Михаил Полицеймако: Когда жить тяжело, людям хочется посмеяться

Михаил Ефремов: Я из-за него машину разбил! – Мой тезка, как известно, мальчик из интеллигентной семьи. Но кроме того, он классный друг. Душа любой компании. У Миши в каждом городе, куда бы мы ни приехали с гастролями, много друзей. Преимущественно женского пола… Еще я из-за него машину разбил! Он мне позвонил под руку, а я как раз разворачивался, ну, и врезался. Мне чрезвычайно приятно выходить с Мишей на одну сцену. Его легко «расколоть» (когда актеры позволяют себе некоторые вольности, отступление от привычного сценария. – Авт.) – он моментально врубается в игру. Миша отличный актер. Природа на нем не отдохнула, это точно. А уж о том, какой он сын, говорить вообще лишне. Я думаю, любой родитель о таком отношении может только мечтать.

И не осталось, наверное, города в России, где бы артист не побывал со своими антрепризами. Активничать заставляет не только неуемный темперамент. Этот кудрявый и, сколько его знаю, вечно худеющий отпрыск актерской династии уже много лет содержит и свою семью с двумя детьми, и мать с отцом (о том, как тяжело болен Семен Фарада, давно известно всем).

Табаков хорошо платит

– Михаил, я специально подсчитала: 11 фильмов в прошлом году, 8 – в минувшем. Это без учета спектаклей, которых едва ли не столько же. Андрей Краско тоже работал на износ. Разве так можно?
– А разве я работаю на износ? В моем понимании на износ работают шахтеры или хирурги, проводящие по восемь операций в день. Их напряженность не сравнить с моей. Да, у меня много всякой работы. Она мне приносит деньги. По-другому зарабатывать их я не умею. Чем могу похвастаться в своей жизни: детьми и тем, что никогда не брал ничего чужого.
А ситуация с Андреем Краско… Я его видел лишь однажды. Если бы он, как мне кажется, не издевался над своим организмом, он бы и сейчас жил. Я знаком с его отцом. Иван Иванович в этом смысле – положительный пример. В таком возрасте (в 74 года. – Авт.) родил ребенка, чувствует себя прекрасно и тоже много работает. Тут все зависит от того, как ты к себе относишься. Думаешь, у артистов не срабатывает чувство самосохранения? Просто те, кто себя хоть чуть-чуть уважает, после того, как всю ночь выпивают, потом спят, идут в баню. Или, как я, все-таки пытаются заняться спортом, в футбол поиграть.

– Сейчас любят говорить, что уходящим легендам – таким, как Абдулов, Янковский – нет адекватной замены. Тебе, как представителю молодого поколения, обидно слышать такое?
– Как это нет замены?! Вот я играю спектакль «Бестолочь» со своей ровесницей Олесей Железняк: когда она выходит на сцену, зал дохнет. Или Маша Аронова – молодая женщина, а уже легенда театра. Из мужиков могу выделить Пашу Деревянко. Гоша Куценко – потрясающий театральный актер. Могу спорить о том, что он делает в кино, но я видел его в театре – и это блестяще… Мне кажется, эту тему поднимают люди в возрасте. Они выросли на тех актерах и только их и воспринимают, а новых не видят в упор. Многонациональная психика России постоянно рождает талантливых актеров. Лучше наших артистов – я имею в виду театральных – нет. Из театральных институтов каждый год выходят 10–15 изумрудов, которые, если будут продолжать заниматься актерской профессией, вырастут в новых звезд.
Просто раньше актеров было меньше, и их любили больше. А сегодня артистов много. И такой славы, которая была у моего папы, когда мы не могли пройти по улице, естественно, сейчас нет.

– Ты как-то сказал, что, если бы речь зашла о работе в репертуарном театре, пошел бы только в МХТ Табакова или к Петру Фоменко. Чем они лучше?
– Нынче МХТ имени Чехова переживает не лучшие времена, но к актерам там относятся, как в хорошей антрепризе. Играя на этой прославленной сцене, человек не чувствует себя угнетенным, как в других театрах. Он получает хорошие деньги, работает с режиссерами первой величины. Это немножко другой подход. Что касается Петра Наумовича Фоменко, он же не взял меня на курс, свалил меня с конкурса. Он был единственный. В остальные институты я поступил. Может быть, не хотел брать сына известных актеров? Это его дело. Я уважительно отношусь к творчеству Фоменко и мог бы пойти к нему. Раньше… Но сейчас бы подумал. Согласие означало бы потерю много чего другого. Хотя идеальная форма нынешнего театра при нашем безденежье – это, безусловно, «Мастерская Петра Фоменко».


Однокурсники не знали, что я сын Фарады

– Есть досада насчет того, что режиссеры видят тебя (кстати, как и отца) прежде всего комедийным актером?
– Это не досада, а данность. Видимо, эта сторона у меня более развита. Я зажигаю мгновенно, я нескучный человек – в общении, в работе… Это же гениальная история, как мой папа, который был не только актером, но и директором театра-студии «Наш дом», поспорил с Марком Розовским на ящик коньяка, что прочтет стихи Маяковского о советском паспорте и никто в зале не засмеется. Истерика была у людей. Папа проспорил.
Приятно, что комедии с моим участием пользуются успехом, но я открыт и к серьезным вещам. И они периодически случаются. В октябре у меня выйдет спектакль «Папаши» режиссера Виктора Шамирова. Два актера на сцене – Евгений Цыганов и я. Там у меня трагикомичная роль – люди, которые были на прогонах, не только смеются, но и плачут. Мне кажется, комедии становятся популярны, когда людям жить тяжело. Сегодня как раз такой момент. Если бы у тебя все было в шоколаде, тебе бы хотелось и поплакать, и загрузиться. Чем европейский зритель интересен? Им равноценно – что посмеяться, что подумать. Наша публика думать не хочет. Она хочет прийти на спектакль и забыть о своих проблемах на три часа.

– Какие свои роли ты считаешь визитными карточками?
– В театре есть четыре разные работы, по которым можно понять, что я за артист. Я бы советовал посмотреть «Маленькие комедии», «Приворотное зелье», Ladies’ Night и новый спектакль «Папаши». А что касается кино, тут мне труднее ответить. В театре ты можешь сказать: «Этого я играть не хочу и не буду». Театр не приносит такого дохода. А в кино свободы меньше, к тому же оно у нас сейчас все продюсерское… Наверное, я симпатичный в картине «Здравствуйте, мы ваша крыша!», где у меня главная роль. Мне нравится моя работа в фильме «День денег», где я играю писателя. Неплохая роль – психолога Левы – в сериале «Служба доверия», который уже дважды показали по каналу «Россия».

– Почему не называешь проекты «Квартета И» – «День выборов» и «День радио», благодаря которым тебя многие узнали?
– Не думаю, что по ним меня узнали. Народ любит меня по разным работам. Я почти два года вел программу «Утро на НТВ» – это одна аудитория. Потом был «Кулинарный техникум» на «Домашнем» – это другие люди. Шоу «Король ринга» – третья категория зрителей. Вспомни, в конце концов, сериал «Простые истины», в котором я из 300 серий снялся в 200… Утрирую, конечно, но в ста я точно снялся.

– Вот это я понимаю: наконец в тебе звезда заговорила.
– Да брось! Я совершенно не слежу за тем, как набираю очки. Мне важны три фактора: качество того, что делаю, отклик людей и деньги, которые я зарабатываю. А известный я артист или не очень – мне совершенно по барабану. Когда люди останавливают меня на улице и благодарят за какие-то роли – вот в этот момент мне хорошо.

– Хорошо, когда родители такие, как у тебя. Как сказал один режиссер, все начинают с нуля, а у тебя исходные условия – плюс 10.
– Я категорически против такой формулировки. Считаю, что, из какой бы семьи человек ни был, он должен все доказывать сам. Это моя позиция. Когда я поступил в институт, мои однокурсники не знали о том, кто мои родители. Педагоги, которые брали меня на курс, знали меня именно по маме – мама больше связана с театром, чем папа.
Я никогда не кичился своими родителями. На днях получали визу в португальском посольстве. Опоздали с женой на прием на два часа (это мы так с дачи ехали), там огромная очередь. Сидит женщина-секретарь. Такая, видно, очень властная, деловая. Указывает на меня пальцем и произносит: «Сын Фарады?» Я смотрю на нее: «Вообще-то я – Михаил Полицеймако». Прибрал ее и понял, что блата не будет. Тут подходит другая женщина: «Это вы? Вы – Михаил Полицеймако? У вас проблема?» Взяла наши документы, помогла. Мы вошли в кабинет – там сидит португалец Ибрагим. «О, – говорит, – я тебя видел, ты бокс-бокс». Как-то так. А когда я вижу этот пальчик… что за фамильярность? Я горжусь своим отцом, но у меня есть и свои имя и фамилия.


