У снохи Шерлока Холмса отбирают маленькую дочь
Пока сын известного актера Василия Ливанова ожидает пересмотра приговора по делу об убийстве (мы писали об этом в прошлом номере), его бывшая жена Катерина вынуждена в суде отстаивать свои родительские права. Великий Шерлок Холмс собирается удочерить ее маленькую дочь Еву, так как Катерина, по мнению актера, не занимается ребенком. «Ничего у них не выйдет!» – уверенно заявила ответчица журналу "Только Звезды". <br />
Пока сын известного актера Василия Ливанова ожидает пересмотра приговора по делу об убийстве (мы писали об этом в прошлом номере), его бывшая жена Катерина вынуждена в суде отстаивать свои родительские права. Великий Шерлок Холмс собирается удочерить ее маленькую дочь Еву, так как Катерина, по мнению актера, не занимается ребенком. «Ничего у них не выйдет!» – уверенно заявила ответчица журналу "Только Звезды".
Пока шел суд над моим мужем Борисом Ливановым, я не общалась с прессой, – объяснила Катерина корреспонденту «ТЗ». – Но теперь придется, уж очень многое переврали, пока я молчала. Начнем с главного, Ливановы-старшие считают, что я не занимаюсь Евой. А я и работать успеваю, и на хореографию с ней хожу, и на «рисунок». Девочка у нас с Борей очень способная.
– Но у Евы проблемы со слухом, как удается заниматься хореографией?
– Еве сделали операцию, поставили имплант. Теперь она слышит. Но все-таки мы отдали ее в специализированную школу для детей с дефектами слуха, и я каждый день перед работой вожу ее туда из Химок на такси. Именно из-за этого зашел вопрос о квартире, которую родители купили Борису и где прописана наша дочь. Ездить очень неудобно, да и Еве приходится вставать на два часа раньше.
– Как я понимаю, квартира стала камнем преткновения значительно раньше, чем встал вопрос о спец-школе для Евы.
– Из-за этой квартиры мы и развелись! Родители купили ее Боре, чтобы он мог жить отдельно. Еве как раз исполнилось два года. В 2004 году нас пустили туда с ребенком, но очень боялись, что я буду претендовать на нее, и документы на Борю не оформляли. Сначала нас заставили подписать брачный контракт, в котором оговаривалось, что я на Борину собственность видов не имею. Но потом они испугались, что для российского правосудия контракт – не документ. Поэтому в декабре 2004 года начался бракоразводный процесс, чтобы собственность была получена им вне брака. Борис очень переживал, что его разлучают с женой и ребенком…
– Но у него, кажется, тогда появилась другая женщина.
– Да, они познакомили его с этой Наташей – беженкой из Узбекистана. Борис запил, она его и сманила. Нас развели только в марте 2005 года, а квартиру на него оформили только в 2006-м, когда уже убедились, что мы вместе не живем. Ливановы с самого начала были против нашего брака, потом против ребенка. Нам устраивали постоянные скандалы, не понимали, зачем нужна Ева. Мы нервничали. Всю беременность я провела в стрессовой ситуации. В результате девочка родилась с дефектами слуха.
– Говорили, что вы – люди разного круга…
– Мне смешно это слышать! У меня вполне обеспеченная семья. Моя бабушка по отцу работала во Внешторге, дед – в оборонке. Он был замом Устинова по приборостроению. Некоторое время они работали в Германии. Дед тогда дружил с Познером, они жили в одном доме. Потом, когда началась перестройка, он организовал «Союз коренных москвичей», выступал у Познера в передачах. А прапрабабушка у меня и вообще княгиня Мещерская. Это старинный дворянский род. Но после революции она вышла замуж за Смирнова и срочно сменила фамилию, чтобы никакого отношения к Мещерским не иметь. Сами понимаете, какое время было. В «Союзе коренных москвичей» как раз и собирались представители дворянских родов.
