Слава Малахов: Я побывал в аду!

В медучреждении создателя мемов с дореформенной орфографией продержали месяц, после чего он смог рассказать о случившемся. На Малахова также было заведено дело о дискредитации армии за пост во «ВКонтакте», и поэт считает, что оба события могут быть связаны.

Настоящих буйных мало...

– Расскажите, как все произошло?

 – Я живу на два города – Петербург и Москву – и поехал в столицу по работе. Собирался в спешке и уже в купе понял, что у меня в Питере остались нерешенные дела. На станции Чудово поезд стоял минут двадцать, но двери не открывали. Я попросил проводницу выпустить меня, чтобы вернуться в Петербург на такси, она отказала. Я дернул стоп-кран, хотя поезд еще не тронулся. Проводница спросила: «Зачем ты это сделал?» На этом конфликт был исчерпан, я вернулся в купе. Через некоторое время мы вдруг встали в чистом поле, где уже ждали двое полицейских. И проводница – меня это позабавило – сразу сказала им по-протокольному: «Вот этот причинил мне, как их, увечья физические и моральные страдания». Я даже возразить ничего не мог, настолько все это выглядело нелепо. Они взяли под козырек и повезли в отделение в Тосно, как я потом узнал. Продержали там почти сутки, изредка давали воду и один раз разрешили позвонить по телефону. Всё с самого начала казалось неслучайным.

– А как появилась ульяновская психбольница?

– С меня потребовали заплатить два штрафа за мелкое хулиганство – это как раз за стоп-кран. Я согласился. Была уже ночь, и полицейские предложили подбросить до трассы, но для начала предложили доехать до врача – убедиться, что мне никаких повреждений в отделении не нанесли. Посадили в скорую помощь и минут через сорок довезли до какого-то деревянного домика. Там врач задал мне буквально два-три вопроса и сказал: «А вы не хотите у нас полежать? У нас больница психиатрическая». И протянул мне заявление о добровольной госпитализации. Я отказался подписывать. Тогда полицейский, который меня сопровождал, положил руку на кобуру и приказал: «Давай подписывай, с...а, чего артачишься?!» Меня отвели в другой дом, где санитарка выдала пижаму. Я окончательно понял, что какая-то дичь происходит. Попытался уйти, но она крикнула четырех быканов-санитаров, которые меня скрутили и привязали к кровати. Пришла сестра, сделала укол, и я провалился в какую-то серую муть. Когда просыпался, звал на помощь, меня снова кололи. Так прошло несколько суток, после чего меня перевели из отделения для буйных в общую палату.

– Насколько тяжелыми были условия в больнице?

– Там царила полная антисанитария – люди просто обитали в грязи. Ходили в тряпье, воняли, извините за выражение, дерьмом и мочой. За весь месяц меня всего два раза водили помыться. У меня от связывания загноились раны на ногах – я и сейчас продолжаю лечиться. А еще после выписки мне диагностировали перелом ребра. Хуже всего была еда – каша или пюре на воде, капуста кислая, три кусочка хлеба, маленькая кружка чая. Я поначалу не ел, но из-за таблеток обострился гастрит. Чувство голода было постоянным. Когда моя девушка нашла меня, начала возить передачки – я не забуду, как другие пациенты выстраивались после встреч в очередь и готовы были все сделать, чтобы я с ними поделился бутербродом. Я в больнице похудел на десять килограммов, сразу после выхода взвесился в торговом центре в Тосно. Причем родственникам показывают в фойе больницы другое меню, в нем даже указывается, что кормят нас пять раз вместо трех. Мне девушка поначалу не верила, когда я рассказывал, в каком мы аду на земле находимся, говорила, что персонал добрый и отзывчивый.

«Сюда просто так не заезжают»

– А на самом деле?

