"Мы здесь всерьез и надолго": эксперт о базе ВМФ РФ в Сирии

Военный эксперт объяснил, почему заявления Минобороны РФ о создании постоянной базы ВМФ в Сирии — лишь демонстрация силы.

Ранее Sobesednik.ru писал о том, что Россия планирует разместить собственную военно-морскую базу на постоянной основе в сирийском Тартусе. С таким заявлением выступил замглавы Минобороны РФ Николай Панков, добавив, что документы о создании базы ВМФ РФ уже почти готовы.

Военный обозреватель, руководитель Отдела исследований ближневосточных конфликтов Института инновационного развития Антон Мардасов в интервью Sobesednik.ru пояснил, что создание постоянной базы ВМФ в Тартусе не принесет России тактического военного преимущества, и объяснил, для чего Минобороны сделало такое заявление.

— Если отбросить юридические тонкости этого соглашения, то нынешнее заявление укладывается в контекст тех заявлений военно-политического российского руководства, которые мы слышали недавно: по возвращению России во Вьетнам и на Кубу, по приостановке соглашения с США по плутонию и так далее, — пояснил эксперт. — Таким образом мы стараемся показать, что у нас есть рычаги воздействия, которыми мы можем надавить на Запад.

— Зачем вообще России нужна постоянная база ВМФ в Сирии? Что это даст?

— По сути дела, объект в Тартусе — пункт материально‑технического обеспечения (ПМТО) — перестал считаться плавмастерской уже после начала российской экспедиционной операции [в Сирии] год назад. Как мы видим, «сирийский экспресс», как его называют (то есть корабли и суда, которые постоянно доставляют в Сирию военные грузы), очень активен; соответственно, в Тартусе нужно было создавать охрану кораблей, стоящих на рейде, организовывать логистику доставки грузов. Поэтому он [ПМТО] из статуса плавмастерской формально перешел в статус базы еще год назад.

— Сенатор Игорь Морозов заявил, что размещение постоянной базы ВМФ в Тартусе будет означать увеличение числа российских кораблей в регионе. Это правда?

— Если мы назовем пункт материально-технического обеспечения базой, кораблей в составе военно-морского флота России от этого не добавится. Оперативное соединение, которое сейчас несет огневую службу возле берегов Сирии, — это довольно разношерстная группировка, состоящая всего из нескольких кораблей.

— Почему так происходит?

— Объективно российский флот в нынешнем состоянии не может представить бóльшую группировку в восточном регионе, исходя просто из плавсостава надводных кораблей. Поэтому на ходе боевых действий это абсолютно никак не скажется.

— Что означает это заявление в политическом ключе?

— Если раньше наше руководство говорило о том, что из того же Хмеймима мы можем уйти (об этом говорил и президент, и сирийский посол), что задачи может выполнять и дальняя авиация с российской территории, то после нынешнего кризиса американо-российских отношений, мы решили сказать, что мы в Сирии всерьез и надолго. Для нас это выгодно даже не только с точки зрения политического усиления своего присутствия в регионе, но и с той точки зрения, что мы таким образом приближаемся к самой крупной артерии — Суэцкому каналу. То есть если отбросить все эти юридические проволочки преобразования ПМТО в базу, то этой новости уделяется большое внимание только для того, чтобы показать, что мы усиливаем свое влияние в Сирии.

— Не создаст ли это больше сложностей, чем пользы? Всем понятно, как на это заявление отреагирует Запад...

— Это резонный вопрос. Выступая гарантией режима Башара Асада и поддерживая только сирийское правительство, мы несем издержки. Если бы мы выступали в качестве отстраненного модератора этого конфликта, строили бы отношения с Западом и Сирией с позиции третейского судьи, то объяснять какие-то шаги во взаимодействии с Западом было бы легче. С другой стороны, надо понимать, что мы вошли в тот регион, где все уже привыкли играть по своим играм. Даже с позиции третейского судьи выступать там очень тяжело, — заключил обозреватель.

[:wsame:]

[:wsame:]