Лион Измайлов: Чем тяжелее времена, тем юмора меньше

Лион Измайлов развеял миф о польских корнях, высказался о современных юмористах и поведал, как был под цензурой в СССР.

Писатель Лион Измайлов, отметивший в мае 75-летие, пишет монологи уже несколько десятков лет. Их читали со сцены Петросян и Степаненко, Шифрин и Винокур, Хазанов и Новикова, Дроботенко и Галкин. «Собеседник» поздравил Лиона Моисеевича с юбилеем и услышал немало такого, что заставило улыбнуться.

«ИзМАИловы»

– Лион Моисеевич, с какими чувствами подошли к юбилею?

– Рад, что дожил. День рождения отметил в Черногории с друзьями. Сейчас готовлю юбилейный концерт в Москве, где будут выступать артисты, с которыми я всю жизнь работал – Хазанов, Петросян, Винокур, Дроботенко, Галкин... Они будут либо мои произведения читать, либо поздравления от себя. А я все это дело буду вести и жду сюрпризов.

– Остались еще мечты, не осуществившиеся к 75 годам?

– Все мечты остались. Но какие-то сбылись, какие-то нет.

– У несбывшихся есть шанс сбыться?

– Конечно. Вот я бы хотел, чтобы по моей повести «Марьинский клад Барятинских» сняли фильм. Сейчас по ней пишут сценарий. Главе одной кинокомпании понравилась эта повесть, и она решила за это взяться.

– Правда, что ваша фамилия Измайлов – это псевдоним? Или это еще одна ваша шутка, в которую все поверили?

– Я же окончил МАИ. Там у меня была небольшая компания друзей, и мы себя называли «ИзМАИловы». В итоге ребята остались работать инженерами, а я решил пробиваться в писатели. А поскольку так меня все называли, псевдоним оставил. В паспорте у меня фамилия Поляк – с ударением на первый слог.

[:wsame:]

– Вы поляк?

– Нет, в XIX веке давали фамилии по месту жительства. Ничего польского во мне нет.

– Что не так с настоящей фамилией?

– В 1970-е годы с ней было бы трудно печататься из-за «пятого пункта», поэтому редактор посоветовал взять псевдоним.

– Как вы, технарь с хорошим образованием, вообще умудрились стать писателем?

– В МАИ было много людей, которые писали. Там самодеятельность была очень развита, многие после нее уходили из авиации и становились режиссерами, артистами. Вот я – один из них. Вообще, писатель должен обязательно иметь какую-то профессию. Нужно знать что-то еще, чтобы писать.

– Любовь к авиации осталась?

– Особой любви никогда и не было. Мне нравится смотреть на самолеты, когда они красиво летят строем, когда выполняют фигуры высшего пилотажа. Как и многим обычным людям. МАИ в этом отношении не оставил отпечатка. Я учился на факультете системы управления двигателями летательных аппаратов. Помню, однажды в метро девушка разгадывала кроссворд, и там было «средство передвижения Бабы-яги». Я говорю: «Метла». Она: «Откуда вы знаете?» Я: «Авиационный закончил».

[:image:]

Райкин мой фельетон так и не исполнил

– Вы сочиняли и сочиняете монологи для многих артистов. Всегда пишете для кого-то конкретно?

– Не всегда, но бывает. Я много работал с Хазановым, Петросяном, Винокуром. Для них писал специально. А так печатал рассказы в «Литературной газете», после чего разные артисты их исполняли.

[:wsame:]

– И Райкин?

– Писал для него один раз... Большой фельетон. Но он не исполнил.

– Почему?

– Аркадию Исааковичу стало плохо на сцене, и больше он к тому фельетону не возвращался. Никто его не исполнял, потому что это было написано на заказ.

– Как думаете, почему некоторые юмористы становятся народными любимцами – как Райкин, а некоторые – героями анекдотов, как Петросян?

– Не только Петросян, а почти все – Хазанов, Винокур... Про монолог учащегося кулинарного техникума были десятки анекдотов. А Петросяна любят миллионы людей. Такие юмористы, как он, – ярко выраженные индивидуальности. Разные люди, разные манеры исполнения, разные способы смешить.

– Успех певца невозможен без композитора. Юмористы очень зависят от автора?

– Да, на 60 процентов. Если автор не написал хороший текст, то артисту на сцене нечего делать.

За свадьбу беру сколько дают

– Как вам нынешние молодые таланты?

– Хорошие ребята. Правда, их сложно назвать молодыми, потому что в наш жанр приходят лет в 30. Мне нравятся некоторые артисты из Comedy Club – Павел Воля, Саша Ревва, Гарик Мартиросян. Но они скорее шоумены, чем артисты – ведут концерты, танцуют, поют и шутят. Ваня Ургант – замечательный ведущий, потрясающий импровизатор, мастер репризы. У Вани это наследственное, от отца. И Божий дар – у нас такого импровизатора до него не было.

[:wsame:]

– Иногда он шутит довольно жестко.

– Я так не считаю, у него добрый юмор. Но старая гвардия тоже в строю – это артисты в чистом виде. Comedy Club работает в ресторане, где люди сидят за столиками, – новое время пришло, и появились новые формы развлечения. А вот Хазанов, Петросян, Винокур никогда в ресторанах не работали.

– И в советское время не вели свадьбы.

– Нет, конечно. Это началось в 1990-е, когда все переместилось в рестораны. Сам веду свадьбы, корпоративы и дни рождения, у меня есть программа. В какой-то степени и я шоумен.

