Наше расследование. Кто скрывает правду о расстреле мирных жителей

По местному ТВ весь день крутят трансляцию встречи «большого» президента с «маленькими» президентами кавказских республик. Новый полпред Александр Хлопонин раз 20 в своей беглой речи упомянул слово «кластер», которых на Кавказе он пообещал аж целых три: образовательный, туристический и, кажется, промышленный. Кавказцы смотрели на менеджера примерно с таким выражением: «Тут хоть кластер, хоть клейстер, Кавказ быстро не склеишь».

Вторая часть совещания проходила в только что выстроенном здании ФСБ в Нальчике, и ее по ТВ не транслировали. Поэтому неизвестно, обсуждалось ли убийство мирных жителей в Сунженском районе Ингушетии. Ясно одно: никто из участников высокого совещания не отправится выяснять это ни в Чечню, ни в Ингушетию, на границе которых и произошел инцидент – о нем до сих пор предпочитают не распространяться вслух.

Поэтому дальше наши пути расходятся: президенты разъезжаются по своим большим и малым столицам, я – в чеченское село Ачхой-Мартан, где живут все 7 семей убитых, раненых и пропавших без вести.

По чесноку

До Ачхоя 2,5 часа пути через Кабарду, Ингушетию и Чечню. Штук 7 блокпостов. На месте сразу знакомлюсь с кавказским гостеприимством послевоенной специфики: меня одновременно хотят и оставить погостить (неизменное правило по кавказскому менталитету), и побыстрее сплавить на более безопасную территорию. Потому что знают: здесь в спецоперацию может превратиться все что угодно – поход в магазин, слишком подробные и долгие расспросы и даже банальный сбор дикого чеснока, после которого 11 февраля четверо человек оказались убитыми, двое ранены, а один пропал без вести. Из этих семи человек, попавших в мясорубку спецоперации, четверо были практически детьми – от 16 до 18 лет.

Здесь запросто можно оказаться в зоне контртеррористической операции, которую объявили буквально пару часов назад. И тогда за тебя никто не в ответе. «Оказался в ненужное время в ненужном месте» – как сказали одному из родителей погибших.

Тетеньки на рынке переговариваются, что свежей черемши сегодня не привезут – район опять оцепили на спецоперацию. Черемша – это дикий чеснок, который растет в лесу, под снегом, и начиная с середины января становится главным местным промыслом.
– Люди отправляются в лес с большими мешками. Некоторые даже остаются ночевать в лесу – роют себе типа берлог, на коленях ползают, ищут ростки травы, которую называют «кавказским женьшенем», и выкапывают по одному росточку. В начале сезона черемша стоила 250 рублей за килограмм, а сейчас подешевела до 50, – просветил меня редактор местной газеты Имран Раисов.

На одной чаше весов – копейки, которые можно заработать, на другой – жизнь. Чтобы было понятно: представьте, что вы пошли в лес по грибы, а вас окружили и постреляли.

Мертвые

Обычный кавказский двор. Только непривычно тихо. На пороге появляется молодая женщина с опухшими от слез глазами и в черном платке. Даже в такой трагической ситуации гостя не оставляют за порогом. В доме Новдаш вспоминает в мелочах то, что теперь уже не сможет забыть:

– Сын Мовсар меня несколько дней уговаривал: отпусти с друзьями за черемшой. Я раздумывала – все-таки школьник еще, но потом почему-то согласилась – знаете, как они умеют уговаривать… А уже вечером, как не вернулись, мы забеспокоились. Поехали к лесу, а он уже оцеплен. Только на третий день нас пустили туда, где мы нашли тела наших детей. Как их можно было с боевиками перепутать: видно же, пацаны еще – ни бороды, ни оружия, ни камуфляжа, за спиной только мешки для сбора черемши.

Как – на это нет официального объяснения. 13 февраля выступил президент Ингушетии Юнус-бек Евкуров, который признал, что во время спец-операции было уничтожено 18 боевиков, погибли и мирные жители. От Рамзана Кадырова в Ачхой приехала правительственная делегация, которая вручила семьям погибших по 300 тысяч рублей компенсации. Позже по 50 тысяч рублей передали ингушские власти. От военных нет даже извинений.

– Уже после похорон один из друзей Мовсара, который тоже был в лесу, передал нам его фото – снял на мобильный телефон. Это его последняя фотография…

Другого отца, Зию Катаева, потерявшего сына, встречаю на улице. В салоне старых «жигулей» – целый детский сад. После смерти жены он в одиночку воспитывал пятерых детей. Теперь – четверых. На вырученные от черемши деньги семья собиралась провести электричество в свой бедный дом.

На руках у Зии сейчас только постановление Следственного комитета, где сказано, что проверка показала, его сын – не боевик, а сам он признается потерпевшим. Но Зии почему-то от этого не легче…

140 сборщиков черемши в тот день вышли из леса почти без проблем – их только погрузили в автобус и до утра продержали в отделении для выяснения личности. У всех на руках были справки из администрации, что они – сборщики черемши.

– У наших ребят такие бумажки тоже были, но они им не помогли. Они ушли в лес подальше от других, а выйти решили пораньше, потому что замерзли. Дети же еще, – говорит Новдаш.

Живые

Ирония судьбы в том, что 11 февраля стало самым успешным и самым черным днем одновременно. Военные отрапортовали о небывалом успехе – убиты 18 «лесных братьев» и найдены сейфы оружейные, спрятанные в лесу. Но тут же выяснилось, что на двух застреленных боевиков приходится один погибший или пострадавший гражданский. Как оценят эту операцию? Готовить дырочки под ордена или срывать погоны?

Двое сыновей Луизы Мултаевой – единственные, кто уцелел из этой группы сборщиков черемши.

– Когда начался обстрел, младший, 16-летний Аглан, был ранен в ногу, но сумел откатиться в канаву, где просидел два дня. Только когда все стихло, он сам вышел из леса – раненый и с обмороженными ногами. Старший, 18-летний Арби, натерпелся еще больше. Его задержали и сутки допрашивали в лесу. Раздели догола, связали руки и так продержали босиком до утра. Еще и смеялись – то помычи, то покукарекай, то козлом поблей… Кто это был, он не знает, они не представлялись. Только помнит – в белых маскировочных костюмах, с автоматами. Наутро его передали другим военным – те его чаем напоили и дали теплую одежду. После возвращения домой сыновья несколько дней вообще молчали. Сейчас заговорили, но на эту тему говорить не хотят. Я от греха подальше отправила их в Россию, к родственникам.

После боя

Глава администрации ингушского села Аршты, близ которого случилась трагедия, подтверждает мне официальную версию, что предупреждение не ходить в лес было. Хотя и странное.

– Мне сказал глава района, а я подходил к автобусам, на которых сборщики черемши приезжали, и говорил им, что в лес ходить не стоит, – рассказывает арштинский глава Бай-Али Акиев. – Правда, нам не сообщали о предстоящей спецоперации и не выставляли блок или оцепление у леса. Наверное, боялись утечки информации…

Получается, «утечки информации» и соответственно срыва операции боялись больше, чем случайных жертв среди мирного населения.
И.о. главы ачхой-мартановской администрации Мухаммад Асхатов в воскресенье – на рабочем месте. Он между двух огней: с одной стороны, надо как-то смотреть в глаза односельчанам, с другой – перед военными он так же беззащитен, как и любой селянин. Гораздо охотнее он говорит про мирные планы района, про восстановление трех предприятий и приглашение школьных учителей из России.

– Кто где проводит военные операции, нам же не рассказывают, – пожимает плечами Мухаммад…