"Не знаю, чего больше в истории с онкоцентром: полуправды или лжи"

Хватает ли тех денег, что выделяет государство на лечение онкобольных? Обсуждаем с профессором Анатолием Махсоном

Фото: Анатолий Махсон // Стоп-кадр YouTube

Генпрокуратура внесла в Минздрав представление по результатам проверки онкоцентра на Каширке: с 2015 года около 2,2 тыс. пациентов заплатили за высокотехнологичную помощь, которая по закону бесплатна, 3,8 млн руб. В онкоцентре объясняют это «несостоятельностью тарифа».

Хватает ли тех денег, что выделяет государство на лечение онкобольных, обсуждаем с директором онкокластера МЕДСИ профессором Анатолием Махсоном.

— Так нарушение или недостаточное финансирование?

— В онкоцентре запросто могло не хватать выделяемых средств, и поэтому они вынуждены были просить пациентов оплачивать лечение. До 2017 года, к примеру, в московские тарифы ОМС химиопрепараты не входили. Это раз. Во-вторых, максимальный тариф (московский) ОМС на химиотерапию был 22 тыс. руб., а есть препараты, которые стоят и 50, и 80, и 100 тысяч на один цикл. В этом году кое-что поменялось, но тем не менее — отпущенных на лечение пациента денег может запросто не хватать.

— В представлении еще написано, что 108 пациентов вынуждены были заплатить за анализы, и что это стопроцентно страховые случаи. Такое практикуется?

— Вспомните, что обещали чиновники: мы увеличим амбулаторное звено, сократим сроки пребывания пациентов в стационарах, за счет этого увеличим пропускную способность больниц, и нам всего будет хватать... Все это подразумевает, что в стационар человек приходит полностью обследованный, его кладут, оперируют — то есть делают лишь то, чего нельзя сделать амбулаторно. Если же пациента обследовать в стационаре, никакого тарифа не хватит.

Тем не менее ситуация, когда больной приходит недообследованный, это нормальная вещь. В центре его смотрят, определяют, что нужно сделать дополнительно, выписывают рекомендации... Он может сделать эти обследования в поликлинике по ОМС (обычно это или очень долго, или не то качество) или в центре, но за деньги.

Решать эту проблему надо, не наказывая больницы, а сделав доступным амбулаторное обследование. Нас, правда, убеждают: все доступно. А что на деле? Скажем, есть тариф ОМС по компьютерной томографии. Но она должна быть сделана за три недели. Разве это получается? Или взять средства на высокотехнологичную операцию. Мы в 62-й больнице считали: есть операции, где только расходные материалы могут стоить до 200 тысяч рублей. И что делать, если тариф 170 тысяч? Как можно лечить такого больного? Значит, его нужно лечить по старинке, без современных аппаратов и расходных материалов, но тогда операция будет значительно травматичней, увеличится риск осложнений.

Так что во всей этой истории с онкоцентром им. Блохина я не знаю, чего там больше — полуправды или лжи.

— Директор онкоцентра Михаил Давыдов за неделю до обнародования результатов проверки ушел в отставку. Причем не только с поста директора центра, но и с поста главного онколога России. Не означает ли это, что проверка — своеобразный толчок для его ухода?

— Видите ли, вышел новый закон, по которому он не может оставаться директором онкоцентра, поскольку ему исполнилось 70 лет. А вот с поста главного онколога он ушел по другой причине. Михаил Иванович — великий онколог, замечательный хирург, который проработал директором института клинической онкологии более 25 лет и порядка 16 лет — директором онкоцентра. И вот наступает срок его отставки (27 ноября) в центре, но в Минздраве с ним даже не обсудили, кто будет руководить центром после него. Его даже не пригласили на разговор, не то что совета не спросили. Я с ним разговаривал на эту тему.

И тогда он решил оставить все посты, особенно если назначат кого-то со стороны. Ведь сегодня в онкоцентре — целая плеяда талантливых врачей. Там теперь завотделениями — все профессора, все известные, все молодые (до 50 лет)... И если бы поставили одного из учеников Михаила Ивановича, он мне сам сказал, что остался бы там научным руководителем и помог бы.

Так что проблема в том, как все делается: в кулуарах. Давыдов такая величина в онкологии, а никто с ним не согласовал новое назначение. До сих пор неизвестно, кого назначат. Коллектив онкоцентра нервничает, уже написали письмо президенту (кажется, тысяча человек подписались) — с просьбой оставить Давыдова.

— А тут как раз проверка, да еще по просьбе ФФОМС: смотрите, за кого про́сите?

— Их без конца проверяют. Сколько себя помню, столько их и проверяют. Хотя не удивлюсь, если потом обнаружится, что эта последняя проверка была связана именно с такой мотивацией. По крайней мере, обнародование результатов проверки, которая проходила в апреле, почему-то совпало по времени с пресс-конференцией, на которой врачи онкоцентра сказали, что будут писать президенту. Пресс-конференция прошла в минувшую среду, а результаты проверки обнародовали буквально на следующий день.

— А почему в Минздраве так неприлично отнеслись к Давыдову? У него были какие-то конфликты?

— Ну, Михаил Иванович величина в медицине и человек достаточно резкий. Он не скрывает своего мнения, если недоволен — высказывается. В этом смысле он, наверное, неудобен для чиновников. Но ведь надо по делам судить. А в последнее время им очень много сделано: и ассоциация онкологов создана, и структура онкологической службы прорабатывалась, и клинические рекомендации разрабатывались... Очень большая работа велась. Но, по-моему, это мало кого волнует, кроме самих онкологов. Ну, еще пациентов...

— То есть в Минздраве не приветствуется наличие собственного мнения? И медицинские заслуги тут не спасают?

— Сам я с Минздравом, к счастью, не контактирую (в основном только со столичным департаментом), но из разговоров с Михаилом Ивановичем я так понял: да, не приветствуется все это. И не всегда к нему прислушивались.

Возьмите другие страны: везде онкология — это национальные программы. У нас — нет. И тем не менее мир приходит к нашей модели — везде в мире создаются специализированные большие онкологические центры. И они дают лучшие результаты. А мы столь небрежно относимся к тому, что уже наработано. Чиновники думают: вот сейчас поставим руководить онкоцентром какого-нибудь хирурга, и все будет так же. Да не будет.

Сегодня онкология в России стоит на втором месте среди причин смертности. А в 12 странах Европы она уже вышла на первое место. И с увеличением продолжительности жизни нас ждет то же самое.

Сегодня в России ежегодно от злокачественных опухолей умирает 300 тысяч человек. И это число все время растет. Это — колоссальная проблема, и если ею не заниматься — профессионалам — представляете, что будет?

Собственно, что именно будет, уже давно доказано. Сравнивали, к примеру, группы больных, которые лечились в обычных хирургических учреждениях и в специализированных онкологических центрах. Разница по пятилетней выживаемости доходила до 20%. Потому что онкология — это очень отдельная специальность, это вообще колоссальный кусок медицины. В народе ведь все раком называют, на деле же существует более ста видов опухолей. И ко всем нужен разный подход. Даже если взять молочную железу, там минимум пять разных видов опухолей. Их лечат совершенно по-разному, применяют разные лекарства... И эти тонкости может знать лишь человек, который посвятил этому жизнь. Цена ошибки тут — жизнь пациента.

— А у Давыдова была кандидатура, которую он хотел предложить вместо себя?

— Да. Он готовил замену и собирался остаться научным руководителем центра, не планировал ухода с должности главного онколога России.

В онкоцентре спокойно можно было бы сделать примерно то же самое, как и с центром Рошаля. И не было бы волнений среди врачей.

Если бы решение зависело от меня, я бы все сделал, чтобы сохранить школу, чтобы Михаил Иванович продолжал свое дело — тем более, что в онкоцентре столько его учеников... Но, мне кажется, определенным людям, которые принимают решения, на все это просто наплевать.

Рубрика: Здоровье

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика