Валерий Тодоровский: Нужна смелость надеть зеленые носки!

Это история из жизни советских «неформалов» 1950-х, выбравших жизнь ради жизни, а не ради государства. А еще это веселая история, где много музыки, любви, легендарных песен и щемящей радости, которую иногда принимают за молодость. О том, как ему удалось устроить весь этот праздник, Валерий Тодоровский рассказал «Собеседнику».
 

– Почему рабочее название «Буги на костях» поменяли на «Стиляг»?
– Это очень больной вопрос. Название «Буги на костях» было точным и броским. Но незадолго до выхода фильма прокатчики заявили, что никто в нашей стране его не поймет. Никому не может прийти в голову мысль, что речь идет о музыке, записанной подпольным способом на рентгеновских снимках (а именно так рок-н-ролл и другие запретные стили распространялись в СССР до появления магнитофонов. – Авт.). Пришлось все предельно упростить.

– Прокатчики часто утверждают: народ это будет смотреть, а это не будет. Есть основания для таких обобщений?
– Прокатчик привык к чувству тотального страха. Страха, что слишком длинно, серьезно, непонятно. Страха эпохи и жанра. Пятидесятые годы – это страшно, потому что слишком давно. Мюзикл – это страшно, потому что наши люди не любят мюзиклы. Прокатчик боится низких сборов, зритель боится незнакомого. Не смотрят у нас детектив, триллер, экшен и мелодраму. Я про авторское кино и не говорю. Слово «драма», которое, на мой взгляд, просто свидетельствует о наличии конфликта, а стало быть, и сюжета как такового, вообще в присутствии зрителей произносить нельзя. В итоге поляна сделалась такой узкой, что на ней остались две тропинки. Это максимально простая комедия с участием медийных звезд…

– «Самый лучший фильм»?
– Например. Важно, что зритель видит актеров по телевизору и узнает об их личной жизни из желтой прессы. А второе направление, как показал сейчас прокат фильма «Адмирал», – это патриотический блокбастер. Причем слово «патриотический» здесь на первом месте не только потому, что такой порядок слов. Я сделал все возможное, чтобы фильм «Стиляги» стал веселее и короче, но он не подходит ни под одну, ни под другую категорию. И это большой риск. Если мы успешно пройдем по этой третьей тропинке, когда-нибудь и ниша образуется.

– Замысел этой картины появился у вас давно…
– Очень давно. Лет десять назад.

– Вы просто хотели довести до конца проект? Или для вас это актуальный материал?
– Более чем актуальный. Я убежден, что каждому проекту свое время. Десять лет пошли на пользу. Ведь про что фильм? Он о людях, которые пребывают в осознанном меньшинстве. Сейчас это не ностальгическое ретро, а прямая аналогия. Я хочу подчеркнуть, что не собираюсь никого воспитывать. В конце концов, это же мюзикл. Но он говорит о том, что иногда надо иметь известную смелость, чтобы надеть зеленые носки. Особенно если вокруг сто миллионов носят серые.

– Сейчас много снимается фильмов о «славном прошлом». Вы всегда говорили о современности, теперь тоже сделали картину о Москве пятидесятилетней давности…
– Я себя не вписываю ни в какую тенденцию. Еще во ВГИКе я мечтал сделать костюмный музыкальный фильм. И потом, «Стиляги» совсем не воссоздают прошлое. Я выбрал пятидесятые годы потому, что тогда было очень острое противостояние. До вопроса, кто что чувствует или думает, просто не успевали дойти. Все начиналось с того, кто как выглядит. К тому же я не боюсь заниматься мифологизацией истории. В художественном кино не нужно дотошно восстанавливать факты. Для меня уже неважно, какими были реальные комсомольцы. Важно, что это наша вечная тема: ходить строем с одинаковыми значками – или против всех и в зеленых носках.

– Кстати, о мифах. Ведь в «Стилягах» почти нет музыки пятидесятых?
– Там звучит классика русского рока. Он созрел, потому что стиляги начали танцевать под новую музыку и создали тех, кто начал эту музыку сочинять. Сейчас и ее забывают. Молодые артисты, которые у меня снимались, не знали, кто такие Бутусов и Цой.

– Удивительно!
– Но это факт! Когда я целенаправленно слушал русский рок во время работы над фильмом, я понял, что это тоже классика. Как «Битлз», которых давно играют симфонические оркестры. Мы так же сделали в «Стилягах» песню Цоя «Восьмиклассница» – как классику.

– То, что в фильме звучит «музыка детей», тоже льет воду на мельницу мифа?
– Конечно. Но важно и то, что в пятидесятые годы у стиляг не было своей музыки. Была музыка официальная, которую они игнорировали. Была музыка иностранная, контрабандная, которую они обожали. Странно было бы в 2008 году в России делать мюзикл на западном материале. Кстати, деятелей русского рока волновали те же проблемы, что и стиляг. Они ждали перемен.

– Мой отец сказал бы: «Ну как же! «Ищейка» Элвиса – это была наша музыка!»
– Да. Но у меня не было задачи снять фильм про их музыку. У меня была задача снять фильм для современного зрителя. Когда в «Мулен Руж» звучит Мадонна, это не вызывает удивления. Мюзикл – жанр, который, слава Богу, позволяет хулиганить.

– Это ваш первый фильм с хорошим концом?..
– Да, герой в конце обычно умирал. Для «Стиляг» у меня тоже был заготовлен трагичный финал. Но жанр сделал свое дело. Даже «Кабаре» Боба Фосса, где герои расстаются, создает ощущение праздника. В «Чикаго» две соперницы вместе выходят на сцену. Нельзя иначе. Если в фильме «Любовник» я не мыслил другого финала для героя, сгоревшего в огне своих страстей, то здесь все надо было сделать по-другому.

– Планируете вернуться к привычному трагизму?
– Я не знаю, какой будет моя следующая картина. Точно могу сказать, что после «Стиляг» я хочу вернуться в камерное кино, где внутренняя жизнь человека рассматривается под увеличительным стеклом. На «Стилягах» я натерпелся тягот, связанных с масштабным производством. Но я не жалею. Каждый режиссер должен хоть раз в жизни сделать фильм, доступный всем без исключения.