– Смотрели фильм «Горько!»? Там совершенно безумная современная свадьба с нелепыми конкурсами, без одухотворенности. Вас такие не коробят?

– Ну какую одухотворенность вы хотите от ресторанной вечеринки? Хотя традиции, которые я стараюсь соблюдать, когда веду свадьбы, бывают очень красивые, веселые, жизнерадостные. Как-то вел одну в «Лужниках»... Когда уходил, вся свадьба вышла меня провожать, так ладно все получилось. Потом встретил жениха на другой свадьбе – уже в качестве гостя, и он мне сказал, что та, которую я вел, была лучше. Мне нравится роль тамады, а беру за это сколько дают. Единственное требование – вести с 7 до 10 вечера, не дольше.

[:image:]

Навального зажали

– В советское время можно было написать монолог о ком-то из руководства страны? Была в этом смысле цензура?

– Конечно, была. И никто тогда не шутил про правителей со сцены... Я написал в 1972 году рассказ «Хорошее настроение», а его напечатали только в 1985-м. К этому времени он уже перестал быть злободневным. В рассказе говорилось о человеке, который от хорошего настроения повесил на балконе красный флаг, а его за это поливали из брандспойта и гоняли с милицией. Райкин хотел это исполнить. Он мне позвонил и сказал, что если я в это верю, то обязательно пробьюсь. Но не вышло. В редакции «Клуба «12 стульев» (16-я страница «Литературной газеты». – Авт.), где я много лет печатался, меня очень хвалили и говорили, что я сам даже не понимаю, что написал. Но печатать не стали. И было еще несколько таких рассказов, которые так и не вышли...

[:wsame:]

– Сейчас уже тоже никто остро не шутит.

– Если вы этого не видите, не значит, что этого нет! На телевидении часто показывают пародии и на Путина, и на Медведева. Раньше невозможно было представить, чтобы Брежнева показали в виде куклы.

– Вы сами про политиков пишете?

– Иногда. Но таких людей, про кого можно было бы сочинить, немного... Когда сменялась эпоха, мы переходили к новому строю, возникла масса ярких людей, ставших известнейшими – Собчак, Травкин, Жириновский, Зюганов... Сейчас времена спокойнее... Оппозиционер Навальный, может, и яркий, но его так зажали, что ему негде и высказаться.

– С современными героями понятно. А что зритель? Говорят, благодарная публика осталась только в провинции...

– Новосибирск – это провинция? А Томск, Волгоград? Всюду есть театры, даже лучше московских. Люди разные, но если это университетский город, там полно образованных людей. А в Москве тоже попадается жлобьё, которое ничего не знает и знать не хочет. Да, мне иногда кажется, что в провинции публика лучше, чем в Москве, – не так избалована.

– Как вообще все происходит? Вы написали текст и должны понять, оценит ли его публика... А что, если она какие-то шутки не воспримет?

– Тогда можно дорабатывать – если есть большой процент проходимости. То есть хоть какие-то шутки удались. Если все не проходит, и говорить нечего.

[:wsame:]

– Как же вы определяете этот процент? Подсчитываете во время выступления, где смеялись, а где нет?

– Да, так я и делаю. Сначала читаю по бумажке и отмечаю, где не смеялись. Потом заучиваю наизусть. Память у меня сейчас похуже, а раньше была очень хорошая. Я же изучал японский язык, а это большая тренировка. За час выучивал до 50 иероглифов, а у каждого иероглифа еще есть верхнее и нижнее значение.

– Говорите по-японски?

– Нет, я учил язык в 1970-х. Поскольку не практиковался, ничего не помню.

– Зачем учили?

– Моя первая теща была директором японских курсов.

Люблю Аверченко

– Давно хотела спросить у писателя-сатирика: почему эталоном считается английский или ирландский юмор?

– Вот не знаю. С ирландским незнаком, английский мне кажется довольно скучным. Наш лучше. Самые веселые люди живут в России.

– Почему мы тогда так мало улыбаемся?

– Там, за границей, люди улыбаются не потому, что у них чувство юмора хорошее или им слишком весело. Просто манера общения такая. И это правильно. Приятно смотреть на улыбчивых людей. А у нас, к сожалению, очень много мрачных. На юге смеются легче, чем на севере. Погода хорошая, тепло, не мерзнешь, питание лучше.

[:wsame:]

– Чем тяжелее времена...

– …тем юмора меньше.

– С чувством юмора надо родиться или шутить можно научиться? У вас, например, оно откуда?

– От дедушки. Отца я не помню, но, судя по его письмам, он тоже был с юмором. Про дедушку мне рассказала тетя. Если у тебя есть слух и ты разбираешь мелодию, то чем больше ты это делаешь, тем лучше получается. Так и с юмором. Я постоянно читаю юмористическую литературу...

– Какую?

– Люблю Аверченко, его и читаю.

– Вас самого легко рассмешить?

– Легко.

– Когда пытаются шутить незнакомые, у них это получается?

– Нет. В моем понимании удачно шутили такие великие люди, как Аркадий Хайт, Хазанов, Петросян, Винокур – у них высокое чувство юмора. Поэтому, когда меня задирают, вызывают на ответную реакцию, мне этого не хочется. Раздражает.

– А шутки жены?

– У нее очень хорошее чувство юмора – лучше, чем у меня. Жену мне Бог послал.

– Что еще радует в ваши 75?

– Ну, в молодости у меня были две главные радости – книги и секс. Но сейчас из-за возраста только одно осталось...

– Книги?

– Не угадала!

[:wsame:]