Александр Роднянский: Я сыну отсоветовал ехать на Украину

«Кино в России – не бизнес»

– Мы с вами встречаемся в разгар дискуссии о судьбах российского кинематографа: говорят, государство в прошлом году из-за кризиса уже не финансировало ни одной картины и сейчас на деньги Агентства по культуре и кинематографии вообще не снимается ничего. Может повториться «сталинское малокартинье» – пять фильмов в год?

– Это верно только отчасти – сейчас разработана новая схема финансирования российских фильмов, вполне революционная и потому вызывающая вопросы. К примеру, существует некий внутренний список компаний, которые получают деньги от государства сразу на несколько фильмов. Мы в эту «компанейщину», понятное дело, не входим. Пока, по крайней мере.

– А кто входит?

– ЦПШ (Central Partners­hip), «ТриТэ», естественно, потом СТВ Сергея Сельянова… Всех не вспомню. К конкретным людям никаких претензий – имена все известные, но механизм отбора? Далее: им выделяется три миллиарда рублей. Достаточно ли этих средств? Допустим, на миллион долларов можно снять скромный дебют. Что касается масштабных игровых проектов – видимо, при таком госфинансировании у нас действительно будет не больше пяти проектов в год, если не вмешается частный бизнес. Но как раз насчет частного бизнеса у меня максимальные сомнения, поскольку заработать на кинематографе – как продюсер говорю – сегодня нереально.

– А что реально?

– В результате огромных усилий выйти в ноль. Иллюзии закончились: российское кино при теперешнем положении дел – при том механизме проката, который есть, при той аудитории, которая сформировалась – в лучшем случае возвращает деньги, а в девяти случаях из десяти будет убыточно. И даже американизированный коммерческий расчет, как выяснилось, не помогает, скорее вредит – «Черная молния», на которую возлагалось столько надежд, в прокате имеет бледный вид, что заставляет Тимура Бекмамбетова пенять на аудиторию. Но
российская аудитория хочет себя уважать, и ее можно понять.

– Почему картина провалилась? Всё было за нее…

– Не всё – она стартовала на фоне «Шерлока Холмса» и «Аватара». «Холмс», кстати, кажется мне картиной вполне интересной, куда более неоднозначной, чем сказка Кэмерона. Но когда начинаешь в такой компании, когда в одном зале кинотеатра идет американский мегахит, а в другом ты, – шансы тают.

Российский зритель вообще являет собою некий парадокс, отслеженный в прошлом году, в августе, опросом Левада-Центра, не доверять им нет оснований. Составлена двадцатка «самых любимых аудиторией­» отечественных фильмов XXI века (правда, туда попал один из фильмов девяностых —«Сибирский цирюльник»), то есть картин, которые зрителю вообще запомнились, вошли в его культурный обиход. Первое место заняла «Девятая рота», в пятерку также вошли «Остров» и упомянутый «Цирюльник», замкнули ее «12» с «Адмиралом» (фильмы последнего года – «Обитаемый остров» и «Стиляги» оказались среди -надцатых). Отсюда какие выводы? Первое: слишком откровенные заимствования не приветствуются. Второе: зритель хочет себя уважать. То есть на откровенную приманку он не ловится, ему нужна чуть более сложная эмоция, и даже «Адмирал», я уверен, попал в топ прежде всего потому, что в нем за героем нет однозначной исторической правоты. Это все-таки история про то, как свои истребляют своих. И наконец, вывод, с которым я не понял пока, что делать, – современный зритель категорически не хочет смотреть про свою сегодняшнюю жизнь.

– Или ему не показывают?

– Нет, не хочет. Можно снять сегодня замечательную драму про сейчас, и она провалится в прокате. Единственный шанс вытянуть ее – «Закрытый показ»: если вас купит телевидение. Берем «Простые вещи» Попогребского, собравшие букет премий и восторженных критических отзывов. Они прошли в «Закрытом показе» с долей около тридцати: это результат, с которым приходится считаться. Но в прокате – ноль. Россия про себя смотреть не желает, и точка. Российский зритель категорически отказывается видеть себя со стороны, и я третий год ломаю голову над этой проблемой и не могу ни до чего доломаться.

– Я знаю, кажется.

– Сейчас вы скажете, что дело в свободе.

– Нет! Совершенно не в ней. Чтобы смотреть серьезный фильм, нужен квалифицированный зритель. А мы его потеряли, и поэтому сейчас он готов с мокрыми глазами выходить с «Аватара», но простых вещей, извините за каламбур, не воспринимает.

