"Ничего у нас не изменится". Что происходит в Перми после школьной бойни

Корреспондент Sobesednik.ru побывала в Перми и выяснила, как там теперь живут после резни в школе №127

Фото: Ольга Кузнецова / «Собеседник»

Корреспондент Sobesednik.ru побывала в Перми и выяснила, как там теперь живут после резни в школе №127.

Нападение двух подростков на 4-й класс в пермской школе потрясло страну и вскрыло проблемы в системе образования.  

Еще одна «Хромая лошадь» 

Забирая меня от нового терминала пермского аэропорта, местный таксист говорит о школе №127. И спрашивает непонятно кого: 

– Сейчас у нас в Перми, да и везде, проверяют школы на безопасность. То же самое было после пожара в «Хромой лошади». Почему что-то плохое должно случиться и нельзя, чтобы сразу был порядок?

В Перми до сих пор задаются другим, нериторическим вопросом: почему двое подростков – Лев Биджаков, бывший ученик школы, и десятиклассник Александр Буслидзе – напали на младшеклассников, порезали учительницу Наталью Шагулину и еще 9 четвероклашек? Многие уверены: парни были под кайфом, иначе зачем ломать себе жизнь? А еще ищут взаимосвязь с тем, что случилось после в бурятском поселке Сосновый Бор, где школьник взялся за топор.

– Бурятский мальчик и один из этих слушали одну группу, у них были одинаковые футболки, – говорит таксист.

Про «Колумбайн» (школу в США, где двое подростков ради славы устроили массовый расстрел, убив 13 человек, после чего покончили с собой. Лев Биджаков был фанатом американских убийц. – Авт.) взрослые в Перми не говорят – не все даже знают, что это такое.

Виноват интернет?

В «предбаннике» школы №127, где школьники переобуваются, – на первый взгляд все, как обычно. Мам, пап, бабушек и дедушек, встречающих детей, немного, места хватает всем.

– Мы просто в больницу сегодня идем, – объясняет Екатерина, ее дочка ходит в третий класс. В день нападения девочка видела учительницу в коридоре  всю в крови. – А так она с подружками ходит. Страшно ли в школе оставлять? Нет. С нами работают психологи, и они говорят, что это может произойти в любой школе. 

Психологи МЧС России и городского психологического центра сразу после ЧП стали проводить занятия с учениками 4 «Б», свидетелями и вообще со всеми школьниками и родителями, кто пожелает. До этого дочка Екатерины не общалась даже со школьным психологом, мама не в курсе – есть ли такой в школе.

– Раньше она говорила, что закрывает глаза и видит учительницу в крови, теперь нет, – рассказывает Екатерина. – Дочь сильная, справится. И чего эти ребята в школу пришли? Может, это группа какая-то новая в интернете типа «Синих китов»? 

– Во всем виноват интернет и стрелялки, – кивает папа средних лет. 

Двери на замок

Бабушка одной из учениц уверена: виноваты родители, которые заняты зарабатыванием денег, – им не до детей. Но лично ее волнует другое:

– Где в школе кнопка экстренного вызова, работает ли она, мы все равно не знаем, работают ли сейчас камеры внутреннего наблюдения – тоже.

От многих родителей сейчас можно услышать и обреченное: «Напасть могут где угодно, и на улице тоже». Но все же многие признают: систему безопасности в школах нужно менять. После ЧП во всех 49 классах школы прошли родительские собрания. На них присутствовали учителя и сотрудники городского департамента образования, на собрании в 4 «Б» была министр образования Ольга Васильева. И везде родители спрашивали, что изменится, предлагали свои варианты – например браслеты с тревожной кнопкой для каждого учителя. 

– Дверь в класс учитель должен закрывать на замок, – считает Нина Кузнецова, которая ждет в фойе внучку-первоклашку. – Если в коридоре нападут? Ну, тогда не знаю. 

Как рассказал Игорь В., папа одной пермской школьницы, в первые дни после нападения в городских школах охранники закрывали двери изнутри и запускали в школу по одному, но сейчас такого нет. Как и всплывшего на неделе списка запретных мест, куда нельзя пускать учеников, – вроде туалетов, в которые запретили ходить во время уроков, чтобы ученики не курили там спайсы. В школе №127 вход открыт, войти может любой, пройти – по карте ученика, у других требуют паспорт и объяснить цель визита.

