здесь в основном такое отношение: едет женщина, а у нее машина дорогая, лучше, чем твоя. Останавливают, ведут себя по-хамски, быстренько так свои данные произносят. Все их знания закона заканчиваются на том, как быстрее и лучше взять с нас денег. Один мне так быстро начал зачитывать законы, что я сказала: ладно, я готова заплатить за ваши хорошие знания. Здесь нужна определенная доля юмора. Без нее нельзя. Потому что логика отсутствует. Показалось инспекторам, что я «выпимши», они отбирают права, выдают временные права и отпускают. А как же я, пьяная, дальше поеду? В чем смысл наказания?
Однажды у меня отвезли машину на штрафстоянку – не там припарковала. Но линии, показывающие, где можно парковать, или знаки, где нельзя, у нас есть только на Тверской. Свою машину я нашла только в три часа ночи.
– Думаете, это чистой воды садизм?
– Примерно так. Я понимаю, когда это делается в интересах государства. Один раз у меня отогнали машину в Лос-Анджелесе, мне это обошлось долларов в 300–400, но машину я забрала часа через два. Тогда мы начинаем понимать, зачем эти средства собирают. На них потом строятся те же парковки, обустраиваются дороги, и воспитательный момент присутствует. Когда говорят, что у нас неорганизованные водители, всегда хочется сказать: а вы для начала сами организуйтесь. Постройте стоянки, сделайте определенную систему штрафов. А пока что представителям органа, к которому в стране меньше всего доверия, дается право брать с нас деньги. И чем больше ужесточаются законы в области дорожного движения, тем больше у них возможностей брать взятки. И мы создаем параллельную структуру, которая начинает следить за этими гаишниками, чтоб они не брали. У нас все время происходят какие-то перестройки. А очень хотелось бы во многих наших делах увидеть логику и смысл. Может, доживем до времен, когда они будут присутствовать везде.

факты из жизни

Ирина была очень болезненным ребенком. Еще до школы она 11 раз переболела воспалением легких и только на льду окрепла.

В 1980 году Роднина ушла из большого спорта, выиграв напоследок олимпийское золото в Лейк-Плэсиде. Работала в ЦК ВЛКСМ, затем старшим тренером в «Динамо», преподавала в Институте физкультуры.

На память о своей последней олимпиаде Ирина Константиновна сохранила… штопор. После соревнований мучительно захотелось выпить и расслабиться. Вместе с тренером Татьяной Тарасовой они отправились в ближайший супермаркет, купили две бутылки вина, но открыть его было нечем. Продавец догадался, в чем дело, и выручил дам. Победу отметили прямо в раздевалке.

В феврале 1990 года из багажника машины Родниной украли ее талисман – чемпионские коньки. Было больно и обидно. Хотя, как признается Ирина Константиновна, после ухода из спорта она выходит на лед лишь затем, чтобы «просто постоять».