– Конечно, прошлое у вас очень романтичное, а в настоящем…
– У меня два высших образования, я окончила Международную академию туризма. Училась одновременно на двух курсах – менеджер по туризму и гид-переводчик. Я в совершенстве знаю английский язык и в советское время работала с иностранными группами в британской компании в Шереметьево-2. Хотя начинала с официантки в ресторане при гостинице, потом – метр-дотелем, потом – администратором в «Новотеле» (гостиница при Шереметьево-2. – Прим. ред.). Мама, конечно, помогала мне с дочкой, но и я постоянно была с ней – в любую свободную минуту.
– То есть у вас двое детей?
– Конечно! Старшей, Маше, скоро исполнится 18 лет, она собирается в Школу телевидения «Останкино» или на психфак, очень хорошо учится. Это дочка от первого – раннего и не слишком удачного – брака. Муж оставил нас, когда ей было два года. Но я ее воспитала, она у меня отличница, многим интересуется и тоже ходила и в музыкальную школу, и на хореографию. Я умею воспитывать детей, поверьте! И не стоит мне указывать, как это делать правильно…
– Как вы познакомились с Борисом?
– В 1998 году я училась на первом курсе ГИТИСа у Александра Пороховщикова, Борис пришел к нам на второй семестр, занятия были платные, ведь я получала третье высшее образование… И Борис тоже платил. До этого он учился в Щукинском училище, но его оттуда выгнали с волчьим билетом…
– Ничего себе! За что?
– Как я узнала потом, за драку с Этушем. В театральных институтах с алкоголем все в порядке, но у Бориса предрасположенность генетическая. Его отец тоже пил. И первый раз он повез кодировать Борю от пьянства, когда тому было 18 лет. То есть за шесть лет до знакомства со мной. А все говорят, что я виновата, что он начал пить! Знаете, у Бори есть друг – режиссер с «Первого канала», так он говорит, что Боря до выпивки и Боря после – два разных человека, которые совершенно незнакомы друг с другом.
– Вы знали, что Борис выпивает, и не боялись с ним связываться?
– Я не представляла, насколько. Мне казалось, что в театральных вузах это норма. Мы проучились вместе два года, но с конца второго курса пришлось уйти – разразился кризис.
– Обидно…
– Знаете, Боря всегда очень трогательно относился к моей старшей дочке. После учебы все студенты зависали допоздна, а мы бежали забирать Машку из садика. Она оставалась там последняя. В 2000 году родители не смогли оплачивать Боре обучение, да и у меня денег уже не было. Пришлось искать работу…
– Ева появилась у вас не сразу?
– Я три года не могла забеременеть! Мы оба хотели ребенка, стремились оградить нашу жизнь от посторонних. А родилась Ева в 2002 году.
Боря несколько раз делал мне предложение, первый раз осенью 2001-го, но расписались мы, только когда ей исполнилось девять месяцев. Свадьбы не было: сходили в загс, Машка нас сфотографировала, а потом – бегом домой. Маму надо было отпустить, она сидела с Евой. Вскоре после свадьбы свекровь впервые увидела нашу дочку.
– Насколько я понимаю, у вас было где жить и до покупки квартиры на «Динамо»…
– Да, у мамы есть квартира в хрущобе возле метро «Пионерская», она ее сдает. А в Химках мы жили всегда. Но дочку надо было отправить в эту спецшколу, мы так решили с Борисом, еще когда был суд. И я принципиально подала на вселение в эту квартиру.
– Если Борис жил с другой женщиной, как получилось, что вы вместе справляли Новый год?
– Борис последние два года не жил с ней как мужчина. А она хотела замуж, заводила разговоры об оформлении отношений. И все время травила его таблетками. Там была просто жуткая смесь нейролептиков. Квартиру на «Динамо» он сдавал, сам жил у нее на кухне, спал в раскладном кресле, писал свою книжку. В начале декабря Боря твердо сказал ей, что у него уже есть семья и дочка, которую он безумно любит. Он собрал свои вещи и переехал ко мне. Я его не узнавала: после этих таблеток он был как зомби. У него были постоянные головные боли, он все время переживал эту жуткую семейную ситуацию. Родители были против того, чтобы он уходил от Наташи, она с ними ладила. Да и прав у нее никаких не было: беженка из Узбекистана, прописанная в квартире бывшего мужа – друга ее отца.
– Как вы оказались в квартире вашей подруги Лены в Новый год?
