Дмитрий Быков: Беда России - вечная гражданская война
Вот есть у нас явно две части народа - это условная Поклонная и Болотная, а сегодня – Лужники и Белый круг
Андрей Мальгин – один из лучших наших журналистов и редакторов, чья деятельность теперь протекает, увы, почти исключительно в блогах – задал в своем «ЖЖ» вопрос: вот есть у нас явно две части народа, различающиеся даже антропологически. Это условная Поклонная и Болотная, а сегодня – Лужники и Белый круг. Вот фотографии отсюда и оттуда: лица очень разные, не только по выражению. На Белом круге – всё, кроме агрессии. В Лужниках – почти исключительно она, безадресная, направленная в никуда. И как эти два народа будут теперь сосуществовать?
Проблема не новая. В пятьдесят шестом Ахматова сказала: сейчас две России посмотрят друг другу в лицо – та, что сидела, и та, что сажала. А еще до того была Гражданская война. А в начале двухтысячных – прекрасный фильм Абдрашитова и Миндадзе «Магнитные бури» о том, как раскололся на два враждующих стана целый город – и опять сросся по живому, словно ничего и не было.
Это наша национальная болезнь, давняя и неискоренимая беда: нация делится на две почти равные части, страстно ненавидящие друг друга. Потом какое-то время сосуществует сама с собой относительно мирно. Но при первом потрясении этот конфликт актуализуется – и страна опять рвет друг другу глотки, хорошо, если в Интернете.
Граница зыбка, но критерий различия определить можно: одни верят в массу и запрет, другие – в личность и свободу. В предельном развитии и тот, и другой тезисы оказываются для России одинаково неприемлемы: при засилье запретителей она перестает развиваться, при торжестве индивидуалистов скатывается в хаос.
У нас гражданская война кипит вечно – то холодная, то горячая. Собственно, она кипит во всем мире, где христианство сражается с нетерпимостью, фундаментализмом и зверством, – но штука в том, что в любой стране наличествуют вещи, безусловные для всех. У нас их нет. Просмотрите газету «Не дай Бог», выпускаемую добровольными адептами путинизма, и вы поймете: это в самом деле другая антропология, другая мораль, не отсутствие вкуса, а принципиально другой вкус. Это очень плохо, кто бы спорил, и очень спустя рукава. Но для этой другой России чем хуже, тем лучше, – тезис, который она напрасно приписывает своим противникам. Это они, лояльные, буйствующие с мандатом на буйство, – хотят как хуже и наслаждаются этим правом. Как же нам сосуществовать?
Очень просто. В любой гражданской войне общество принимает законы победителя и начинает жить по ним. В американской Гражданской победили северяне – и южанам пришлось отпустить рабов (чему сами рабы зачастую сопротивлялись). В Гражданской войне 1918–1921 годов победили большевики – и остальным пришлось уехать либо приспособиться.
Выбор очевиден: когда-нибудь кто-нибудь должен победить и установить свои правила игры. Хватит называть «цветущей сложностью» вечное межеумочное болтание между культурой и бескультурьем, свободой и несвободой, личностью и безличьем. Победителям пора победить, а побежденным разъехаться. Казалось бы, это так очевидно! – и, к сожалению, невозможно. Потому что победители, как это всегда бывает, опять разделятся. Это наш образ жизни и естественное для нас, увы, состояние. Гарантирующее нас от полноценного развития – но и от полноценного тоталитаризма.
Выходит, это единственное состояние страны: зыбкий и двойственный гражданский мир с готовностью ежеминутно сорваться в новую гражданскую войну. В сущности, мы никогда не жили иначе и при первой возможности делились на земщину и опричнину. Что-то есть в этом постоянном сосуществовании с врагом, готовым тебя схарчить, как только станет можно. Но почему-то он медлит. Видимо, чувствует, что зерно этого раскола живет и в нем самом.