Из российских министров — в американские дальнобойщики

На родине Шаронов поначалу руководил комбикормовым заводом и мясокомбинатом, а с декабря 2020-го по январь 2021-го сидел в министерском кресле. Сейчас бывший министр – рядовой водитель грузовика в США.

«Система по мне дважды проехалась катком»

– Сколько вы уже находитесь в Америке?

– Границу перешел 29 ноября 2022-го. Скоро будет год. Можно стереотипно отпраздновать – задуть одну свечку на маффине.

– Вы собирались получить политическое убежище. Какой у вас сейчас статус?

– Я нахожусь в статусе ожидания иммиграционного суда, который как раз решает: предоставить или не предоставить убежище? Даже если в первый раз не повезет, можно подать апелляцию. Это же развитая судебная система. Многие люди живут здесь десятилетиями полноценной жизнью с разрешением на работу, пока суд рассматривает их дела. Я ничего не загадываю и не хочу смешить Вселенную. Когда 27 лет назад уезжал из Америки, думал: «Зачем мне эта страна? Я сюда больше не вернусь». И вот...

– Вы тогда были студентом и прожили почти год в Соединенных Штатах. Но страна вам не понравилась?

– Мне не понравились американцы. Я категорически не мог воспринимать их индивидуализм и нацеленность на личный успех. Они сильно отличаются от нас. Конечно, у меня вызывало белую зависть, как хорошо они за 300 лет смогли отстроить свою страну, я думал: чем мы, русские, хуже? У меня тогда был юношеский максимализм и безоглядный патриотизм. Это была середина девяностых, время глобальных перемен, и участие в строительстве новой демократической России я воспринимал своей гражданской обязанностью. Я вернулся домой, даже не дождавшись окончания программы. А мог бы с легкостью остаться насовсем – из 13 студентов-аграрников только четверо поступили, как я.

– Что и почему изменилось в вашем восприятии с того времени?

– А что я получил в России? У меня простые родители: мама – учительница, отец работал водителем бензовоза. Я вырос в бараке на хулиганской окраине Оренбурга. Мне приходилось всего добиваться самому. И я постоянно сталкивался с преследованиями, потому что у меня не было «мохнатой лапы» и связей. Система по мне дважды проехалась катком – в 2005 и 2017 годах, когда я попадал под уголовные дела и оба раза выбирал нетривиальный путь – выиграть в суде, вместо того чтобы дать кому-то взятку и закрыть производство. Все мои усилия что-то изменить в России в лучшую сторону заканчивались тем, что меня хотели посадить.

Я на год сходил в чиновники, случайно попал во власть и лишний раз убедился в том, что изнутри ее поменять невозможно. Когда приходил на прием к губернатору Коми Владимиру Уйбе, он ставил мне абсолютно нереалистичные, некомпетентные, невыполнимые задачи, исключительно заточенные на пропагандистский информационный эффект. Я возражал и не делал так, как меня пытались заставить делать. В итоге только нажил врагов и снова попал под преследование – меня в 47 лет хотели мобилизовать на Украину. Я с самого начала понимал, что все быстро не кончится и будет только ухудшаться и усугубляться.

Мне ничего не оставалось, кроме как уехать в единственную страну, где меня могут нормально принять и справедливо рассмотреть мою ситуацию. В Америку. Я знал язык, знал, как устроена культура. У меня не было риска получить культурный шок, из-за которого многие уезжают обратно. Здесь никто не может позвонить в суд и сказать судье, как нужно делать. Коррупция – не в американской культуре. А в России она является источником власти и идеологией, связывающей чиновников. Поэтому я понимаю, почему Навальный* начал с борьбы именно с коррупцией.

«Умереть от голода в Америке невозможно»

– Кардинальная смена статуса за океаном не смутила?

– Нет, абсолютно. У меня отсутствуют, говоря языком девяностых, какие-то понты. Конечно, я не собираюсь за рулем до старости работать. Это, скажем так, самый легкий путь начать оперативно зарабатывать деньги. К тому же здесь полностью отсутствует дискриминационное понятие водителя или любого другого работника. Поэтому я абсолютно комфортно себя ощущаю.

Может быть, диванные аналитики скажут, что тут, в России, был министром, а там опустился на дно, живет в машине... Но в Америке даже транспортная инфраструктура устроена так, что владение собственным жильем не очень-то и необходимо. На дороге есть travel plaza, truck stop, rest area (зоны отдыха и торгово-заправочные комплексы. – Авт.), где можно купить все необходимое и отдохнуть. В любой точке страны в радиусе пяти миль ты найдешь фитнес-клуб, где весь набор тренажеров, массажные кресла, солярий и душевые – за абонентскую плату в 25 долларов в месяц я имею круглосуточный доступ к возможности быть в хорошей форме и опрятно выглядеть.

– Всё ли нравится в Соединенных Штатах?

– Я сейчас не так категоричен, как был 27 лет назад. Многие из тех слов, что произносил тогда, беру назад. В Америке полно явлений, про которые я не могу однозначно сказать: хорошо это или плохо. Российские пропагандисты любят порассуждать про безработных, маргиналов, бездомных и наркоманов на улицах, о том, что это порождение демократической системы свобод. Но я вижу этих людей и понимаю, что это просто их выбор. Умереть от голода в Америке невозможно! Есть система пособий и фуд-банков (благотворительные пищевые банки, передающие пищевые продукты от производителей нуждающимся. – Авт.); от холода можно спастись в шелтерах (временные убежища. – Авт.). Здесь все это воспринимается не позором, а достижением, позволяющим любым людям жить, как они хотят.

– Некоторых в Америке как раз еда и смущает...

– Ну, это из области стереотипов, что все ходят в фастфуд. Я там редко бываю. Здесь такие же крупные сетевые супермаркеты, где я покупаю свежие овощи, фрукты и другие продукты. Все относительно недорого, а некоторые позиции, как, например, молочка, однозначно дешевле, чем в России.

– Общения с людьми хватает?

– Я за свою жизнь со стольким количеством людей наобщался, что хочется побыть одному и помедитировать! (Смеется.) Помните отшельника Пэй Мэя из «Убить Билла»? Я сейчас себя так же чувствую. Конечно, могу поговорить с человеком в том же спортклубе или на улице. А для общения с друзьями и родными всегда есть электронные средства связи.

«Вряд ли вернусь...»

– В России у вас остались две дочери. Не хотите их перевезти сюда?

– Я никогда не был домашним тираном, заставляющим всех выполнять мои желания. Если мои близкие захотят переехать, то я им помогу. Но настаивать не собираюсь.

– И даже ностальгии не испытываете?

– Нет-нет, ностальгия есть, но она у меня трансформировалась. Я фактически всю жизнь прожил в одной стране, изъездил и изучил ее вдоль и поперек. Работа такая была. Мне интересно открывать что-то новое, и мне нравится быть путешественником. Я побывал почти везде в Америке – объехал 46 из 50 штатов, и мне это отчасти компенсирует тоску по родине. По близким, конечно, ностальгия есть, но я с ней уже смирился.

– Видите ли для себя возможность когда-нибудь вернуться в Россию?

– Нет, в том-то и дело, что не вижу. И не вижу в горизонте ближайших, наверное, 15–20 лет. Моя эмиграция носит не экономический характер, она случилась не из-за того, что мне захотелось поменять свое материальное состояние. Моя эмиграция носит вынужденный характер. И главная ее мотивация – самосохранение. Я не представляю, что в России что-то кардинально поменяется и я буду чувствовать себя в ней в безопасности.

*Внесен в список террористов и экстремистов.