На входе – два охранника: грустный представитель ЧОП «Аякс» (сотрудница которого записала бывшего ученика Биджакова в журнал и пропустила, теперь контракт с «Аяксом» расторгают), другой, повеселее, – из ЧОП «Цербер», с которым заключили новый контракт. 

Учительница вернется в школу 

Обычно директор, когда на его территории случается ЧП, занимает оборону и поговорить с ним нереально. Директор 127-й школы Татьяна Цейтлина встретиться согласилась, правда, в присутствии двух сотрудников пресс-службы.

– Я не виновата. Сделала все, что была должна, – говорит она. Под глазами у нее круги. Каждый день в школе проверяющие – из Следственного комитета, департамента образования, других структур – и бесконечные совещания. 

По словам Цейтлиной, в школе есть система видеонаблюдения – и внутреннего, и наружного – 32 камеры. Но в те дни серверы давали сбой, и 15 января, когда случилась резня, должен был подъехать специалист техподдержки. Когда появился, в школе работали следователи. 

– 9 учеников положили в нашу детскую краевую больницу, – рассказывает директор. – Когда я их видела, дети гуляли, общались, играли, настроение у них улучшилось. Сейчас в больнице остаются два ученика. Один мальчик в Москве, ему сделали операцию на глазу.

Наталью Васильевну Шагулину, учительницу, защитившую детей и получившую 7 ножевых ранений, в том числе в горло и голову, из реанимации перевели в общую палату. Вход к ней всем, кроме мужа, запрещен, но для директора сделали исключение. 

– Ее состояние удовлетворительное. Она ходит по палате, с ран снимают швы, – рассказывает директор. – Наталья Васильевна переживает за детей, они ей пересылали из больницы свои фото, сделали видеоролик. Она сейчас собирает свое учительское портфолио и, судя по всему, вернется работать в школу. 

Но как только я спрашиваю про Биджакова и Буслидзе, Цейтлина обрывает:

– Вы превысили лимит в­опросов.

Но вопросы остались. Почему охранница пропустила Биджакова, который не учится в школе и ушел из нее из-за проблем с поведением? Школьники старших классов помнят, как Биджакову вызывали скорую во двор, когда он обкурился спайсами, как конфликтовал и дрался по малейшему поводу, и все знают: у Льва был психиатрический диагноз. 

– Вы разговаривали с родителями. Они винят школу? – тон директора становится встревоженным.

Все вопросы – к системе 

Родители не винят ни директора, ни вообще школу, забирать документы никто не собирается. Наоборот, многие переживают: как бы руководитель не стала стрелочником и ее не уволили. 

– У меня нет вопросов к школе, а к системе образования много, – говорит бабушка мальчика из 4 «Б». Ее внук выбежал в тот момент, когда Наталья Шагулина оттолкнула второго нападавшего, приняв на себя очередной удар. – Что сегодня могут учителя? Воспитательная роль школы свелась к минимуму. У Биджакова был диагноз, но опять же что они могут – поставить на учет, положить в стационар? Это к родителям, а они обратились в диспансер, когда он уже на них руку стал поднимать.

– Мама, у меня завтра занятия со школьным психологом, – серьезно говорит вышедший с занятий Булат, сын Екатерины Саттаровой. Те, кто не получил ножевые ранения, ходят на уроки в обычном режиме, их перевели в другой кабинет.

– Ничего у нас не изменится, и мы это понимаем, – грустно резюмирует другая мама, высматривающая своего ребенка. – Но провели родительское собрание, поговорили, пообещали. Хоть от сердца немного отлегло.

Отец Саши Буслидзе не желает его видеть

Родители подростков, которые после бойни хотели убить друг друга, но лишь ранили, отказались ехать к ним в больницу. «Собеседник» связался с отцом Александра – Сергеем Буслидзе, успешным пермским дизайнером интерьеров.

Про Александра Буслидзе в 127-й школе говорят «нормальный», «добрый», «отзывчивый» и считают, что на преступление его толкнул друг Биджаков. Если у Льва были проблемы с психичкой, то у Саши – в семье. Его родители разошлись, и с отцом подросток виделся 4 года назад. 

После инцидента Буслидзе-старший заявил, что судьба сына его теперь больше не волнует, чем вызвал всплеск негодования. На мой вопрос, не чувствует ли своей вины в случившемся, отец Александра ответил коротко:

– Я считаю, что с моей стороны это наименьшее зло по сравнению с тем, что было совершено.

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник» №04-2018 под названием «"Ничего у нас не изменится"».

Рубрика: Общество

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика