Почему горим?
1
Понедельник выдался в Москве самым грязным днем этого лета. Дым от горящих на востоке и юге Подмосковья торфяников накрыл даже Кремль. В области было зарегистрировано 38 торфяных и 25 лесных очагов возгорания. И это при том, что еще вечером в воскресенье, по официальным данным, не горело вообще ничего, а в ночь на понедельник прошел пусть и короткий, но сильный дождь. Так почему мы горим, ведь если мы горим в такой ситуации, значит это кому нибудь выгодно?
Формально, пламя возгорелось оттого, что в советские годы начали осушать торфяные болота, чтобы добывать необходимый электростанциям торф — дешевое топливо. Только Шатура ежегодно поставляла по 5 миллионов тонн торфа в год, а таких месторождений у нас по стране — бешеные тыщи. В России находится порядка 40% мировых запасов торфа — почти контрольный пакет. Было время, у нас учились торфопереработке специалисты из Финляндии, Германии и прочих капстран, и теперь лидеры по поставке на рынок экологического топлива они, а не мы. У нас торфом топить нынче стало немодно, у нас в ходу иннновации и нанотехнологии, которых никто не видел и даже не нюхал. В отличие от запаха горящего торфа. Он появился, как только осущеные болота забросили и перестали за ними смотреть.
Ликвидировать торфяные пожары раз и навсегда можно только двумя путями: либо, построив дамбы, заново затопить болота водой, либо возродить торфопереработку. Но заниматься мелиорацией — дорого. А торф в России нынче никому не нужен - слишком дешев и на откатах с его поставки много не наворуешь. Да и Газпром активно лоббирует свои интересы. Даже Шатурская электростанция, которая прежде использовала торф, и та недавно окончательно перешла на газ.
Словом, дышать нам дымом отечества и дальше. Миллионы, выделяемые на тушение пожаров, в буквальном смысле утекают в никуда, значит их целевое использование проконтролировать практически невозможно. А какой же чиновник устоит перед соблазном нажиться на том, чтобы в болотном огне и его личном кармане сгорели бюджетные деньги.
Формально, пламя возгорелось оттого, что в советские годы начали осушать торфяные болота, чтобы добывать необходимый электростанциям торф — дешевое топливо. Только Шатура ежегодно поставляла по 5 миллионов тонн торфа в год, а таких месторождений у нас по стране — бешеные тыщи. В России находится порядка 40% мировых запасов торфа — почти контрольный пакет. Было время, у нас учились торфопереработке специалисты из Финляндии, Германии и прочих капстран, и теперь лидеры по поставке на рынок экологического топлива они, а не мы. У нас торфом топить нынче стало немодно, у нас в ходу иннновации и нанотехнологии, которых никто не видел и даже не нюхал. В отличие от запаха горящего торфа. Он появился, как только осущеные болота забросили и перестали за ними смотреть.
Ликвидировать торфяные пожары раз и навсегда можно только двумя путями: либо, построив дамбы, заново затопить болота водой, либо возродить торфопереработку. Но заниматься мелиорацией — дорого. А торф в России нынче никому не нужен - слишком дешев и на откатах с его поставки много не наворуешь. Да и Газпром активно лоббирует свои интересы. Даже Шатурская электростанция, которая прежде использовала торф, и та недавно окончательно перешла на газ.
Словом, дышать нам дымом отечества и дальше. Миллионы, выделяемые на тушение пожаров, в буквальном смысле утекают в никуда, значит их целевое использование проконтролировать практически невозможно. А какой же чиновник устоит перед соблазном нажиться на том, чтобы в болотном огне и его личном кармане сгорели бюджетные деньги.