Андрей Макаров: 110 часов правды – это много

Что бы там про наше чернушное телевидение ни говорили, было на нем в уходящем году светлое пятно: программа Андрея Макарова «Справедливость», где вещи назывались своими именами. Удивительно не то, что программу РЕН все-таки закрыли, а то, что она появилась вообще.

Работал бесплатно

– Согласитесь, что телегод прошел под знаком закручивания гаек. Пример вашей программы только подтверждает, что руководителям каналов нужны не качественные, не (что не то же самое) рейтинговые программы, а те, с которыми жить удобно.

– Не склонен делать никаких общих выводов. Я попал на телевидение абсолютно случайно. Никогда не думал, что могу стать ведущим. Поэтому благодарен людям, которые дали мне возможность попробовать себя в новой сфере.

– Ничего себе «попробовать»! Ваша программа была авторская, а их по пальцам пересчитать.

– Перед тем как начать ее делать, мы с бывшим руководством РЕН проговаривали условия, на которых я эту программу веду. Заметьте, что эти условия были не материальными – никакого гонорара я за «Справедливость» не получал. Сам отказался. Не хотел получать за эту программу денег. Вышло 110 выпусков «Справедливости». У нас не было ни подставных фигур, ни заказных сюжетов. Мне никто не давал команды снимать или не снимать какую-то историю.

Когда программе было около месяца, Ксения Ларина пригласила меня на «Эхо Москвы» и спросила, что я буду делать, когда с эфира рано или поздно что-то снимут. Я ответил: уйду. Она не поверила. Но я искренне считал это условием своей работы. Благодарен каналу, что больше полугода все договоренности соблюдались.

– Пока вы не сделали два выпуска о проекте закона «О полиции». Сказали о нем что-то особенное?

– Ничего такого, что сегодня уже не сказано на эту тему. Может быть, это было более концентрированно, грамотно, ярко… Но главное, как мне кажется, это было сказано примерно за месяц до того, как стали говорить остальные. Не хочу обсуждать детали. Главное – программу сняли. И я просто выполнил свое обещание уйти, предельно корректно простившись со зрителями в последнем выпуске, который вышел 14 октября. Могу повторить почти дословно, что сказал под камеру, и буду признателен, если «Собеседник» воспроизведет речь: «На этом наша программа прощается с вами. Я хочу поблагодарить всех тех людей, которые вместе со мной работали для вас: редакторов, режиссеров, техников, операторов – не могу назвать всех, потому что даже простое перечисление всех телевизионных профессий займет слишком много времени. Поверьте: у них у всех горели глаза. И главное – хочу сказать спасибо вам, нашим зрителям, потому что вы самые лучшие зрители. Вы нас ругали и хвалили. С нами вместе любили и ненавидели. Но главное, вы не оставались равнодушными. Ведь для того, чтобы бороться за справедливость, это главное – не оставаться равнодушными. А раз так, надежда на справедливость всегда остается».

Согласитесь, никакой политики. Для меня до сих пор остается загадкой, почему эти слова вырезали.

– Может, РЕН надеялся на продолжение?

– Так получилось, что в течение одной недели мне «посчастливилось» встретиться и с бывшим, и с новым руководством канала. В воскресенье я слушал г-на Роднянского, который еще не знал, что он уже бывший. Он говорил мне, как заинтересован в программе, удивлялся, что я попрощался со зрителями. Я слушал его, хорошо зная, что во всех инстанциях, где его еще готовы были слушать, он уже сказал, что «Справедливость» – это полный провал, потеря денег и ее надо срочно закрывать. Через несколько дней мы встретились с новым руководством РЕН. Оно выразило интерес к тому, чтобы переформатировать программу и сделать ее, условно говоря, еженедельной. Я согласился подумать об этом. Больше мы не встречались. Люди, которые делали со мной программу, насколько я знаю, буквально на следующий день были уволены. Студию разобрали, а декорации уничтожили.

Не осуждаю ни старое, ни новое руководство. Они разные, но в чем-то абсолютно одинаковые: ни тот, ни другой просто не могли понять, как ведущий может отказываться вести передачу, которая еще стоит в сетке. Оба ждали, что я любыми путями и средствами буду цепляться за свое изображение в телевизоре. Я же искренне считаю, что лучше уйти на год раньше, чем на 10 минут позже. 110 часов правды на нашем телевидении – это много. А к закрытию программы я был готов с первого выпуска, который был посвящен Сергею Магнитскому.

– Познеру даже упомянуть о нем не дают.

– А у меня не вырезали ни одной фразы! «Справедливость» была очень острой программой, касалась многих людей, но на меня никогда не оказывалось никакого давления, хотя у меня в кабинете в Думе стоит
«вертушка».

Терял 4 кг за день

– Для людей, ищущих справедливости, вы протоптали тропинку на ТВ. Куда им обращаться теперь?