– Мы справили его вместе с моей мамой, Евой и старшей дочкой Машей. У Бориса очень болела голова, мы решили пройтись и навестить Лену Горохову. Раньше мы в ГИТИСе учились вместе с Леной и Стасом – ее гражданским мужем. Наши дети – Маша и Дима ходили в один детский сад, потом стали одноклассниками. Пять лет назад Стас умер во время операции. С тех пор Лена занялась устройством личной жизни и запустила сына. Он окончил только девять классов, бросил школу. Потом ушел в вечернюю, потом в училище учиться на автомеханика... Мы шли проведать их в Новый год.
– Но в квартире были только Дима и его друзья...
– Друзья? У семнадцатилетнего парня сидели мужики под тридцать лет, только одному было около двадцати! Разве это нормально? Мы решили дождаться Лену и помянуть Стаса, я была единственной женщиной в компании. Да, Борис выпил, но и потерпевший – Игорь Хромов был пьян. И конечно, у нетрезвых мужчин появляются разные… намерения.
– И в результате – убийство?
– Наши адвокаты на суд пригласили эксперта-криминалиста, и он утверждал, что сердце у Хромова остановилось из-за огромной дозы алкоголя. Острая сердечная недостаточность из-за алкогольной интоксикации. А Борис не мог убить человека! И еще – на куртке Бориса обнаружили кровь второй группы, которой нет ни у Бориса, ни у Хромова. Чья это кровь? Кто выбросил нож? Вопросы остаются без ответа… Я думала, Боре дадут лет шесть, а гособвинитель запросила девять! Я жду Борю, ведь это не его приговорили, а меня и ребенка!
– Вы сейчас работаете?
– Конечно! Я всю жизнь работаю. Сейчас – кассиром в известном ресторане в центре Москвы, до этого – администратором в другом. Но родители Бори вечно претендуют на то, чтобы вершить чужие судьбы. Моя дочь для них забава. Ведь Василий Ливанов ушел от первой жены к матери Бориса и в результате потерял связь со своей старшей дочерью. Борис считает, что в Еве его отец видит именно ее, потому и хочет сам воспитывать. Но никто ему Еву не отдаст!
– Вы сказали, что водите дочь к психологу.
– Этого потребовали органы опеки, чтобы сделать заключение о состоянии ребенка. В эту группу ходят дети с разными проблемами. И родители у всех не какие-то там пьяницы, а вполне приличные люди. Вот Евочка и нарисовала себя, маму и папу. И квартиру, в которую она обязательно въедет.
Варвара Глухарева
Пока шел суд над моим мужем Борисом Ливановым, я не общалась с прессой, – объяснила Катерина корреспонденту «ТЗ». – Но теперь придется, уж очень многое переврали, пока я молчала. Начнем с главного, Ливановы-старшие считают, что я не занимаюсь Евой. А я и работать успеваю, и на хореографию с ней хожу, и на «рисунок». Девочка у нас с Борей очень способная.
– Но у Евы проблемы со слухом, как удается заниматься хореографией?
– Еве сделали операцию, поставили имплант. Теперь она слышит. Но все-таки мы отдали ее в специализированную школу для детей с дефектами слуха, и я каждый день перед работой вожу ее туда из Химок на такси. Именно из-за этого зашел вопрос о квартире, которую родители купили Борису и где прописана наша дочь. Ездить очень неудобно, да и Еве приходится вставать на два часа раньше.
– Как я понимаю, квартира стала камнем преткновения значительно раньше, чем встал вопрос о спец-школе для Евы.
– Из-за этой квартиры мы и развелись! Родители купили ее Боре, чтобы он мог жить отдельно. Еве как раз исполнилось два года. В 2004 году нас пустили туда с ребенком, но очень боялись, что я буду претендовать на нее, и документы на Борю не оформляли. Сначала нас заставили подписать брачный контракт, в котором оговаривалось, что я на Борину собственность видов не имею. Но потом они испугались, что для российского правосудия контракт – не документ. Поэтому в декабре 2004 года начался бракоразводный процесс, чтобы собственность была получена им вне брака. Борис очень переживал, что его разлучают с женой и ребенком…
– Но у него, кажется, тогда появилась другая женщина.
