Егор Кончаловский: Тема девушек интересовала Сергея Михалкова до самой смерти

13 марта исполнилось 100 лет со дня рождения детского поэта Сергея Владимировича Михалкова. Наш корреспондент встретилась с его внуком – режиссером Егором Кончаловским. По утверждению родных, он был наиболее близок со знаменитым дедом

– Егор, каким для вас был дедушка?

– Дедушкой Сергей Владимирович был очень странным. Он всегда одинаково одевался. У него был серый пиджак, Звезда Героя, галстук, белая рубашка и брюки. Такое ощущение, что у него одинаковые наборы костюмов висели в шкафу и он только перевешивал Звезду Героя.

Его внешность мало менялась за те 40 с лишним лет, которые я его знал. Говоря же о его качествах как деда – от прямых обязанностей дедушки он абстрагировался и больше действовал на детском идеологическом фронте – через свои стихи, через свои басни, сказки, пьесы...

Сколько помню его, он меня ни разу не ругал, ни разу не наказывал. Последние, наверное, 10–15 лет его жизни, когда мы очень-очень дружили и часто встречались, мы много разговаривали. Вы не поверите, наши беседы были совсем не о том, о чем должны разговаривать внук и дед. Мы говорили в основном о девушках. Его очень эта тема интересовала до последних дней жизни. Таких отношений, как с дедом, у меня нет, например, с Никитой или с папой. А с дедом мы были товарищи.

Как это сложилось, каким образом – я не знаю, но, во всяком случае, мы всегда были с ним предельно откровенны. Единственное, что ему не нравилось, так это то, что я курю.

Однажды я приехал в Париж, зашел к нему в гостиницу. Там на подоконнике обнаружил открытую пачку сигарет. Я спрашиваю: «Ты что, закурил?» Он отвечает: «Да нет. Я купил их в аптеке. Они без табака и без никотина». «Тогда зачем ты их купил?» А он отвечает: «Да так, повыдрючиваюсь в Москве».

– Ваш дед – писатель, депутат, отец и дядя – режиссеры. Как жить в такой семье?

– Когда я был молодой и не очень умный, наличие такого деда, как Сергей Михалков – автора гимна и депутата Верховного Совета, – автоматически причисляло меня к так называемой золотой молодежи. Слава Богу, мне эту ситуацию удалось в какой-то момент сломать, когда я уехал на Запад. Кстати говоря, дед был очень против того, чтобы я уезжал. Он был убежден, что тотчас же, как только я ступлю на английскую землю, меня завербует ЦРУ.

– Вы были золотой молодежью, а он был дворянином...

– Он этого не скрывал, но и не выпячивал. Пара научных сотрудников занимались архивами и поднимали историю рода по его инициативе. Они посчитали предков наших до XVI века. И это, конечно, его заслуга. Он это тихонечко делал.

Иметь дворянское происхождение в сталинское время дед опасался. Даже ударение в фамилии стало ставиться на другую букву. Еще его отец – профессор-птицевод – написал книжку, за которую вполне могли посадить. Называлась она «Почему в Америке куры хорошо несутся». После этого мой прадед переехал из Москвы в другой город – от греха подальше.

– Что дед вам рассказывал о войне?

– Это одни из самых ярких впечатлений. Он работал корреспондентом газет «Во славу Родины» и «Сталинский сокол». Дошел до Сталинграда. Награжден боевыми орденами и медалями. Но мне он говорил: «Если бы у меня был пистолет и передо мной стоял немец – я бы его застрелить не смог». То есть во время войны он ни разу не стрелял. В него стреляли, его контузило, но он – ни разу. И при этом дед был все время на передовой.

– Говорят, у него был пижонский по тем временам «Мерседес».

