Человек по имени Цой
Аноним
Прошедшее воскресенье я провел перед телевизором, чего не случалось очень давно - пересмотрел все передачи, посвященные памяти Виктора Цоя. Каналы переключались в режиме нон-стоп - практически на каждом из них вспоминали Цоя. Не помню, чтобы кому-то из музыкантов, ушедших из жизни, отдавалось столько эфирного времени.
Передачи были разные: спокойные и с надрывом, с общими рассуждениями современных "типа звезд" и пронзительными воспоминаниями близких людей Цоя.
Он мало общался с журналистами - не любил повторять то, о чем пел в своих песнях. Но тем бесценней каждое сказанное им слово. И эти слова как-будто вернули меня в прошлое.
О гибели Цоя я услышал по радио. Мне было почти 16. Я вспомнил свое ощущение обиды от того, что больше не будет песен: кассеты с его "Звездой по имени Солнце", "Алюминиевыми огурцами", "Мамой-Анархией", "Группой крови" всегда лежали рядом с моим магнитофоном. Ничего сильней с тех пор я так и не услышал.
Вспомнил, как меня с одноклассниками не пустили в наш поселковый клуб, где шла "Асса" -- посчитали слишком маленькими. И как в середине девяностых, уже учась в институте, я бегал по общаге в поисках телевизора - потому что в час ночи показывали "Ассу". Вспомнил, как, не отрываясь, смотрел этот фильм в ожидании тех самых последних кадров, где "Перемен требуют наши сердца".
Вспомнил, как всеми правдами и неправдами я раздобыл грампластинку с "Черным альбомом" группы "Кино" и как мы переписывали на бумажку слова песен, чтобы петь их под гитару.
Теперь, смотря по телевизору последний концерт Цоя в "Лужниках", прошедший летом 1990 года, я жалею, что не был в тот момент в Москве. И не попал на концерт, на котором не было спецэффектов, а был только голос и строчки песен, от которых по-прежнему бросает в дрожь: "И мы знаем, что так было всегда,// Что судьбою больше любим,// Кто живет по законам другим,// И кому умирать молодым". Своими простыми фразами Цой сказал больше, чем все сегодняшние звезды вместе взятые.
Цой спел: "Песен, еще не написанных, сколько?//Скажи, кукушка,//Пропой.//В городе мне жить или на выселках?//Камнем лежать//Или гореть звездой?"
Мне кажется, прошедшие со дня его гибели 20 лет дали ответы на эти вопросы.
Передачи были разные: спокойные и с надрывом, с общими рассуждениями современных "типа звезд" и пронзительными воспоминаниями близких людей Цоя.
Он мало общался с журналистами - не любил повторять то, о чем пел в своих песнях. Но тем бесценней каждое сказанное им слово. И эти слова как-будто вернули меня в прошлое.
О гибели Цоя я услышал по радио. Мне было почти 16. Я вспомнил свое ощущение обиды от того, что больше не будет песен: кассеты с его "Звездой по имени Солнце", "Алюминиевыми огурцами", "Мамой-Анархией", "Группой крови" всегда лежали рядом с моим магнитофоном. Ничего сильней с тех пор я так и не услышал.
Вспомнил, как меня с одноклассниками не пустили в наш поселковый клуб, где шла "Асса" -- посчитали слишком маленькими. И как в середине девяностых, уже учась в институте, я бегал по общаге в поисках телевизора - потому что в час ночи показывали "Ассу". Вспомнил, как, не отрываясь, смотрел этот фильм в ожидании тех самых последних кадров, где "Перемен требуют наши сердца".
Вспомнил, как всеми правдами и неправдами я раздобыл грампластинку с "Черным альбомом" группы "Кино" и как мы переписывали на бумажку слова песен, чтобы петь их под гитару.
Теперь, смотря по телевизору последний концерт Цоя в "Лужниках", прошедший летом 1990 года, я жалею, что не был в тот момент в Москве. И не попал на концерт, на котором не было спецэффектов, а был только голос и строчки песен, от которых по-прежнему бросает в дрожь: "И мы знаем, что так было всегда,// Что судьбою больше любим,// Кто живет по законам другим,// И кому умирать молодым". Своими простыми фразами Цой сказал больше, чем все сегодняшние звезды вместе взятые.
Цой спел: "Песен, еще не написанных, сколько?//Скажи, кукушка,//Пропой.//В городе мне жить или на выселках?//Камнем лежать//Или гореть звездой?"
Мне кажется, прошедшие со дня его гибели 20 лет дали ответы на эти вопросы.