– Да, это, по всей вероятности, так и есть. Потому что уровень жизни в стране зависит, как это ни парадоксально, не от свободы, а от просвещенности большинства. Свобода только в той степени и нужна, в какой она способствует этому просвещению. Я сужу об этом по Украине. Там сейчас свободы – ешь чем хочешь. Но общий уровень и перспективы – таковы, что своему сыну, выпускнику хорошего заграничного университета, романтику и интеллектуалу, я категорически отсоветовал ехать на Родину, куда он очень стремится. Я сказал ему: усвой, пожалуйста, что ты там не нужен. По крайней мере сейчас. И боюсь, что это надолго.

Украинское отступление

– Я знаю, что вы следите за украинской ситуацией весьма пристально.

– Это так, но не участвую я в ней почти никак – примерно с начала 2000-х, когда обозначились ее нынешние контуры. Все ведь было очень предсказуемо.

– И кто выиграет?

– А это неважно. Понимаете, там все очень гордятся непредсказуемостью ситуации – кто будет президентом, – и не понимают, что это как раз самый неинтересный вопрос. Обе эти фигуры – что Янукович, что Тимошенко – обречены на примерно одинаковые ходы. Выбор строится по простой схеме: есть яркий лидер, действительно умный, действительно пассионарный и почти на все готовый, чтобы эту власть удержать, – Юлия Владимировна. Яркость ее вполне компенсируется крайней степенью цинизма, в том числе в отношении соратников. Есть Янукович – человек с широкой поддержкой, все-таки 10 процентов – серьезный отрыв, но заметьте, что человек это слабый, сливавший все, что было можно. Возьмите ситуацию Майдана: он официально объявлен президентом. Можете вы себе представить, чтобы Тимошенко на его месте отдала бы власть?

– Но Майдан? Танки пускать?

– Зачем танки? Поливальных машин было бы вполне достаточно! Потом: президент считается по закону официально избранным после того, как об этом официально сообщает одна из двух правительственных газет. В ночь после объявления ЦИКом результатов выборов Петр Порошенко с небольшой группой людей идет и останавливает их выпуск. Можно представить, чтобы Юлия Владимировна не выставила человек сто у каждой типографии? Более того: после Янукович сдавал все с такой же легкостью. Премьерский пост, например. И потому нет никаких оснований думать, что при нем украинский курс изменится. Будет такая же провинциализация, которая и в России-то идет стремительно, а в Киеве особенно заметна. Будет ситуация второстепенной восточноевропейской страны, которая от России отстала, а к Европе не пристала. И насчет интеграции с Россией – вы что же думаете, что здесь, в России, кто-то очень ее хочет? Тут давно нашли замену всем украинским предприятиям, с которыми были теснейшие партнерские связи. Россия в гораздо большей степени ориентирована на Европу, чем на Украину. Вообще непонятно, кто кому нужней и откуда у огромного большинства украинского населения эта фантомная боль – все только и делают, что сравнивают себя с Россией. Насколько там меньше свободы, больше коррупции…

– А вы абсолютно не верите в более тесные формы партнерства и в конечном итоге новую, пусть более гибкую Переяславскую Раду?

– Нет, это, по-моему, исключено. Украинская молодежь чаще бывает в Европе, чем в России, и совершенно не мыслит себя частью российских контекстов. Независимость стала основой мировоззрения, поскольку больше опираться по большому счету не на что. Другое дело, что никаких специфически антирусских настроений ни на востоке, ни даже на западе Украины нет, и президент Ющенко ничьей позиции не выражает. То есть выражает – есть такая Чикагщина, американская диаспора. Он вообще человек интересный, Ющенко: провалил практически все, что можно было. До какого-то момента он книг не читал вообще. Потом познакомился в самолете со своей нынешней женой и открыл для себя печатное слово. Она свозила его в гости к американской диаспоре, а для них голодомор до сих пор проблема номер один, а ОУН и УПА – Организация украинских националистов и Украинская повстанческая армия – политический идеал. Ему там стали рассказывать, як воно усе було. Вот чем он нашпигован, а в основной своей массе украинское население этих чувств не разделяет, и сыграть на них не получилось. Результат его на выборах вы знаете.

– Я знаю, что вы дружны с Сергеем Тигипко. Оказавшись третьим в президентской гонке, он может свои 13 процентов приплюсовать к кому угодно, и это решит игру…

– А зачем ему это делать? Чего у него сейчас нет? Сергея Тигипко я действительно знаю много лет. Это успешный банкир, выгодно продавший свой банк. Шведский банк Swedbank хотел зайти на Украину и зашел, купив ТАС-Коммерцбанк примерно за миллиард. Это серьезная сумма, на Украине особенно. Зачем теперь Тигипко поддерживать кого-то из кандидатов, когда он и так с гарантией премьер-министр? Ясно же, что ни Янукович при Тимошенко, ни Тимошенко при Януковиче премьером быть не может, по крайней мере в ближайшее время. Так что исход борьбы зависит не от третьих сил, а от того, у кого из двух кандидатов меньше моральных ограничений. А после кампании, прошедшей без ограничений, сами можете себе представить, какая начнется жизнь. Я не перестал за все это болеть и ощущать родным, но перестал связывать свои профессиональные перспективы с Киевом.