Государству папа по фигу
 
– Ты же совсем юный был, когда у отца случился инсульт…
– 24 года… Как сейчас помню – 21 июня 2000 года, 19-го похоронили Горина. Но эти события не связаны. Как я уже теперь понимаю, не надо было отцу делать операцию на сердце. По мнению врачей, она и спровоцировала удар. С того страшного момента, как все случилось, 9 лет прошло. И 9 лет государству в общем-то… по фигу (Михаил употребил более крепкое и точное слово. – Авт.). В общем-то у нашего государства ко всем такое отношение.
Но мы боремся. В июне были на реабилитации в 6-м госпитале, где лежали уже раз семь. Папу подпитали капельницей. Сейчас едем в Португалию, а папу отправим в Красногорск, в военный госпиталь.

– Случившееся с отцом сделало тебя уязвимее или сильнее?
– Конечно, сильнее. Сегодня звонила тетя Таня Иванова из Германии, мамина подруга детства: «Миша, как тебе тяжело, наверное…» Да я привык. Не чувствую себя истощенным. У людей какие-то проблемы возникают, я на них смотрю: такие смешные трудности по сравнению с нашими, ерунда собачья.

– Если бы не необходимость зарабатывать, так бы и остался в РАМТ?
– Все равно свалил бы. Я бе-зумно благодарен Алексею Владимировичу, нашему главному режиссеру. Уже на втором курсе я играл у Бородина Гекльберри Финна. А на четвертом – еще и Принца в «Снежной королеве», Пончика в «Незнайке». В массовке выходил, пахал по 25 спектаклей в месяц. Но потом в новых постановках мне стали доставаться маленькие роли, я не чувствовал перспективы. И Бородин меня на удивление легко отпустил. Мне кажется, внутренне он не знал, что со мной делать.


На ТВ все давно схвачено

– Постоянно вижу тебя в «Приюте комедиантов», куда актеры приходят байки потравить…
– Меня часто зовут туда как рассказчика. На самом деле эта программа – столкновение юмора тяжелого и молодежного. Я всегда веду себя естественно, хулиганю. Но многое вырезают. Недавно пришел на программу, там сидел один известный режиссер – читал отрывок из Чехова. Я и он – это такое несоответствие… Жуткая скучища была. Когда рядом Андрюха Ильин, Валера Яременко, Миша Ефремов, ребята из «Квартета И», мне весело. Мы же, актеры, общаемся в основном на работе. А вот так собраться – большая редкость. Тусоваться я не тусуюсь. Меня все время приглашают на какие-то показы-шмоказы – я никуда не хожу. Когда веду мероприятие, я зарабатываю деньги. А просто так тусоваться, прийти в Дом кино и в буфете нажраться – не для меня.

– Не оставляешь надежды что-то вести на ТВ? Вряд ли «Кулинарный техникум» – программа твоей мечты.
– На телевидении не хватает, во-первых, субботнего вечернего шоу. Из удач в этом жанре могу назвать проект «Большая разница». Не потому, что снимался там два раза – это действительно смешно сделано. Во-вторых, нет реального ток-шоу. Не того, которое подготавливается, а импровизированного. Ток-шоу у нас практически сдохло. Мне немножко нравилось уже закрытое «К барьеру!»: несмотря на то, что там все выпендривались и кричали друг на друга, смотреть было интересно.
Если же говорить конкретно обо мне, сейчас все равно надо ждать, когда тебя позовут. Стучаться в закрытые двери я пробовал. Сжирается огромное количество времени – и практически никаких успехов. На телевидении все давно схвачено, и ты ничего не можешь сделать. Есть вариант найти богатого дядю: «Старичок, вот проект. Дай денег». Но там сейчас у богатых дядь в связи с кризисом у самих проблемы. Буду ждать времени, когда такие программы, как «Пусть говорят», «Ты не поверишь!», «Дом-2» и прочая ерунда, перестанут пользоваться успехом.

– Поскорее бы. Спасибо тебе за беседу.
– Всё, что ли?! Ну чего тогда? Наливай!