– А на самом деле они превращались с нами в монстров. Все время кричали, не отвечали ни на какие вопросы, насильно пичкали таблетками, звонить не давали. Это будто карательная психиатрия, как в советское время. Я жил в полном неведении – какой у меня диагноз, когда выпустят, что заставляют принимать. Когда была возможность – выплевывал, но таблетки часто толкли в порошок, и тут уже не обманешь. При этом в больнице много случайных людей вроде меня. Они вполне адекватные, с ними можно было поговорить и даже поиграть в шахматы. Заведующая отделением Алиса Рахимкулова – локальная барыня. От нее исходил такой вайб: «Сюда просто так не заезжают. Вы все тут обрыганы, я с вами даже разговаривать не буду».

На мой вопрос, почему я здесь, она мне ответила: «Ты сам в первый день мне признался в бессознательном состоянии, что торчок и нанюхался чего-то, набухался». Это вранье, конечно. Я пытался заговаривать с медсестрами, но разве им объяснишь, что ты – поэт, а не Наполеон в соседней палате. Но, видимо, до заведующей информация какая-то обо мне дошла, меня вызвали к ней в кабинет. Я увидел, как она читает мои соцсети, а на моей странице во «ВКонтакте» висело административное предупреждение о блокировке Роскомнадзором. Я тогда и не знал, что против меня есть дело о дискредитации. Ну, Алиса Равильевна начала на меня кричать: «Ты здесь неспроста, значит, совсем отсюда не выйдешь!»

– Но все-таки вышли.

– Да. В один день меня вдруг начали готовить к самому важному событию в моей жизни: разрешили сорок минут помыться, выдали чистую пижаму (их оказалось до хрена на складе, а мы ходили в рванье), причесали и отвели к главврачу. Заведующая посоветовала – если хочу выйти отсюда, то надо молчать, кивать башкой и во всем соглашаться. Я так и сделал. После этого все в больнице стали зайчиками, словно человека во мне увидели. Наверное, чтобы я не затаил на них злобу и не стал жаловаться.

«Не должно быть таких мест»

– Помогла выйти из больницы ваша известность?

– На сто процентов сказать не могу, но мне кажется, что помогла. Как только я вышел, взял на последние деньги чай, сел в кафе и сочинил в отчаянии свой первый пост о случившемся. Мне потом звонил один из тех, кто содержался вместе со мной и через три дня после меня освободился. От него я узнал, что мой пост наделал шороха в больнице. Не исключено, что там очень боятся публичности.

– Что планируете дальше делать?

– Я обратился в «Команду против пыток»*, мы нашли множество свидетелей, установили имена всех участников истории и сейчас пытаемся доказать, что меня принудительно поместили в психбольницу. За время моего пребывания там за какой-то пост суд оштрафовал меня на 30 тысяч за дискредитацию – правозащитники из «Агоры»** помогают мне обжаловать решение. Я работаю на фрилансе, не выполнил контракты, потерял деньги, просрочил плату за квартиру. Лично для себя я хочу, чтобы мне возместили потери. А вообще, в принципе не должно быть таких мест, как эта ульяновская больница. Это территория абсолютного бесправия, где людей правдами и неправдами, давлением и унижением стараются удержать как можно дольше. На каждого пациента выделяется финансирование, и эти деньги можно присвоить. Сейчас после принятия поправок в закон о ПНИ, когда сторонним организациям запретили доступ в диспансеры, удерживать людей будет еще проще. Вместе со мной был один парень – родители его отправили туда из-за панических атак и бессонницы. Он просто зайчик был, тихий и спокойный, ничего не мог сделать. Персонал на него бычил, мы взяли его под защиту. И вот ради таких чуваков я хочу сейчас максимально громко рассказать эту историю.

«Без комментариев»

«Собеседник» дозвонился до главного врача Ульяновской психиатрической больницы Елены Черток.

– Я не уполномочена давать журналистам сведения о своей больнице, – сказала она. – Возможно, человек (Слава Малахов. – Авт.) набирает себе баллы для пиара. Но я все оставляю без комментариев.

*Власти РФ считают иноагентом.

**Власти РФ считают нежелательной организацией.