– То есть вы планируете по-прежнему продюсировать российское кино?

– Да, и решил для себя, как это делать.

Строить русский ковчег

– Поделитесь идеями.

– Они несложны, надо только отдать себе трезвый отчет в нескольких вещах. Первое: российское кино интересно в основном русскоязычному миру, мирового спроса на него сейчас нет. Второе: из опыта заграничного проката российского кино очевидно, что наши попытки блокбастеров там пока проваливаются – в частности «Ночной Дозор», который там все-таки пошел, особенного успеха не стяжал. А вот «Русский ковчег» Сокурова заработал в обычном американском прокате 6 миллионов долларов. От России ждут специфического кино – в первую очередь артхауса. И если мы хотим, чтобы нас там смотрели, нужен «Русский ковчег».

– Однако сами вы спродюсировали «Обитаемый остров».

– «Остров» делался для России, а не для американского проката. Я могу сложно относиться к этой работе – время покажет, в чем мы были не правы, – но для меня это картина важная, и я считаю ее принципиальной удачей. «Обитаемый остров» – попытка третьего пути между кинематографом аттракционов и фильмами для высоколобых. Обратите внимание, американское кино давно нащупывает тот же третий путь.

– В каких, например, фильмах?

– В том же «Холмсе», в «Бенджамине Баттоне», «Темном рыцаре», еще раньше – в «Матрице». Ситуация ведь развивалась каким образом? Американское кино серьезно борется за все мировые территории. Это крупнейшая промышленность, национальный бренд. В шестидесятые и начале семидесятых европейское кино активно сопротивлялось американцам, Феллини не только  получил четыре «Оскара», но был и популярным зрительским режиссером. Надо было ответить чем-то убийственным, чтоб неповадно стало. Началось кино аттракционов, мегабюджетное, рассчитанное на специальные кинотеатры с системой Dolby, с массой дополнительных эффектов… Потом к кинематографу подкралась другая опасность – пиратство. Сегодня «Аватар» с этой опасностью справился. Пиратские копии 3D делать пока не научились. Кино становится объемным, это неостановимо, я лично знаю о четырех-пяти проектах, которые поспешно переводятся на 3D.

– А как скоро мы получим объемное телевидение? Или технику для домашнего просмотра объемных картин?

– Думаю, это вопрос трех-четырех лет. Но кино к тому времени шагнет в какое-нибудь 4D, 5D… Противостоять этому сегодня можно, только воспитывая особый сегмент аудитории – тот, которому важен прежде всего смысл. Главная задача российского кино сейчас – не догонять Штаты в технологическом или фабульном плане, не калькировать, не копировать. А попытаться воспитать аудиторию, заинтересованную в сложном и неоднозначном кинематографе, сделанном вдобавок на своем материале. Это должно быть увлекательно, неоднозначно, лучше бы исторично – и без заискивания, чтобы зритель не терял возможности себя уважать.

– Напоследок вот какой вопрос: совершенно очевидно, что сейчас иметь успех может только то, что с опережением падает. То есть надо быть еще хуже, еще глупее, еще пошлее аудитории – и она радостно съест. Вы согласны?

– К сожалению, согласен: мой многолетний опыт работы с телерейтингами показывает, что любая сложность вызывает протест, а чем проще и даже глупей программа, тем выше ее шансы.

– Вот видите: тенденция налицо. Но есть шанс переломить тенденцию и снять то, что оценят лет через двадцать, но зато встать поперек этого потока. Пусть с провальным финансовым результатом. Что бы вы выбрали?

– Вы не учитываете вторую важную составляющую всякой карьеры, помимо денег. Это репутация. Кино ведь у нас делают в основном не из-за денег, а из любви к нему. Значит, репутация важна. Если человек потакает худшим тенденциям и снимает нарочитую дрянь, репутации не будет. Потому что Россия в этом смысле интересная страна: тенденциям-то она соответствует и рейтинги рисует в согласии с ними, а уважает того, кто им противостоит. Я не для того завоевывал репутацию, чтобы терять ее из-за конъюнктуры.

– И будете делать то, что интересно вам?

– Я буду искать третий путь, потому что выбирать из двух – как показывает украинская ситуация – значит почти наверняка пожалеть о выборе.