– Я частенько возвращался с ним с дачи, из Николиной Горы, на этом «Мерседесе». И в нем был магнитофон, а в магнитофоне стояла кассета. Как-то мы едем – а машине было уже несколько лет, – и я спрашиваю: «А что мы музыку ни разу не послушаем?» Он удивился: «А что, тут музыку можно послушать?» Включили кассету. Играет «Тум балалайка». Он и говорит: «Ой, как здорово! Тут и музыка есть!» Проходит еще несколько месяцев, мы опять едем, и он мне говорит: «Ну давай послушаем музыку». Включаем – и опять та же самая «Tум балалайка». То есть он понял, что есть музыка в машине, но что можно поменять кассету, не догадался. Потом я ему объяснил, что можно вынуть кассету и вставить какую-нибудь другую, например «Рамштайн».

– Кто же в вашей семье Михалковых более всего похож на Сергея Владимировича?

– Некоторые говорят, что Никита Сергеевич с возрастом становится все более похож на деда. Внешне – да. А вообще, не знаю, мне хочется думать, что я, хотя внешне, конечно, похож не очень. Он был очень добрым человеком. В нем не было гнева, зависти, желания отомстить. Он поэтому и прожил так долго. Потому что в нем не было тех качеств, которые сокращают нашу жизнь. Мы сами сокращаем нашу жизнь.

– Как Сергей Владимирович переживал дефолт?

– Сергей Михалков всю жизнь работал от рассвета до заката, каждый день. Он был небедным человеком. К тому моменту, когда начались великие изменения в нашей стране, он был уже очень пожилым. И в какой-то момент все его накопления сгорели.

Дед сидел в своей большой квартире на площади Восстания и как-то был немножечко даже заброшен. Он никогда не ругал происходящие перемены в стране, никогда не сетовал. Довольно спокойно и скептически относился к тому, что происходит. А когда в дефолт рубль упал в четыре раза и соответственно все подорожало в несколько раз, многие потеряли всё. Даже бизнесмены, которые занимались розничной продажей (шоколадки, конфеты, то, что покупали в ларьке), не знали, что делать, потому что их продукция подорожала в 4 раза. Покупателей не было. И вот одна голландская компания, делавшая сладости и конфеты, решившая закрывать офис в России, сделала мне рекламное предложение. Они решили выпустить в России конфету, которая везде в Европе называлась «Лонг Джон» – «Длинный Джон». Но в России ей надо было найти адекватное название. И я предложил назвать ее «Дядя Стёпа». Они с радостью согласились и предложили очень хорошие деньги за это, но поставили несколько условий.

Режиссером рекламного ролика должен был быть я. Дед должен был написать сценарий. А в рекламе должны были сняться его внуки и правнуки. Через день я получил листочек от деда, где было написано «Депутат Верховного Совета СССР Сергей Владимирович Михалков» и далее машинописный текст: «Реклама. Не мечтали даже дети. Дядя Стёпа есть в конфете». Это и стало слоганом.

Я собрал детей и чуть не сошел с ума на этих съемках, потому что все они ковыряли в носу и удержать их в кадре было невозможно, но как-то мы это сняли. И это был, наверное, единственный раз, когда я видел Даду нормально выпившим (Дада – это наследственное прозвище Петра Петровича Кончаловского, его тестя, перешедшее к Сергею Владимировичу). Он выпил бутылку виски, а ему уже было в то время сильно за восемьдесят. Для него этот контракт с голландской компанией был чем-то немыслимым.

– Вы помните, когда начали читать стихи Сергея Михалкова?

– По-настоящему я стал читать деда только своей дочери – стихи, я имею в виду. До этого я всегда думал: «Это же дед, чего деда-то читать? Есть много других поэтов. Деда я всегда успею прочитать». А вот когда я стал читать его дочке, то узнал его, как прекрасного поэта. Но это произошло уже в зрелом возрасте. Кстати, до того, как он женился во второй раз, по какой-то причине он завещал мне права на «Дядю Стёпу». Это одно из главных его произведений. Что меня очень озадачило. Дед, вероятно, думал, что я буду этим заниматься.

– Вы не хотели написать книгу о нем?

– Я бы с большим удовольствием снял художественный фильм про Сергея Михалкова. У него была длинная, очень интересная жизнь, полная коллизий – трагических и драматических. И если бы Артем Михалков не старел, он бы сыграл деда, так как очень похож на него в юности.

Читайте также