– Да, они познакомили его с этой Наташей – беженкой из Узбекистана. Борис запил, она его и сманила. Нас развели только в марте 2005 года, а квартиру на него оформили только в 2006-м, когда уже убедились, что мы вместе не живем. Ливановы с самого начала были против нашего брака, потом против ребенка. Нам устраивали постоянные скандалы, не понимали, зачем нужна Ева. Мы нервничали. Всю беременность я провела в стрессовой ситуации. В результате девочка родилась с дефектами слуха.
– Говорили, что вы – люди разного круга…
– Мне смешно это слышать! У меня вполне обеспеченная семья. Моя бабушка по отцу работала во Внешторге, дед – в оборонке. Он был замом Устинова по приборостроению. Некоторое время они работали в Германии. Дед тогда дружил с Познером, они жили в одном доме. Потом, когда началась перестройка, он организовал «Союз коренных москвичей», выступал у Познера в передачах. А прапрабабушка у меня и вообще княгиня Мещерская. Это старинный дворянский род. Но после революции она вышла замуж за Смирнова и срочно сменила фамилию, чтобы никакого отношения к Мещерским не иметь. Сами понимаете, какое время было. В «Союзе коренных москвичей» как раз и собирались представители дворянских родов.
– Конечно, прошлое у вас очень романтичное, а в настоящем…
– У меня два высших образования, я окончила Международную академию туризма. Училась одновременно на двух курсах – менеджер по туризму и гид-переводчик. Я в совершенстве знаю английский язык и в советское время работала с иностранными группами в британской компании в Шереметьево-2. Хотя начинала с официантки в ресторане при гостинице, потом – метр-дотелем, потом – администратором в «Новотеле» (гостиница при Шереметьево-2. – Прим. ред.). Мама, конечно, помогала мне с дочкой, но и я постоянно была с ней – в любую свободную минуту.
– То есть у вас двое детей?
– Конечно! Старшей, Маше, скоро исполнится 18 лет, она собирается в Школу телевидения «Останкино» или на психфак, очень хорошо учится. Это дочка от первого – раннего и не слишком удачного – брака. Муж оставил нас, когда ей было два года. Но я ее воспитала, она у меня отличница, многим интересуется и тоже ходила и в музыкальную школу, и на хореографию. Я умею воспитывать детей, поверьте! И не стоит мне указывать, как это делать правильно…
– Как вы познакомились с Борисом?
– В 1998 году я училась на первом курсе ГИТИСа у Александра Пороховщикова, Борис пришел к нам на второй семестр, занятия были платные, ведь я получала третье высшее образование… И Борис тоже платил. До этого он учился в Щукинском училище, но его оттуда выгнали с волчьим билетом…
– Ничего себе! За что?
– Как я узнала потом, за драку с Этушем. В театральных институтах с алкоголем все в порядке, но у Бориса предрасположенность генетическая. Его отец тоже пил. И первый раз он повез кодировать Борю от пьянства, когда тому было 18 лет. То есть за шесть лет до знакомства со мной. А все говорят, что я виновата, что он начал пить! Знаете, у Бори есть друг – режиссер с «Первого канала», так он говорит, что Боря до выпивки и Боря после – два разных человека, которые совершенно незнакомы друг с другом.
– Вы знали, что Борис выпивает, и не боялись с ним связываться?
– Я не представляла, насколько. Мне казалось, что в театральных вузах это норма. Мы проучились вместе два года, но с конца второго курса пришлось уйти – разразился кризис.
– Обидно…
– Знаете, Боря всегда очень трогательно относился к моей старшей дочке. После учебы все студенты зависали допоздна, а мы бежали забирать Машку из садика. Она оставалась там последняя. В 2000 году родители не смогли оплачивать Боре обучение, да и у меня денег уже не было. Пришлось искать работу…
– Ева появилась у вас не сразу?
– Я три года не могла забеременеть! Мы оба хотели ребенка, стремились оградить нашу жизнь от посторонних. А родилась Ева в 2002 году.
Боря несколько раз делал мне предложение, первый раз осенью 2001-го, но расписались мы, только когда ей исполнилось девять месяцев. Свадьбы не было: сходили в загс, Машка нас сфотографировала, а потом – бегом домой. Маму надо было отпустить, она сидела с Евой. Вскоре после свадьбы свекровь впервые увидела нашу дочку.
– Насколько я понимаю, у вас было где жить и до покупки квартиры на «Динамо»…
– Да, у мамы есть квартира в хрущобе возле метро «Пионерская», она ее сдает. А в Химках мы жили всегда. Но дочку надо было отправить в эту спецшколу, мы так решили с Борисом, еще когда был суд. И я принципиально подала на вселение в эту квартиру.
– Если Борис жил с другой женщиной, как получилось, что вы вместе справляли Новый год?
– Борис последние два года не жил с ней как мужчина. А она хотела замуж, заводила разговоры об оформлении отношений. И все время травила его таблетками. Там была просто жуткая смесь нейролептиков. Квартиру на «Динамо» он сдавал, сам жил у нее на кухне, спал в раскладном кресле, писал свою книжку. В начале декабря Боря твердо сказал ей, что у него уже есть семья и дочка, которую он безумно любит. Он собрал свои вещи и переехал ко мне. Я его не узнавала: после этих таблеток он был как зомби. У него были постоянные головные боли, он все время переживал эту жуткую семейную ситуацию. Родители были против того, чтобы он уходил от Наташи, она с ними ладила. Да и прав у нее никаких не было: беженка из Узбекистана, прописанная в квартире бывшего мужа – друга ее отца.
– Как вы оказались в квартире вашей подруги Лены в Новый год?
– Мы справили его вместе с моей мамой, Евой и старшей дочкой Машей. У Бориса очень болела голова, мы решили пройтись и навестить Лену Горохову. Раньше мы в ГИТИСе учились вместе с Леной и Стасом – ее гражданским мужем. Наши дети – Маша и Дима ходили в один детский сад, потом стали одноклассниками. Пять лет назад Стас умер во время операции. С тех пор Лена занялась устройством личной жизни и запустила сына. Он окончил только девять классов, бросил школу. Потом ушел в вечернюю, потом в училище учиться на автомеханика... Мы шли проведать их в Новый год.
– Но в квартире были только Дима и его друзья...
– Друзья? У семнадцатилетнего парня сидели мужики под тридцать лет, только одному было около двадцати! Разве это нормально? Мы решили дождаться Лену и помянуть Стаса, я была единственной женщиной в компании. Да, Борис выпил, но и потерпевший – Игорь Хромов был пьян. И конечно, у нетрезвых мужчин появляются разные… намерения.
– И в результате – убийство?
– Наши адвокаты на суд пригласили эксперта-криминалиста, и он утверждал, что сердце у Хромова остановилось из-за огромной дозы алкоголя. Острая сердечная недостаточность из-за алкогольной интоксикации. А Борис не мог убить человека! И еще – на куртке Бориса обнаружили кровь второй группы, которой нет ни у Бориса, ни у Хромова. Чья это кровь? Кто выбросил нож? Вопросы остаются без ответа… Я думала, Боре дадут лет шесть, а гособвинитель запросила девять! Я жду Борю, ведь это не его приговорили, а меня и ребенка!
– Вы сейчас работаете?
– Конечно! Я всю жизнь работаю. Сейчас – кассиром в известном ресторане в центре Москвы, до этого – администратором в другом. Но родители Бори вечно претендуют на то, чтобы вершить чужие судьбы. Моя дочь для них забава. Ведь Василий Ливанов ушел от первой жены к матери Бориса и в результате потерял связь со своей старшей дочерью. Борис считает, что в Еве его отец видит именно ее, потому и хочет сам воспитывать. Но никто ему Еву не отдаст!
– Вы сказали, что водите дочь к психологу.
– Этого потребовали органы опеки, чтобы сделать заключение о состоянии ребенка. В эту группу ходят дети с разными проблемами. И родители у всех не какие-то там пьяницы, а вполне приличные люди. Вот Евочка и нарисовала себя, маму и папу. И квартиру, в которую она обязательно въедет.
Варвара Глухарева