Не Туркмения?

Двенадцатая студия, из которой Владимир Соловьев выходил в ночной эфир со своим «Воскресным вечером», с девяти вечера была переполнена. Народ, однако, прибывал: высказавшиеся уходили, вновь прибывшие рассаживались. Самое интересное, как всегда, происходило в рекламных паузах, когда публика разговаривала не со страной, а друг с другом.

Арбатова пеняла Хакамаде, только что сказавшей, что выборы прошли честно, страну нагнуть нельзя, а правые провели предельно бездарную кампанию:
– Ир, ну что ж ты против своих-то…
– Но они правда только и делали, что поливали друг друга грязью!
Иван Демидов, притащивший в задние ряды штук восемь «молодогвардейцев», перебегал на «Первый канал», наказывая им напоследок:
– Я пошел, а вы, когда надо, аплодируйте громче! Поймете, когда надо?
Гвардия синхронно кивала в том смысле, что не подведет.
Кинорежиссер Владимир Бортко («Идиот», «Мастер и Маргарита») голосовал за КПРФ и громко негодовал – как в кадре, так и в паузах:
– Что вы называете дебатами?! С кем дебатировать? С вами, что ли, Володя? От «Единой России» был хоть один человек на дебатах?! Я не говорю – Путин! Но вообще ведь никого! Они что, не хотят снисходить до нас?
– А вы не хотите снисходить до остальных? – разводил руками Соловьев. – Я вас сколько раз звал!
– Но с кем нам спорить?! Если нет главных, то зачем вообще все?!
Коммунисты возмущались очень страстно и вскоре вообще ушли.
Политолога Сергея Маркова дружно поздравляли с мандатом. Он сдержанно кивал. В нем уже проступало что-то думское. Он был первым, кто уверенно предрек «Справедливой России» восемь процентов. Я бы еще больше восхищался его прозорливостью, если бы знакомый человек из «Справедливой России» не предупредил меня еще за неделю до выборов, что в Кремле принято решение отдать им ровно столько. Сначала было решение оставить только ЕР и КПРФ, но в последний момент восторжествовала умеренность.
– «Единая Россия» получила бы больше, если бы ее неумеренные сторонники не заставили электорат в знак протеста отдать голоса за прочих! – твердо сказал экономист Привалов.
– Так пусть другие партии будут нам благодарны, что из-за нас вообще что-то получили! – заорала сверху «Гвардия». Видимо, она поняла, что пора орать. Впрочем, в остальное время все сидели, на удивление, тихо.
Виталий Товиевич Третьяков подъехал к последней трети эфира. На прямой вопрос, ожидать ли его утверждения деканом журфака, он уклончиво ответил: «Это отдельная история». Выражение его лица, впрочем, было оптимистично.
Вообще в студии царил оптимизм, потому что большинство, кажется, мысленно готовилось проснуться в Туркмении. «Не Туркмения!» – несколько раз радостно повторил Соловьев. Это же выражение порхало по рядам, едва озвучивалась заветная цифра – 63 процента.
– А сколько народу голосовало-то? – спрашивал банкир Лебедев у соседа.
– Тоже примерно 63.
Появление Жириновского было встречено овацией. Владимир Вольфович и в кадре, и за кадром повторял одно:
– Настоящая оппозиция – только мы! Но мы уважаем институты. Институты мы уважаем! Критиковать отца и мать?! Пожалуйста! Но помни, что они отец и мать! Мы готовы критиковать отдельных министров в правительстве, правильно? Но не правительство как таковое, потому что оно же правит!
– На портфельчики-то рассчитываете? – подколол его Соловьев.
Жириновский уверил его, что он не ради портфельчиков, но если надо, они готовы взять все.
– Вот вы тут ерничаете! – вскричал Андрей Луговой, сидевший в первом ряду. – Вот в этой своей манере! А не надо тут ерничать вот в этой вашей манере! Мы встречались с народом, и народ нас понимает.
– Что ж вы до Березовского-то не дошли? – невинно спросил Соловьев.
– Не нужно вот в этой вашей манере! – еще громче вскричал Луговой. – Народ понимает, кто куда дошел! И я лично готов, многое готов!
С этими словами он ушел, и все закончилось. Так что мирное настроение было несколько скорректировано. Потому что если он многое готов вот в этой своей манере, то расслабляться нам, безусловно, рано.