– Мне до сих пор идут тысячи писем. Не десятки, а именно тысячи. Люди присылают описания своих ситуаций и просят рассмотреть их в программе. Зрители и сейчас не верят, что программа закончилась. Я не хочу их обманывать. Поэтому и согласился на это интервью.

– Вы отвечаете на письма?

– Кому-то отвечаю, что не могу использовать их истории в «Справедливости», потому что программа закрыта. Какие-то заявления направляю губернаторам, в различные государственные структуры, иногда в прокуратуру, что-то беру на контроль как депутат.

Если честно, это огромное счастье – когда ты видишь результаты своего труда. Ветеран войны, которого чиновники футболили, отказывая в улучшении жилья, после передачи квартиру получил. Мне безумно жаль, что мы не можем показать, как решилась ситуация женщины, которая написала письмо папе римскому. Интересно: в студии стало ясно, что ее просто использовали в политических целях, но тут же нашлись депутаты, которые взялись реально помочь матери с тремя детьми. Недавно мне прислали письмо, что не только ей дали квартиру – расселили весь аварийный дом.

Мы показывали не только бездушие чиновников, но и то, что и в нашей стране можно добиться справедливости. Программа помогала людям, они в нее поверили.

– Вы были бы готовы возобновить «Справедливость» не на РЕН?

– Сложный вопрос. Я ведь не журналист, не ведущий. Чтобы вы понимали: я снимал «Справедливость» в субботу и воскресенье. По две-три программы в день, чтобы хватило на неделю. За каждый съемочный день я терял 4 кг. У меня не было выходных, потому что меня никто не освобождал от моих прямых обязанностей. Не забывайте, что я отвечаю в Госдуме за налоги и бюджет. Меня программа захватила. Может быть, «Справедливость» – лучшее, что я сделал в своей жизни.

– Почему тогда было не потерпеть? Не уходили бы сразу.

– Я же дал слово в эфире «Эха»! Зная это и то, что программа снята, как бы ко мне стали относиться зрители, если бы я не ушел? Я не хочу выглядеть героем. Это не акция, а просто выполнение своего обещания.

– Где-то слышала эти слова: «Я не герой»… Ну да, от Парфенова на вручении премии Листьева, где вы, кстати, присутствовали.

– Был там, поскольку являлся одним из самых близких друзей Влада. Сразу оговорюсь, что не ставлю под сомнение ни решение о присуждении премии Леониду, ни его право лауреата сказать все, что он думает о телевидении…

Для меня все, что связано с именем Листьева – очень личное. Влад мечтал создать новое телевидение. И это был его день, когда спустя 15 лет после гибели его вдове Альбине и Константину Эрнсту удалось не просто учредить премию его имени (хотя и это было нелегко), но и собрать вместе всех тех, кто делает наше ТВ. Я надеялся, что мы будем говорить о Владе. А все время выступления Парфенова меня не покидало ощущение, что я вернулся на 15 лет назад, когда на следующий день после гибели Влада мы сидели с Альбиной в их маленькой квартирке и с ужасом наблюдали, как в «Останкино» (кстати, в той же самой студии) из его смерти политики создавали шоу. Это было ощущение дешевого пиара с привкусом плясок на погосте. В какой-то момент Альбина встала и со словами «Всё, больше не могу» выключила телевизор.

– Но ведь история вашей программы подтверждает правоту Парфенова.

– Что же он не выступил в ее защиту? Да Бог с ней, со «Справедливостью». Но, может быть, он ушел с ТВ в знак протеста против разгона НТВ? Вступился за своих коллег, изгнанных с телевидения? Продолжать? Как легко мы готовы оправдать любые компромиссы (даже с собственной совестью), если нам это выгодно!

Парфенов не позвонил вдове Листьева

– Парфенов и признался, что «не герой». Тем не менее нашел в себе мужество сказать о смерти информационного телевидения. Или вы не согласны с этим?

– Я не о героизме. О честности. Может, стоило накануне прийти к Эрнсту и предупредить: «Костя, всё!!! Не могу больше молчать. Завтра все скажу. Вот тебе мое заявление об уходе»?

А о смерти телевидения… Представьте картину: похороны, гроб с телом, родственники вокруг. Вы приходите и сообщаете, что хотите сказать о покойнике (который, кстати, кормил вас и почти всех присутствующих) всю правду. И добавляете: «А теперь я сделаю то, о чем мечтал всякий раз, когда получал от тебя деньги и награды. Я хочу плюнуть тебе в лицо». Покойник, может, действительно так себе человек был. Но уместно ли?

Через пару дней я спросил у Альбины, звонил ли ей после церемонии Парфенов. Нет. Зато Леонид позвонил на канал, чтобы узнать, где он может получить причитающийся ему миллион.